Григорий Свирский - Бегство (Ветка Палестины - 3)

- Тут знаете сколько проходят?" - недоумевала служба. - Если обворовали, обратитесь в уголовный розыск?

- Спасибо за совет, - сказал обескураженный Саша и в последующие дни поднял на ноги все еврейские организации Москвы. Евреям было не до беглецов из Израиля. Москвичи ждали военного переворота, о котором предупреждала печать. Во всех домах только о том и говорили. Тем не менее, добровольные помощники Саши звонили во все концы: - Трубашники! Из Израиля!

За неделю Саша объехал десятки еврейских семей, как уезжающих в Израиль, так и покинувших его. "Ердим' - по точному смысла слова "спустившиеся с горы Сион" - помнили всех, кто "спустился" в Москву и год назад, и неделю назад.

Некоторые "ердим", узнав, что он из Израиля по делу, не отпирали дверей. Немолодой изможденный человек в грязной футболке, сидевший за столом, услышав вопрос Саши, обхватил руками голову и принялся повторять, как сомнамбула: "Как я мог им поверить? Как мог поверить шпане, местечковым шаманам?.." - Поднял глаза на Сашу. - Мать твердила мне: "Я родилась в местечке. Евреям нельзя жить вместе". - И снова обхватил голову руками: "Я придумал себе мираж. От безысходности придумал. Как мог им поверить?! Как мог..."

Трубашников не видел никто. Исчезли без следа. В конце второй недели отчаявшийся Саша вдруг вспомнил, мать Софы некогда была артисткой кордебалета Большого театра.

Большой театр стоял в лесах. Двери на замке. С трудом Саша разыскал администратора театра, давшего ему несколько телефонов пенсионеров кордебалета. Через час он уже разговаривал по телефону с матерью Софы, у которой Трубашники переночевали, а утром занял очередь на Фрунзенской набережной, в кассы Аэрофлота. Ни за какие деньги билета достать было нельзя, но за доллары... Билета в город Феодосию Александру Казаку, как иностранному гражданину, не продали: запретная зона, и он вылетел в Симферополь. До номерного завода под Феодосией осталось рукой подать.

Знал бы Саша, в какое время он попал на Черноморье?! Один военный корабль поднял, вместо советского, украинский национальный флаг с трезубцем. И, без разрешения, ушел из Севастополя... в Одессу. Другой развернул русский андреевский флаг. Саша и представить себе не мог, какая паника охватит восточный Крым, когда в проходной военного завода он спросит о семье Трубашник и предъявит, по требованию охраны, даркон - синий израильский паспорт...

В городскую тюрьму Симферополя его отправили под усиленной охраной, допрашивали две ночи подряд.

- Ваше счастье, господин Казак, что времена переменились, -сказал на прощанье молодой и неправдоподобно вежливый полковник госбезопасности, -а то бы вы задержались у нас надолго. Настоятельно советую вторично в наши края не показываться.

Глава 9 (32)

"ЗАГОВОР СИОНСКИХ МУДРЕЦОВ"

"Аэрофлот" унес Сашу Казака в Москву, а суд, казалось, все еще продолжается. Ни мягкий приговор, ни благоразумные увещевания Эли не успокоили тех, кто завелся. Десятки разгневанных женщин, встречая Дова, требовали, чтобы он "этого дела так не оставил".

А Дов оттягивал новый суд, сколько мог: опасался, ударит цунами, понесет неведомо куда... Время тревожное: из Москвы вот уже неделю передавали о провалившемся военном перевороте. По телевизору показывали толпы молодежи, строющие баррикады у Белого дома, танки на Садовом кольце, трех мужчин, погибших под танками. "Мабат", вечерние израильские новости, вперемежку с отрывками из репортажей CNN, вездесущей американской телекомпании, демонстрировали крупный портрет еврейского юноши, убитого офицером-танкистом, море голов митингующих на Дворцовой площади в Ленинграде, толпу молодежи в Москве, скандировавшую "Ельцин! Ельцин!" Поднялся народ. Такого в России не было лет семьдесят. Презрев смерть, поднялся...

И тут пришло известие о Евсее Трубашнике и Софочке. "Расплатились и улетели, - сообщил знакомый Дову банкир из "Идута", дающего "вольную". Нет, не в гости. Рванули куда глаза глядят."

Дов вскричал оторопело: - К юдофобам?! С Соломончиком?! России такая резня грозит!.. Безумцы! Безумцы! Да там даже детских смесей нет. Погубит моего мальчишку! - Шевельнулось в нем злое чувство к Саше: как мог отпустить?! Своего бы так просто не отдал! Позвонил Саше, намереваясь изматерить его, даже обозвать мстительно: "Отставной козы барабанщиком".

Ни обидчивым, ни мстительным Дов не был, но - за Соломончика?! Соломончика, сказал самому себе, он Сашке не простит.

У Саши никто не отвечал. А ешива его всегда занята. Наконец, узнал, что Саша в России...

Теперь Дов винил себя. Только себя. Как прохлопал? Не простит себе, коль уморят Соломончика. Твердо решил через месяц-два навести в Москве справку, где осели Трубашники, да подбросить сотню-другую долларов. "Может и не взять, дуреха, - мелькнуло смятенное. - Такое семейство..."

Позвонил Эли. Слова Дова "ждать нельзя" тот воспринял с настороженным энтузиазмом.

- Конечно, ждать нельзя, - согласился Эли. - Но и торопиться не стоит. Многое еще неясно...

- Что тут неясно!- воскликнул Дов в раздражении. - Евсей прихватил с собой сто пять семей. Да что - сто пять?! Загляни в банк "Идут", какие там очереди за "вольной"! Зайди в любое посольство. Разбегается народ! Будем сидеть у моря, ждать погоды, половина смоется. Путь указан... А там что ждет евреев?.. Беда!

Беда никогда не приходит одна. И недели не прошло, Дову сообщили, что отменен "бонус", премия государства за скоростное строительство.

У Дова было такое ощущение, будто его огрели камнем по голове. "Суки позорные! - вскричал он. - Прикончили "амуту", как на большой дороге. Поднялись из засады и всадили нож..." Он тут же сообщил печальную новость Эли и Аврамию Шору. Аврамий поинтересовался деловито: они что, намеренно провоцируют взрыв? Поднятую голову легче рубить?

- Да они всю дороту так! - басил Дов, стараясь унять бешенство. - Я в стране двадцать два года. Всегда государственные структуры, созданные для олим, работали лишь как насосы, на выкачку денег. Обобрать новичка до нитки обычная политика... Да, старик, "амуте" конец. Это нокаут. Цена взлетит, как на воздушном шаре. Не держи на меня зла, Аврамий. Я сделал, что мог... У, суки позорные! - не удержался Дов... - Что? Сейчас мчусь к Шарону.

Шарон не принимал. Знакомый чиновник, к которому заглянул Дов, опасений Дова не разделил, считал, что олим сегодня будут не гневаться, а радоваться. И даже вспомнил для убедительности русскую сказку про курочку рябу, которая снесла яичко не простое, а золотое.

- И курочка из вашей сказки сделала это лишь однажды, Дов, - весело разглагольствовал чиновник. - Сколько семей, ты говоришь, проскочило, успело заселить корпуса? Сто шестьдесят?.. Я бы, на месте олим, устроил фестиваль. - Он заторопился, сгреб бумаги со стола в ящик и тут же исчез: пятница - короткий день.