Григорий Свирский - Ряженые

И как в воду глядел настороженный прозорливый Давид...

Полгода прошло после Юриной командировки в Москву, не более, засвистали первые осенние ветры, - израильские газеты, почти ежедневно и под огромными заголовками, принялись воспроизводить, во всех жанрах, гневный окрик из-за океана: "не отступать с "территорий"! Ни шагу назад! Израиль не смеет покинуть святые могилы еврейских патриархов в Иудее и Самарии, землях исконно еврейских" - воззвал из Нового Света Совет Американских раввинов-ортодоксов.

У Юры вырвалось:

- Заокеанский "синедрион" повторяет слова моих автобусных французов-супер-патриотов, на мудрость, кстати, и не претендовавших.

- Так ведь и те туристы, и эти туристы! - заключила Марийка. - Туристам своей крови не проливать...

Ицхак Рабин на другой день ответил "синедриону" неприкрытой издевкой:

- Аятоллы!

"Аятолл" тут же поддержали Главные Раввины его собственных городов ("Протест ста раввинов", опубликованный во всех израильских газетах и подливший масла в огонь) .

Им Рабин и отвечать не стал.

Подняли голову и загнанные ранее в подполье открытые враги Рабина и Переса. Первой объявилась партия" КАХ" - под именем "Кахане хай!" ("Кахане жив!"). Ее боевики открыто, у Стены Плача, давали воинственные интервью телевиденью Израиля в праздничных, по сему случаю, кипах; с золотыми вензелями, как на козырьках капитанов дальнего плавания.

"Проклюнулись" и неслыханные со времен библейских времен "Сикарии" вероломные кинжальщики. Клуб разгневанных "Зо арцейну" (ЭТО НАША СТРАНА). Неслыханная ранее "Эяль" - повстанцы, которая, при позднейшем расследовании, оказалось "подставкой" Шабака- израильской контрразведки.

Ицхак Рабин всерьез их не принимал: "Собаки лают - караван идет...". "Не замечал" и театрализованных "шоу" правых: каждую пятницу, когда он вместе со своей женой Леей возвращался с работы, его встречала у дома толпа, яростно декламировавшая, точно из трагедий Шекспира: Рабин, молись! Терпение исчерпано...". Полицейские у дома Премьера относились к этому, как к очередному спектаклю. Следили лишь за тем, чтобы хорошо известные им крикуны не мешали Премьеру спокойно проследовать от машины к дверям дома.

Не обеспокоило все это Премьер-Министра. И то сказать, кто - со времен социалиста-ленинца Бен-Гуриона - считался с "оппозиционными кликушами"? "Поселенцы" из надежды страны превратились в обузу и помеху - пусть неудачник плачет...

Юра не думал, что развязка будет кровавой; но чувствовал, добром это не кончится. Шушане, сообщившей, что она собирается на новую "вылазку" к канцелярии с а м о г о, заметил неодобрительно: "Уговаривали меня "не мальчишничать", а сами..."

С утра машинальным жестом оторвал листик перекидного календаря, бросил на него взгляд: "4 октября 1995" ... На улице прогудел автомобильный рожок, Юра выглянул в окно. Подкатил микроавтобус, привозивший, с недавнего времени, в Эль Фрат продуктовые заказы и, заодно, свежие газеты. Юра натянул рубашку и выскочил за газетами. Показался из своего дома и Сулико в ковбойской шляпе, катя тележку для покупок. Оба сразу, и Юра, и Сулико, развернули газеты. Юра - "Новости недели" на русском, Сулико - "Едиот Ахронот" на иврите. Обе газеты, под крупными заголовками, сообщали, что новый отход ЦАХАЛА (израильской армии) из Иудеи и Самарии начнется в ближайшие дни...

Сулико поднял сузившиеся глаза на Юру и, скорее, не сказал, а выдохнул:

- И никто его не убьет?!

Юра потерял дар речи.

"Ряженый?!" - мелькнуло испуганно, с горечью. Закрыл глаза, переступил с ноги на ногу, пытаясь отогнать ранящую догадку: он по-прежнему любил старика, и примириться с этой мыслью было слишком больно.

