Олег Сурнов - Дезертир

... - Чертов дождь, опять зарядил . Почему он не может полить тогда, когда я этого захочу?

Полковник Генрих Майн сидел скроенном табурете, китель его был расстегнут, в одной руке дымилась последняя сигарета, тогда как другая сжимала стакан с местным мутным пойлом. За деревянным столом сгрудилась кучка его солдат. Почти все они были пьяны.

День ничего не принес, да и что он мог принести? Всех жителей деревни, всех двенадцать человек, за исключением девки, которую он запер на чердаке, Майн со своими солдатами согнал в одну избу, где и оставил до принятия решения по поводу их судьбы. Десять из двенадцать уже были почти старики, да двое детей - пацан и девчонка.

Был еще кузнец со своей женой, но тех пришлось пристрелить, зачем сопротивляться, когда немецкий солдат хочет осчастливить твою жену...

... Кузнец раздробил череп рядовому Каю Дорфу практически одним ударом. Ну и получил пулю. Женщину конечно можно было оставить, да черт с ней. У него есть самка, а на остальных ему плевать.

"Все равно все скоро сдохнем," - эта мысль настолько ярко отпечаталась в мозгу у Майна, что он практически протрезвел. Тяжело повернувшись на табурете, полковник Генрих Майн в мрачном ожидании уставился на дверь, как будто оттуда мог появиться мертвый кузнец...

... или кто-то другой? О ком он позабыл, кто был давным давно. Но кто?

Воспоминания нашли на него как дождь, внезапный и непокорный:

"Тяжелый удар по черепушке ублюдочного Кая Дорфа... тело без единого звука падает на землю... Все равно он бы пристрелил его за нарушение дисциплины, или за что-нибудь другое, нет, но что не говори, а дисциплину-то надо соблюдать, даже здесь, в этом проклятом месте... потом он стреляет в кузнеца, в крепкого мужика, который вряд ли когда бы согласился служить ему... мужик еще жив, и видит, как забивают до смерти его жену... ничего, я мог бы приказать затрахать ее до смерти...

...затрахать. Он трахает белобрысую девку здесь, в этом доме, на этой тахте, на которой сейчас развалился один из его солдат...

... Солдат.

... Все. Приехали."

Генрих Майн вспомнил, и пожалел, что начал вспоминать. Он подумал о том, что лучше даже было бы напиться, да так, чтобы и не помнить ничего и никогда и не вспоминать. Но он уже вспомнил, и он нашел, то, что искал, а может быть нашли его...

... И в дверь постучала ночь.

Мощный удар пробил дыру в двери, и лезвие странной формы выползло с той стороны дождя.

Полковник, вначале отшатнувшись, медленно подошел к выходу из дома и открыл дверь. Он открыл ее полностью, дабы больше не сомневаться в своих опасениях. Полночный визитер, тот, кого он ждал, стоял там, под дождем, под чертовски мерзким дождем, и смотрел прямо в глаза Майну.

Фигура казалась светившейся в дожде, как наэлектризованная.

Полковник на мгновение остолбенел, полностью выключился. Но только на мгновение. Человек из дождя что-то крикнул ему и начал отдаляться.

Майн, прийдя в себя, обернулся и увидел, что его подчиненные тоже вглядываются в дождливую ночь. Некоторые удивленно привстали, никто уже не смеялся и не пил.

- Что он сказал? Кто-нибудь расслышал? Клаус?

- Он зовет нас поиграть, полковник.

- Поиграть?

- Да. В игру на выживание. Пока что он ведет.

- Что этот рядовой может сделать? Он же один, а нас восемь, и мы настоящие солдаты, и мы господа, не так ли?

Полковник, явно нервничая, все больше повышал тон.

- Собраться, живей!

Наиболее пьян был ефрейтор Шульц Каффер, но и он стал заметно трезвее. Страх пробрался к каждому в душу и выветрил оттуда весь алкоголь.

Когда они вышли на улицу, ввосьмером, каждый при оружии, дождь как будто прекратил идти, но только затем, чтобы завести их в заблуждение и полить еще обильнее, не лаская, а избивая их усталые лица и души.

- Держитесь пока что друг друга, на нравится мне все это.

Что-то просвистело в ночи, и здоровенный топор грубой формы раскроил на две части голову одного из солдат.

В ответ раздалось несколько очередей. Охваченные страхом, люди палили во все стороны, но дождь итак проделал достаточно дыр в ночи, чтобы эти выстрелы были существенны.

- Прекратить, прекратить! Ублюдки...

Майн орал на своих солдат, не замечая, как на землю свалились еще двое. Это были ефрейтор Шульц Каффер и солдат по имени Генрих.

Темно. На чердаке.

Здесь всегда было темно, сколько она себя помнила...

Темно. Но не страшно, даже сейчас...

... Когда-то давно, в детстве, она много раз была здесь. Здесь было интересно, еще как интересно, забираться сюда одной и сжавшись в комочек, прислушиваться к таинственным шорохам, странным поскрипываниям и щелчкам...

Иной раз, кто-то маленький пробегал по ее голой ноге или руке, и приятно пощекотав кожу, убегал...

Нет, она не боялась. Чердак был всегда ее тихим убежищем от тех, кто ее не понимал. Ей нравилось, оставшись одной, преисполняться странным возбуждением, исходящем из темноты и покоя, ей нравилось гладить саму себя и ласкать, приятный запах сена проникал в еще совсем юную девочку, и она сладко засыпала, позабыв обо всем и обо всех.

Голова закружилась, темнота начала таять, и все, чего было и не было видно, пропало. Воспоминания приятно плескались в ее мыслях, и Саша не заметила как заснула. И все хорошо было в ее сне, если бы не странные крики, доносившиеся снаружи ее сна. Если бы не громкие свистящие звуки, похожие на выстрелы, так бы она и осталась там, восьмилетней девочкой, лежащей на охапке сена и убаюкивающей саму себя, возбуждаясь и ласкаясь, засыпая, засыпая...

... Она дернулась, как ужаленная. Что-то прогрохотало подле нее и пронзило сны, разорвав их на мелкие клочья...

- Кто здесь?

Ответа не последовало, но он был ее и не нужен. Чувства вновь играли более важную роль, чем слова.

"Он пришел, - она это знала, - тот, кого она может быть любит.

Он должен был прийти, но чьи это шаги? Шаги на лестнице, на лестнице, ведущей к чердаку..."

Темно, здесь всегда было темно...

Сколько она себя помнила...

Да. И здесь всегда было два выхода... Тот, кто пришел за ней - не тот, кто ее любит. И тот, кто пришел за ней - он больше не сможет ее найти. "Никогда..."

Дверь на чердак с лязгом распахнулась, слабая туманная полоса света сильно просветлила пыльный чердак. Большой грузный человек стоял в дверях, он всматривался в то самое место, где оставил свою пленницу, но она уже выбежала в ночь и бежала туда, где ветер и дождь играют в свои холодные игры, где сейчас так близка смерть, и где сейчас тот, кого она может быть любит...

... Тебе не удастся меня прикончить, ты, солдат рваной армии, - Отто Диггер лежал на мокрой земле, прячась за огромным стволом обгоревшего дерева, - ты меня слышишь?

Но никто не отозвался. Чертов солдат уложил уже четверых. Да еще куда-то делся Клаус.