Александр Герцен - Том 1. Произведения 1829-1841 годов

Независимо от вопроса о переработке первоначальной редакции «О себе» (о чем ниже), опубликованный Пассек небольшой отрывок из владимирской автобиографии («студентская оргия и прогулка», о которой Герцен писал Н, А. Захарьиной) никак не мог заполнить пробел между двумя журнальными публикациями «Записок одного молодого человека», то есть не мог заменить описания всего университетского периода.

В предисловии 1852 г. к «Былому и думам» («Братьям на Руси») Герцен писал о «Записках одного молодого человека»: «Два отрывка, искаженные цензурою, были напечатаны. Остальное погибло; я сам долею сжег рукопись перед второю ссылкой, боясь, что она попадет в руки полиции и компрометирует моих друзей». Если Герцен действительно сжег перед второй ссылкой часть автобиографии, касавшуюся университетской жизни, дружеского кружка и проч., то произошло это уже после сдачи первой части «Записок…» в печать, так как в III Отделение Герцен был вызван в начале декабря1840 г. Очень возможно, таким образом, что сожженная рукопись принадлежала уже не к владимирской редакции автобиографии, а к позднейшей, известной нам по напечатанным отрывкам «Записок…».

Что «Записки одного молодого человека» представляют собой не просто отрывки из рукописи повести «О себе» (оставшиеся после исключения мест, чересчур интимных, а также невозможных с цензурной точки зрения), а ее новую редакцию – в этом нас, прежде всего, убеждает резкое изменение объема произведения. Из писем Герцена 30-х годов явствует, что отдельным периодам и эпизодам его жизни в повести «О себе» отведены были целые главы или «отделения»: «Дитя», «Огарев», «Деревня», «Пропилеи», «Студент» и т. д. Между тем в печатном тексте «Записок…» эти периоды и эпизоды передаются двумя-тремя страницами, иногда абзацами. Подобное изменение масштабов не могло быть достигнуто простым сокращением, оно требовало новой структуры повествования, которая и была осуществлена. Об этом свидетельствует, в частности, то обстоятельство, что в журнальной редакции автобиографии – в «Записках…» –, рассказ ведется от первого лица, тогда как в комментируемом фрагменте рукописной редакции, в описании «студентской оргии», авторское я отсутствует.

Таким образом, дошедший до нас отрывок из повести «О себе» и «Записки одного молодого человека» принадлежат к разным редакциям автобиографии Герцена 30-х годов; при этом журнальный текст «Записок…» также представляет собой только отрывки (к тому же искаженные цензурой) из утраченной рукописи второй редакции.

В действующих лицах «О себе» легко угадать основных участников кружка Герцена – Огарева 30-х годов. «Худощавый юноша с выразительным, умным взором» , – сам Герцен, «молодой человек в сером халате» – Огарев (дальше они именуются Саша и Ник), «Упсальский барон» – Кетчер, «магистр математического отделения» – Савич, «молодой человек с выразительным лицом» – Сазонов, «рыцарь из Тамбова» – Сатин, «кандидат этико-политический» – В. Пассек, «водевилист» – возможно, Соколовский (предположительная расшифровка Я. 3. Черняка).

В сохранившейся части главы VII – «О себе» – изображены три беседующие пары: Савич – Сазонов, Сатин – Пассек, Герцен – Огарев. В образе Сатина Герцен осуждает идеалистическую оторванность от действительности: «Его фантазия была направлена на ложную мысль бегства от земли». В 1838 г. Герцен уже крайне отрицательно относился к деятельности В. Пассека, примкнувшего к реакционно-славянофильской группе Погодина – Вельтмана. Тем не менее он, вспоминая прошлое, противопоставил В. Пасека – Сатину, изобразив первого представителем революционного, героического романтизма. Иначе построен диалог другой пары, подчеркнуто теоретический. Изображая спор о материализме и идеализме между «магистром» (Савич в 1833 г. получил степень магистра астрономии) и «студентом» (Сазонов), Герцен освещает особую роль Савича, в будущем – академика и крупного русского астронома, в жизни кружка как «представителя материализма XVIII века». Наконец, диалог третьей беседующей пары – Герцена и Огарева – приоткрывает политическую проблематику кружка. «За здоровье заходящего солнца на Воробьевых горах! – Которое было восходящим солнцем нашей жизни…», – так заканчивается этот диалог. Тема самоотверженной революционной деятельности на благо русского народа и всего человечества скрещивается здесь с темой дружбы, которая понимается не только как «единение родственных душ», но и как братский союз борцов за свободу и справедливость.

…большого дома на Никитской …– Дом у Никитских ворот в Москве, принадлежавший отцу Огарева (дом сохранился, ныне в нем помещается кинотеатр).

…стенторский голос… – В «Илиаде» изображен Стентор – троянский воин, обладавший громовым голосом.

Bonhomme Patience – персонаж из романа Жорж Санд «Мопра» (1837 г.).

Молодой человек, прикованный к этому Кавказу, испещренному зодиаками… – «Кавказом, испещренным зодиаками», Герцен называет астронома Савича: к нему «прикован» (подразумевается – как Прометей в мифе) – Сазонов. Вандомская колонна – его надгробный памятник. – Впоследствии в статье «Дилетанты-романтики» Герцен подробнее развил мысль о том что с падением империи Наполеона рухнула культура, включавшая в себя традиции французской революции и Просвещения и, тем самым, элементы «материализма XVIII века».

С тех пор магистр окончил нивелирование Каспийского моря, студент объехал пол-Европы… – В 1836–1838 гг. Савич был командирован из Дерпта на Кавказ для нивелирования пространства между Каспийским и Черным морями. Сазонов, случайно уцелев при разгроме кружка в 1834 г., отправился за границу, где пробыл до 1835 г.

…punch cardinal – вид пунша.

…Schiller, décreté citoyen de la république une et indivisible… – В 1792 г. Шиллер был провозглашен гражданином Французской республики.

…en parlant des prisioners, lors du siege d'Ancône …– Речь идет об итальянском порте Анкона. В комментируемой шуточной речи умышленно спутаны события разных эпох. Знаменитая осада Анконы имела место в 1799 г. После героического сопротивления французского гарнизона город был сдан австрийцам, обязавшимся на почетных условиях отпустить своих пленников. В 1832 г. войска Луи-Филиппа заняли Анкону (для противодействия австрийцам, вторгшимся в Папскую область) и удерживали ее в своих руках вплоть до 1838 г. При этом оккупационные войска «короля-гражданина» сохраняли в Анконе притеснительный папский режим. Шуточный монолог касается, таким образом, весьма злободневных в 1837 г. событий и имеет тем самым политический подтекст. Здесь проявляется то критическое отношение к Июльской монархии, которое сложилось у Герцена – и вообще у русской передовой молодежи – уже в 30-х годах.