Сулико увидел, от запалых щек Юры отлила кровь, он шагнул к нему и произнес с убеждением и ненавистью:

- Ицхак Рабин -РОДЕФ!.. Кровомститель! Ты что молчишь? Опять не согласен?.. Отойдем в сторонку. Не будь сосунком-ребенком. Ицхак не еврей... По Торе. Человек, который гонится с ножом за евреем, чтобы убить его родеф... Разве не помнишь? - Закрыл глаза, пробормотал: - "Если будет человек врагом ближнему своему, и подстережет его, и набросится на него... то не жалей его, искорени же в Израиле вину за кровь невинного, и будет тебе хорошо..." Сомневаешься? Проверь, книга 5-ая - "Дварим-Шофтим", глава 19-я, стихи 11-13... Рабин гонится за нами, поселенцами, второй год подряд... Спорить с ним? Споры-разговоры кончились. Когда выгоняют из домов, это уж не словеса, это война... Горе евреям, коль никто не убьет родефа.

Юра начал приходить в себя.

"Господи Боже мой! Чем он тогда лучше "дати" Ритмана? Ритман, обыкновенный прохиндей, уголовник, покушается на карман брата-еврея. А Сулико - на жизнь. Жизнь самою... Чего же тогда Сулико так разъярился на прохиндея?! Никаких тысяч не жалел, чтобы стереть его с лица земли?!. Угадал в нем самого себя?! Свое навязчивое прошлое, от которого бежит?! Свое подобие?! Ох, так бывает...

- Сулико, - наконец, проговорил Юра, -в таком страшном деле... я бы к своему раввину...

- Я советовался с раввином. С самым-самым ученым! И он подтвердил: родефа нужно остановить!

- Сулико, дорогой, с каким раввином вы советовались?

- Да с твоим. С Биомином, которого вы, насмешники, прозвали "Бешеным янки"...

После работы Юра отправился к главе ешивы. Американская ешива "Сион", где он возглавлял теперь группу компьютерщиков-программистов, стала головной, "международной", расширилась. Открыли новое здание, стилизованное под стены тысячелетней давности и выходившее прямо на "Котель" - Стену Плача. Главный раввин ешивы, профессор-рав Бенджамин, располагался в своем новом кабиненте, огромное окно которого, естественно, тоже выходило на "Котель". Он и ранее был не тощ, а ныне так сильно раздобрел, что носил уж не рубашки, а нечто напоминавшее помесь "толстовки" и сарафана. Модная, как бы в цветных каплях, точно обрызганная малярной кистью "толстовка" топорщилась на животе. Просто не "Бешеный янки", а роженица... Встала роженица навстречу посетителю, пожала его руку своей лапищей так, что Юра присел.

Сбоку, на компьютерном столике, стыли овсяная каша, гренки.

У раввина был диабет и "чертова дюжина других болезней", как он однажды сказал Юре почти весело, потому в столовую ешивы он не ходил. Еду приносила в кабинет его младшая дочь, рыжая, веснушчатая смешливая Хава. Поставила два стакана дымящегося чая перед отцом, а затем, помедлив, принесла и Юре, которого в душе не одобряла: такой умный парень, мог бы жениться на ней, Хаве, а женился на "гойке..."

Юра сделал, для вежливости, глоток, и начал:

- Рав Бенджамин, вам не кажется, что произошла непредвиденная смычка крайнего безбожия и... раввинов-ортодоксов? - начал Юра без промедления. Точнее сказать, короткое замыкание. Среди интеллигентской элиты, далекой от религии, распространился слух, что Рабин - мосер... "Академическая бредятина", как охарактеризовала этот слух моя соседка по Эль Фрату... В девятнадцатом веке жандармы хватали еврейских детей - в кантонисты. Гнали разутых, раздетых служить царю-батюшке двадцать пять лет. Половина этих рекрутов помирала в дороге, писал Герцен и в своем "Колоколе", и в "Былом и думах" (а это надежный источник, рав Бенджамин!). Родители, естественно, пытались спрятать мальчишек. Те евреи, которые выдавали детей полиции, и были окрещены "мосерами..." Возможно, словечко это и раньше существовало, не знаю... Вы слыхали о нем? Даже читали. Я забыл, что рав Бенджамин читает все... Лично я воспринял эту аналогию именно как бредятину, как нонсенс. Как опасное жонглирование историей русского еврейства. Судите сами, при чем здесь Рабин с его политикой "территории в обмен на мир"?.. Нет никакой связи, не так ли? И вдруг бредятина безбожников подкрепляется... Торой. Религиозные авторитеты нашли аналог понятию "мосер" в Торе... Так это, рав Бенджамин?..