Зинаида Гиппиус - Том 10. Последние желания

– Нет, я плохо жил, – заговорил он, – я очень плохо жил. Я и теперь не знаю, зачем я живу и как это все будет… конечно, живешь, живешь, – терпишь, терпишь, а потом вдруг-сил не хватает. Я вот теперь именно на краю, пустоты больше не могу вынести. Моя мать, вы знаете, какая, а я – не мог и не могу против нее… уж это – судьба. Каждый человек, конечно, мечтает о спасении, за соломинку хватается, и вот, если бы моя мать согласилась… Я люблю одну девушку, Калерия Александровна, – продолжал он, спеша все сразу высказать и чувствуя, что если остановится теперь, то второй раз не начнет. – Я ее люблю. Она одна могла бы меня спасти, поддержать, а вот мать не хочет… Что же делать, как быть?

Услыхав это признание, Калерии на минуту опять сделалось стыдно, когда она вспомнила свои нелепые мысли о том, что, может быть, Алексей ее еще любит, – стыдно и неприятно. Но она пересилила себя и сказала участливо:

– Ваша мать не хочет вашего брака? Но ведь вы же взрослый человек, ведь это странно и нелепо… Если вы думаете, что в этом ваше спасение, идите против нее…

– Да я не могу! – воскликнул Алексей с отчаянием. – Никогда не мог и теперь не могу! Она сильнее, она погубит меня, а на своем поставит… Но что обо мне, потом… Скажите о вас, Калерия Александровна… Вы – довольны вашей жизнью, – счастливы?

– Я довольна. Моя жизнь простая, ее нечего рассказывать. Вы, верно, интересуетесь, как мы разошлись с вашим другом, Шмитом? Мы, собственно, никогда и не сходились, это была ошибка. Через три месяца после нашей свадьбы выяснилось, что он любит несвежее белье, длинные волосы, черную работу и деревенскую грязь. А я люблю только красивое, музыку и славу. И мы разошлись. С тех пор… Не все ли равно, что с тех пор? Вы знаете, я – актриса, пою в опере, надеюсь со временем петь еще лучше, если не потеряю голоса. Я почти довольна… Но – вы, милый друг, вот где главное! Если б я могла помочь вам… да вряд ли я могу что-нибудь…

Она хотела сказать: «Познакомьте меня с вашей невестой», но остановилась, вспомнив, что здесь, в провинции, многие дамы чуждаются ее общества и боятся ее знакомства.

– Хотите, я поговорю с вашей матерью… – начала было Калерия нерешительно, но Алексей посмотрел на нее с таким ужасом, что Калерия не кончила фразы.

Долго они говорили еще. Алексей становился все откровеннее, высказывался, путаясь и спеша, забывая о собеседнице, только отдыхая на том, что может говорить, а Калерии все больше было жаль этого изуродованного человека с непобедимым ужасом перед собственной матерью. Калерии было жаль, но она чувствовала, что бессильна. Ингельштет ее интересовал.

В беседке, около довольно богатой дачи, на горе, сидела Виктуся с двумя рыжими веснушчатыми мальчиками и занималась с ними арифметикой.

– Ну вот, ну вот, – твердила она слабым голосом, – ежели в бассейн выходят три крана…

Старший мальчик, с вихрами более длинными, перебил ее:

– Ладно, три крана… А отчего у вас, Виктория Федоровна, глаза красные? Вы точно курица мокрая ходите. Вы и о задачах не думаете нисколько.

– Занимайтесь вашим делом, – сказала Виктуся, стараясь придать голосу строгость, но строгости не вышло.

– Нет, – я попрошу маму нанять мне гувернера, – продолжал мальчик. – Что мне с бабьем нюни разводить? Какая вы для нас гувернантка? Вы и в компаньонки к Варе не годитесь: Варя вас терпеть не может.

Виктуся хотела что-то возразить, но в эту минуту у калитки палисадника показалась высокая, прямая фигура m-me Ингельштет, которая заставила Виктусю побледнеть и умолкнуть сразу. Мальчики, напротив, пользуясь предлогом, вскочили и бросились навстречу гостье.

– Здравствуйте, Елена Филипповна, – проговорил старший довольно, впрочем, сдержанно, потому что они оба безотчетно боялись этой высокой, серьезной дамы. – Мама дома, не угодно ли я проведу вас к ней?

– Не беспокойся, милый, я найду дорогу, – сухо сказала она, слегка отстраняя его. – Вы, кажется, занимались? Ступай, ступай к Виктории Федоровне…

И она, издали кивнув головой Виктусе, прошла в дом.

M-me Осокина встретила Елену Филипповну с необычайной ласковостью и почтением. Это была полная дама лет сорока пяти, низенькая, с редкими каштановыми волосами, с толстыми щеками и слегка заплывшими глазками, которые не выражали ничего, кроме хитрости и большой злости.

– Ах, Елена Филипповна! Милости просим! Как вы решились на нашу гору? Когда я была у вас прошлый раз, мне помнится, вашим ногам было хуже. Надеюсь, теперь вы здоровы?

– Благодарю вас, Анна Дмитриевна, как вы поживаете? Что Варенька? Где она теперь, дома?

– Нет, Варя поехала кататься верхом. Знаете, сезон кончается… ведь уже августа вторая половина, скоро все разъедутся; так надо пользоваться последними удовольствиями.

– А что, как дела с Грум-Гржимайло? – произнесла Елена Филипповна с тонкой улыбкой.

Собеседницы сидели в спальной Анны Дмитриевны. Из открытого окна в сад доносились голоса мальчиков.

При вопросе Елены Филипповны Анна Дмитриевна слегка покраснела и сверкнула злыми глазками.

– А! вы не знаете… – протянула она, стараясь говорить небрежно. – Ничего, решительно ничего. Конечно, он ухаживает сильно… Варенька и теперь поехала кататься с ним… но о предложении пока речи не было. Да ведь рано – всего только месяц знакомы… Что ж, я благословлю: партия прекрасная.

«Еще бы ты не благословила, – подумала Елена Филипповна, – только не женится богатый петербургский офицер на твоей халде…»

И прибавила вслух:

– Конечно, завидная партия, если только это состоится…

И она опять улыбнулась.

Анна Дмитриевна поняла, что гостья пришла неспроста, что ей что-то нужно. Она знала, что Елена Филипповна опасна, и ссориться с ней невыгодно.

– Дети – это такая обуза, – продолжала Елена Филипповна. – Учение, воспитание, а там – замужество или женитьба… все это для матери либо горе, либо радость – и всегда забота…

– Что это ваш Алеша не женится? – сказала Анна Дмитриевна. – Хотя, конечно, вырастут у меня сыновья – изо всех сил буду стараться, чтобы они не женились. Девушка – другое дело.

– Да, я держусь того же мнения. Об Алеше я и пришла поговорить. С вами можно быть вполне откровенной. Я буду краткой. Вы замечали что-нибудь за вашей молоденькой родственницей, гувернанткой?

Лицо Анны Дмитриевны выразило живейший интерес и участие.

– Да, знаете, – произнесла она, как бы извиняясь. – слухом земля полнится… Говорила что-то Варя, но не помню теперь. Я думала – пустяки какие-нибудь. Она, эта Виктуся, – ужасная обуза для меня… С одной-то молодой девушкой не знаешь, как справиться, а тут другая – тоже в некотором роде на попечении. В гувернантки она и не годится совсем, мои мальчики уже велики. Были у меня относительно ее кое-какие соображения, но еще ничего не знаю.