Александр Герцен - Том 6. С того берега. Долг прежде всего

Поэтому в противоречии со своим исходным положением о том, что движение истории не знает предела, что старое уступает место новому, Герцен допускает, что само историческое развитие человечества может быть уподоблено «вечной игре жизни», такому «perpetuum mobile», которое напоминает собою движение маятника (см. «Эпилог 1849»). Из такого представления возникает и глубоко пессимистическая мысль о том, что самая победа социализма в конечном счете способна довести положение общества «до крайних последствий, до нелепостей», что и вызовет вновь протест «революционного меньшинства» и необходимость «грядущей неизвестной нам революции».

Противоречивы и мысли Герцена о возможностях общественной активности передового человека в обстановке поражения революции. Герцен стремится к «сознательному действию», способному оказать влияние на общественную жизнь и ход истории, но считает, что такого действия «не может еще быть». В предпоследней главе «С того берега» – «Omnia mea mecum porto» – Герцен говорит уже лишь о возможности «отрицательного действия», о том, что передовой человек вправе целиком уйти во «внутреннюю работу», даже «начать независимую, самобытную жизнь» в стороне от гибнущего старого мира. В этой связи большой интерес представляет обращение Герцена к образам римских философов первых веков нашей эры.

Еще в «Письмах об изучении природы» Герцен касался исторической роли этих мыслителей как пессимистических и пассивных свидетелей разложения Рима и возникновения христианства. Он упоминал о том, «какие страшные слова вырываются иногда у Плиния, у Лукана, у Сенеки… Какая усталь пала на душу людей этих, какое отчаяние придавило их!» (т. III наст, изд., стр. 209). Эта характеристика была связана с проводившейся Герценом аналогией между появлением христианства в первые века н. э., с одной стороны, и ростом социалистических учений в 30-40-е годы XIX века – с другой.

Но если в годы работы над «Письмами об изучении природы» Герцен ожидал скорого и легкого торжества социализма, то «С того берега» отражает крушение этих надежд. Поэтому существенным образом меняется и отношение его к тем римским философам начала н. э., пессимизм которых Герцен резко осудил в «Письмах».

В заключении главы «Consolatio» Герцен подчеркивает проницательность их пессимизма – «они не испугались истины». Эти слова вложены здесь в уста скептику-доктору. Но из письма Огареву от 10 июня 1849 г. видно, что Герцен проводил параллель между точкой зрения этих философов и своей собственной, правда, лишь по отношению к западноевропейским событиям. Об этом свидетельствует письмо к М. Гессу от 3 марта 1850 г., где Герцен говорит: «<���…> моя позиция наблюдателя определяется моей национальностью; я физиологически принадлежу к другому миру, я могу с большим равнодушием констатировать страшную язву, которая снедает Западную Европу. <���…> мы, русские, находимся в совсем ином положении, чем римские философы – те не имели ничего, кроме своей мысли, мрачной и гордой <���…> Мы же, наоборот, только ждем, когда выступить». Большой интерес представляет также письмо к Маццини от 13 сентября 1850 г., в котором Герцен выступает против истолкования «Omnia mea mecum porto» как проповеди общественной пассивности. «То, что я требую, что я проповедую, это – полный разрыв с неполными революционерами… Не думайте, что с моей стороны это – предлог отказа от дела. Я не сижу сложа руки, у меня еще слишком много крови в жилах и энергии в сердце, чтобы мне нравилась роль пассивного зрителя. С 13-ти лет и до 38-ми я служил одной и той же идее, имел одно только знамя: война против всякой установленной власти, против всех видов рабства во имя безусловной независимости личности». А 1 июня 1851 г. датировано признание Герцена в том, что содержащийся в названной статье призыв «лично начать новую жизнь» был несостоятелен (см. т. V наст. изд., стр. 209).

Позднее, в «Былом и думах», в главе «1848», Герцен также дал критическую характеристику тех выводов, к которым он пришел в «Omnia mea mecum porto».

В данной связи существенно и то, что в немецком издании «С того берега» были даны письма к Г. Гервегу («Россия») и к Маццини, в которых указывалось на возможность того, что будущее человечества и его судьбы окажутся связанными с Россией (см. комментарий к этим произведениям). Крайне противоречивы и некоторые высказывания по вопросам эстетики, содержащиеся в книге «С того берега». С одной стороны, Герцен предвидит, что культура, искусство не могут оставаться достоянием «развитого меньшинства», но, с другой – вкладывает в уста доктору из «Consolatio» мысль о том, что красота и «страшное богатство сил» недоступны и, повидимому, останутся недоступными народу – «все это не относится к массам, ко всем».

Заслуживает внимания вопрос о заголовке «С того берега». 4 марта 1850 г. Герцен писал М. Гессу: «Заглавие моей брошюры ввело в заблуждение очень многих и в том числе Вас, дорогой господин Гесс. Я написал ее в Швейцарии, и «С того берега» означает только – за рубежом революции, больше ровно ничего».

Имеется однако косвенное доказательство того, что уже тогда Герцен порою вкладывал в этот заголовок более значительное содержание. В письме к Т. Н. Грановскому и другим московским друзьям от 27 сентября 1849 г. содержится фраза: «<���…> вы вправе спросить: кто же с вами на одном берегу?»

Во всяком случае в печати и в эпистолярных и устных высказываниях современников заглавие «С того берега» было понято как указание на идейную позицию автора.

Впоследствии в черновом варианте обращения к сыну сам Герцен дал иное истолкование «того берега», нежели то, которое содержится в письме к Гессу. Говоря о мосте в будущее, по которому пройдет будущий человек – строитель грядущего, Герцен в черновом варианте обращения писал: «Ты, может, увидишь его <���будущего человека>… не останься на том берегу… Лучше с революцией погибнуть, нежели спастись в богадельне реакции» (см. стр. 440 настоящего тома).

Здесь «тот берег» понимается как берег революции, противопоставленный берегу реакции. Тот же смысл вложен в окончательный вариант обращения к сыну, напечатанный в изданиях 1855 и 1858 годов (см. примечание к стр. 7).

Книга Герцена произвела огромное впечатление как в России, так и в Западной Европе и сыграла значительную роль в идейной жизни и борьбе эпохи.

В России списки глав «С того берега» ходили по рукам. В письме к С. Ф. Дурову от 26 марта 1849 г. А. Н. Плещеев отмечал: «Рукописная литература в Москве в большом ходу. Теперь все восхищаются письмом Белинского к Гоголю, пьеской Искандера «Перед грозой»…» («Философские и общественно-политические произведения петрашевцев», Госполитиздат, 1953, стр. 723).