Феликс Светов - Чижик-пыжик

Меня уже несло. Да, писатель обречен на поражение, продолжал я свою речь. Он создает нечто из ничего, из мелькнувшего чувства, ощущения, мелькнувшей мысли. Он создает характер, - как Господь Бог человека из глины. Но он всего лишь человек, а потому созданное им, даже в самом удачном варианте, в самом гениальном воплощении его мысли, ощущения или чувства никогда не будет абсолютно созвучно задуманному. Только он сам знает о своем поражении, и только он один может о нем судить...

Вот что такое творчество, скажу я им, и вот чем на самом деле должен заниматься писатель. Как бы он ни страдал от того, что происходит вокруг - с ним и с тем, что ему дорого, как бы ни гремели в нем его гражданские чувства. Он может выразить эти чувства на бумаге и тем помочь людям, которые способны его понять. Но это его собственный выбор, и он волен, как любой его соотечественник, плотник или доярка, оставить свое дело и заниматься реальной политикой. В этом тоже его свобода. А власть всегда временна, и ее усилия имеют в виду, в лучшем случае, всего лишь сиюминутный успех... Выбирайте...

Очень напыщенно, подумал я, и мне стало неловко...

- Что с тобой? - услышал я за спиной. - Почему ты завернулся в полотенца, отдал мне все одеяла?.. Я спала, как мертвая, прости, пожалуйста... Больше такого не будет.

- Хорошо бы, - сказал я, - эта воробьиная ночь оказалась позатейливей первой.

- Правда, прости, я не понимаю, что со мной и почему.

- Пить надо меньше, - процитировал я младшего брата. - Ты помнишь битовского зайца?

- Какого зайца?

- Тогда, на твоей выставке, он со своим другом-скульптором предложил проект и демонстрировал золотого зайца. Они поставят его на верстовом столбе в Михайловском.

- Там была толпа, и все говорили хором. Я не разобрала.

- Надеюсь, не золотого, - продолжал я, - золотого унесут первой же ночью. Бронзового в ночь следующую. А медный простоит неделю, и его найдут в скупке. Если повезет. У нас охота на медь - ты не слышала? Провода срезают на десятки километров.

- Ну и что? - спросила она.

- Ничего. Просто заяц бывает нужен, когда не хочется делать то, что ты, быть может, делать должен. С точки зрения нравственного императива. Или не должен. В этом твоя свобода. И об этом - мой доклад.

- Я ничего не поняла, но, наверно, пора вставать.

- Пожалуй, тем более, я как бы и не ложился...

И тут зазвонил телефон.

- Вы собираетесь завтракать? - сосед, московский приятель. - Шведский стол в том самом ресторане, где вчера... Через пять минут.

- Через полчаса, - сказал я.

- Через полчаса я должен вернуться в номер, у нас срочная работа. Тогда увидимся вечером.

- Ты не будешь на моем докладе? - спросил я.

- Я же объяснил - я занят. Мой доклад, кстати, завтра, и мне надо еще и к нему...

Человек работает сутками, а я лезу к нему со всякими глупостями. Мне стало стыдно.

Зато я успею в душ и, быть может, даже побреюсь...

В ресторане - другой интерьер, светло, столики, столики, народу, как на вокзале...

Пива не было видно. Мои коллеги кушали йогурт и пили кофе.

Огромная стойка: салаты, сыр-колбаса, жареная картошка, жареная рыба, жареное мясо, макароны в соусе...

Я онемел. Всю жизнь я хочу есть: папу убили, маму посадили... Первый раз наелся, когда мама вернулась из лагеря, потом одна, вторая, третья жена - но они как бы не по этому делу, хотя порой, но крайне редко, и у них бывали гастрономические фантазии... Последние десять лет я воспринимал еду вообще только закуской. Но если случалось, меня, бывало, не удержать...

- Гуляем по всему буфету, - сказал я и взял глубокую тарелку.

Следовало, конечно, выработать систему, но я не успел, испугался, что все это великолепие мгновенно исчезнет. И принялся накладывать все подряд: салаты, жареную картошку, рыбу и мясо, макароны в соусе и что-то еще.

Когда я шел к занятому ею столику, похожие на морских офицеров официанты глядели на меня с уважением, а иностранные коллеги - с восхищением.

Моя девушка кушала кофе. Даже без йогурта.

- Покарауль миску, - сказал я, - и не торопись с кофе. Я сориентируюсь насчет пива.

Пиво продавали в баре. Я взял три бутылки - "Балтика", третий номер.

- Ты справишься? - спросила моя Анна Каренина.

- Мне нужны силы для доклада. Боюсь спутать зайца с этим, как его... Александром III. Хотя они и не похожи. Помнишь, у Мраморного дворца?

- А может, скажем - ты заболел? Это я виновата, ты не спал всю ночь.

- Ты очень заботливая. И совестливая, - сказал я. - Но я должен отчитаться за билеты и всю эту роскошь.

Нас посадили в автобус. Может, тот самый?.. Я тщательно обшмонал салон, лазил под сиденья - крутых яиц не было. И красной икры тоже.

Я не успел усесться и отдышаться, мы уже остановились. Опять Фонтанка!

У дверей нас ждала Тина, мерцала глазами.

- Я спала как мертвая.

- Она тоже, - сказал я.

Тина посмотрела на меня с сочувствием.

- А Изольда всю ночь проплакала, - продолжала она, - с утра я ее утешала: убеждала, что ты хороший, но она...

- Я хороший, - согласился я, - мне просто не везет с бабами, у них идеи или обстоятельства. Одной я предложил поехать в Австралию, но она... Ты помнишь, я про это рассказывал. Другую привез в Санкт-Петербург, а...

Тут моя барышня подошла, и я заткнулся.

Дворец, мраморная лестница, большой зал, длинный стол, микрофоны, наши евро-азиаты и эти. Мы сели втроем.

- Ты правда ко мне хорошо относишься? - спросил я Тину, она сидела слева.

- Я тебя обожаю, - сказала она, - если б я не была ее подругой...

- Тогда принеси, - сказал я, - а то мне сейчас отсюда уже не выйти - вдруг позовут к микрофону?

Тина раскрыла сумочку. Я заглянул. Дамские сумочки очень вместительны.

- Я подумаю насчет твоего предложения, - сказал я.

- Изольда права - ты скотина, - она и впрямь была возмущена. И закрыла сумочку.

- Я пошутил, - сказал я, - от смущения.

На столе стояли бутылки с водой: я налил в один стакан воду, а она под столом - в другой.

- С утра можно и понижать, - сказал я, - иначе бывает трудно разобраться с тем, что ты должен сделать, чтоб отстоять свою собственную свободу. Выбрать. Или - или...

- О чем вы все время шепчетесь? - спросила справа моя Анна Каренина.

- Я пересказываю кое-что из тезисов...

Мне дали слово через час, и за это время мы с Тиной успели повторить.

Наверно, я был не слишком красноречив и едва ли точен. Когда я рассказывал о том, как на зимней дороге из Михайловского в Петербург трамвай чуть было не переехал зайца, переводчик открыл рот и замолчал.

Напротив меня, через стол сидел очень знаменитый московский писатель, мы были едва знакомы, и я не знал, что он тоже приехал. Он реагировал очень живо, смеялся, подмигивал и что-то такое изображал пальцами. Для оратора всегда очень важен конкретный слушатель. Я обращался только к нему и закончил с подъемом: