Фаддей Булгарин - Димитрий Самозванец

– Я никогда не видал такой короны, – примолвил Меховецкий. – Это остроконечная шапка наподобие скуфьи с бобровою опушкою и только крестом на верху отличается от простой шапки.

– Вот венец Мономахов малый, второго наряда, – сказал Вельский. – Он древнее первого. Отец твой, государь, и Годунов носили его в меньших выходах. Вид его таков же, как и первого. Это венец Едигера, царя Казанского, плененного с царством родителем твоим, великий государь! Он видом непохож на наши. Видишь ли, государь, что это высокая остроконечная шапка из золота с чернью сканной работы, украшенная яхонтами, рубинами, бирюзами и крупным жемчугом. Вот венец Астраханского царства, также покоренного отцом твоим, государь. Он выше казанского, с выгнутыми боками в середине. Большой изумруд наверху и две жемчужины ценятся весьма дорого. Это также памятник славы твоего родителя: венец царства Сибирского, покоренного храбрым донским удальцом Ермаком Тимофеевичем. Венец сей небогат и, как видишь, похож несколько на Мономахов. Он из сукна, украшен 30 алмазами, 100 яхонтами, 2 лаллами, 14 изумрудами и 15 бурмитскими зернами. Вот золотой скипетр Мономаха, с венцом и двуглавым орлом, украшенный драгоценными камнями и греческими надписями; вот Мономахова держава золотая с дорогими камнями. Это золотая цепь Mономахова, присланная ему в дар от Греческого императора, а вот свягые бармы, также дар Греческого императора Мономаху…

Меховецкий прервал слова Вельского и, рассматривая бармы, сказал:

– Этого украшения нет у других европейских государей. Что это такое? Род воротника или нагрудных лат из семи золотых блях с изображениями событий из Святого Писания. К чему служит это украшение?

– Бармы – слово греческое, означающее, как тебе известно, бремя, тяжести, – отвечал царь. – Это должно напоминать царю, что державство есть бремя, а не радость.

– Премудро! – сказал Меховецкий. – Не худобы всем государям иметь это напоминовение.

– Вот золотые цепи, которые носили великие князья и цари, предки твои, – продолжал Вельский. – Древнейшее сокровище твое, государь, вот этот серебряный чеканеный посох великого князя Андрея Боголюбского. А вот этот серебряный позолоченный посох с узорчатою насечкою принадлежал великому князю Иоанну Даниловичу Калите. Вот самый богатейший жезл великого князя Василья Дмитриевича, золотой, с дорогими камнями. Это также подарок Греческого императора Эммануила. Между множеством других посохов укажу тебе три, государь. Этот посох из рыбьей кости с золотыми троеглавыми орлами, украшенными дорогими камнями, принадлежал отцу твоему и привезен от папы Римского иезуитом Поссевином. А этот резной посох из слоновой кости, оправленный в позолоченное серебро, с острым железным наконечником, отец твой носил всегда с собою и, когда разговаривал с человеком ему ненавистным, то упирал острым концом в ногу своего раба и облокачивался на посох. Когда же гнев смущал его сердце, сие же острие выгоняло душу из тела.

– Знаю, знаю! – сказал царь. – Три венца покоренных царств должны закрывать этот посох.

– А вот и единороговый посох с золотом Бориса Годунова, – сказал Вельский.

– Пусть здесь останется в память его за доброе управление моею казною, – примолвил царь.

– Под этим покрывалом стоит престол Мономахов, – продолжал Вельский. – Он из орехового дерева, с чудною резною работою и мудрыми надписями. На нем садятся цари только при венчании и в торжественные случаи. Годунов садился всегда на престол, украшенный дорогими камнями, подаренный ему Персидским шахом Аббасом. Он и теперь в Грановитой палате.

– Пусть останется до времени; я велю сделать для себя престол по новому образцу.

– Государь! боюсь, что тебя утомит рассматривание всех этих дорогих вещей, корабликов, часов разных видов, золотых чаш и стоп с дорогими камнями, которые стоят здесь на полках. Это подарки иноземных царей и послов их. В этих коробках хранятся жемчуг и дорогие камни, всего сорок четыре четверика. Вот разложены пятьдесят пар царского платья и двадцать покрывал, вышитых жемчугом и осыпанных дорогими камнями по парче, бархату и алтабасу. В этих ларцах находятся дорогие уборы: перстни, серьги, ожерелья. Сокровища твои несметны, великий государь! (114).

– Слава Богу, что будет чем делиться с моими верными друзьями, – примолвил царь.

– Царское сердце, доблесть Иоаннова! – воскликнул Вельский. – Теперь надобно тебе, государь, пройти на другую половину, где хранится царское оружие из серебра и золота и конские сбруи, осыпанные дорогими камнями. Ты можешь, государь, снарядить тысячу воинов в серебряные панцири и снабдить их дорогою сбруей. Там же две кладовые наполнены кусками бархата, парчи, сукна, алтабасу и всякими дорогими тканями.

– Пойдем туда в другое время, – сказал царь. – Теперь пора к боярам. Они верно, ждут меня.

– Удивительное богатство! – воскликнул иезуит в восхищении. – Этим бы можно было ниспровергнуть все расколы, нанять войско…

– Патер Савицкий! – возразил царь, – скажите: есть чем заплатить все долги в Польше, и умерьте свой восторг, вспомнив, что эти сокровища принадлежат не Иезуитскому ордену, а мне, царю Московскому!

Патер поморщился, прочие улыбнулись.

Вышед из кладовых в сени, царь встретил горбуна в пестром платье, который поклонился ему и, подавая палку и гребень с веретеном, сказал:

– Челом бью господину моему! Вот тебе от меня подарок!

– Это что за урод? – спросил Лжедимитрий.

– Шут Годунова Кирюшка, – отвечал Вельский.

– Покойный Борис сказывал, что шут лучше, чем плут, – сказал Кирюшка. – В плутах, кормилец, у тебя не будет недостатка, а мое место пока еще не занято.

– Недурно, – примолвил царь. – На что же ты мне даешь это?

– Палку возьми себе, а гребень с веретеном отдай твоим боярам, – сказал шут. – Молодцу владеть палкой, а бабам прясть!

Все засмеялись, и Меховецкий сказал:

– Пусть он останется при дворе, государь! Шутовской кафтан не всегда прикрывает дурачество.

– Если б всех дураков наряжать в шутовские кафтаны, так мое платье вздорожало бы, а боярские шубы подешевели, – возразил Кирюшка. – Спроси, кормилец, у Богдана, почем продается золотник ума в твоей Думе!

– По сту палок, которые надобно тебе отсчитать вперед, – сказал с досадою Вельский.

– Ну, видишь ли, кормилец, что моя правда. Возьми палку, возьми! Ты с ней доберешься толку.

– Кирюшка! принимаю тебя в службу, – сказал царь, смеясь. – Где же ты проживаешь во дворце?

– В том месте, без которого не обойдется ни дурак, ни умный: на поварне.

– Ступай же теперь с Богом и живи, как прежде, – сказал царь.