Игорь Свинаренко - Наши люди

Елена Владимировна показывает мне шкатулку с лаковой картинкой "Грачи прилетели". Там написано -- "От дочери и внучки Валентины (Люси) Шульгиной". Люся -- это была ее кличка.

-- Вы с братом были дружны?

-- Мы были страшно дружны! Правда, когда мы жили в Петербурге, на Морской, -- мы почти никогда не общались! Жили на разных этажах и виделись только за завтраком и обедом. Больше виделись, когда приезжали в Выру, в имение. Мы подружились страшно, когда оказались в Крыму, мне было 13 лет, а ему 19. Мы часами были вместе... Он меня научил...

Наступила пауза. Она вспоминала то лето, -- а поди вспомни, когда уж 80 лет прошло. Пока она молчала, я вдруг придумал престранную мысль... Я в эту паузу был ударен мыслью про Лолиту! При чем тут это? При том, что Елена была тогда страшно симпатичной и привлекательной нимфеткой -- иначе, подумайте, с какой бы стати взрослый юноша стал возиться с такой пигалицей? Это единственно возможное оправдание... Но она-то была недоступной! Совершенно так же, как несовершеннолетняя Лолита, и даже еще больше -- будучи родной сестрой. Не буду вам вслед за Набоковым еще раз повторять писательские слова про то, что сюжет он взял из головы и только из нее одной. Но откуда это взялось в голове?

Я представляю себе, причем с необычайной, автоматической легкостью, как это видение измучивает его. Видение девочки, которая смотрит на него влюбленными глазами (какими же еще она могла смотреть на старшего брата, красота которого ей помнится и через 80 лет?), -- но никогда, ни-ког-да не будет ему принадлежать? Или будет, -- это я про набоковский роман "Ада", списывающий плотскую любовь брата и сестры.

И вот через 80 лет мадам Сикорская, 92-х лет, продолжает:

-- Научил меня... огромному количеству вещей. Он ведь был специалист по бабочкам! И меня он научил различать бабочек. Он меня пытался научить рисовать, он сам чудно рисовал, великолепно. Его учил Добужинский! Он мог бы быть художником, если б хотел. Он познакомил меня со стихосложением -- по системе Андрея Белого. Как бы вам объяснить, что это такое... Составляется схема по ударениям в стихе, понимаете, и потом это соединяется, и чем сложнее схема, тем сложнее стихотворение.

Он мне много книг подписал, и там рисунки его. Если бы я написала в Америку, что у меня есть книги с его рисунком, на первом листе, -- так это же дикие деньги! Но я, конечно, этого делать не буду, это уж мой сын решит, что он будет делать с этим. Его невеста предпочла офицера

-- Как вы проводили время там, в Монтре?

-- Во-первых, мы очень часто играли в scrabble, вы не знаете этой игры? По-русски она называется "Эрудит", в России есть такая игра, она несколько проще и другие правила, но идея та же. Это такие квадратные фишки с буквами, и вот вы составляете слово. Гениальная игра... Я в нее могу играть часами. Как раз завтра приходит мой партнер, один русский, который тут живет, по фамилии Трусов, он работает здесь, в международной организации по патентам, и мы с ним сражаемся. Последний раз я его обыграла, он ушел рыдая.

Ну вот. Играли, разговаривали, потом ужинали. Потом он меня провожал на вокзал, и я ехала домой.

-- Ваша какая любимая книга -- из его?

-- "Дар"! Я считаю, что это вершина его. Я хорошо помню ту берлинскую жизнь. Эти описания, как он ходит купаться в Грюневальд. Боже, сколько я там раз бывала, в этом Грюневальде! Очень интересно, что в Берлине русская эмиграция была почти что только еврейская. В моем классе в русской гимназии нас было человек двадцать, так только трое из нас не были евреями, я и мои две подруги.

-- И там, в Берлине, он ведь познакомился с будущей женой?

-- Это позже, а сперва у него был роман с другой женщиной.

Ее звали Светлана Зиверт, ее семья была из балтийских немцев. Они были обручены и даже кольца носили. Но мой брат не имел никакой работы, -- так, он то учил боксу, то давал уроки русского языка. Денег не было! И в конце концов родители этой его невесты решили, что она не должна выходить за него замуж. И Светлана ему отказала. Читали ли вы его стихи? Там целый цикл посвящен этому роману. Он очень переживал.

-- Он разочаровался в женщинах, как это иногда бывает в молодости в таких случаях?

-- Нет, разочаровался не в женщинах, а в Светлане...

Она пережила его на очень много, она умерла только в прошлом году, в апреле -- в Америке. Она жила в таком русском полумонашеском доме в Нью-Йорке. Эта Светлана была на год старше меня -- значит, она умерла в 92 года. Она вышла замуж за русского, из офицеров, в Берлине. Но скоро разошлась с мужем -- он был ужасный человек, он бил ее. В Америку она уехала одна...

-- Брат вам рассказывал про эту несчастную любовь? Вы же были страшно дружны...

-- Нет. Брат никогда об этом не говорил. А стихи про это были:

Иль дула кисловатый лед,

прижав о высохшее небо,

в бесплотный кинуться полет

из разорвавшегося гроба?

Нет, я достойно дар приму,

великолепный и тяжелый,

всю полнозвучность ночи голой

и горя творческую тьму.

А с Верой он встретился почти сразу после разрыва со Светланой. И вот она как раз... не то чтобы воспользовалась, я не хочу этого сказать -- она как раз именно попала в должную минуту, когда он оказался один. Они познакомились на балу каком-то русском, она была в маске и не сняла эту маску, несмотря на его просьбы, а потом они где-то встретились, и он как-то узнал, что это она была под маской...

Солженицына не читал,

телевизор не смотрел

-- Однажды к вашему брату хотел приехать Солженицын -- и не приехал. Вы помните?

-- Да... Он хотел с ним встретиться как с человеком, который выказал очень большую храбрость, в этом смысле.

-- А читал он книги Солженицына?

-- Нет. Нет...

-- Он расстроился, что Солженицын не пришел?

-- Нет.

-- Кого он читал из современных русских писателей?

-- По-моему, никого. Он признавал только... ну вы знаете, их двое писало... похождения... Ильф и Петров! Он считал, что это замечательная книга -- "12 стульев". И еще Окуджаву мой брат очень любил.

М-да, советскую литературу Набоков ужал до крайности. Поэзия -Окуджава, проза -- Ильф и Петров. А больше ничего и не было. Может, точно -не было?

-- А из американцев он кого уважал?

-- У меня сейчас что происходит -- я фамилии не помню. Такой недостаток памяти. Помню... Миллер такой... который писал довольно неприличные книги. Брат считал, что это полное ничтожество.

-- А телевизор он смотрел?

-- Никогда! Нет, впрочем, один раз было такое. Когда? Ну вот подумайте! Угадайте! Да. Американцы на Луне. Только для этого! Это его страшно волновало. Он считал это замечательным и невероятным. И вот тогда телевизор взяли напрокат и тут же унесли назад.

-- А он не говорил патриотически, что все-таки русские первыми полетели?

-- Не было такого разговора. Вообще он не интересовался событиями. Я думаю, что он никогда в кинематографе не был. Грустно -- я любила музыку, а он терпеть музыку не мог. Никогда ни на один концерт не ходил.