Фаддей Булгарин - Димитрий Самозванец

– Скоро откроется вам к этому случай, – возразил Лжедимитрий. – Между тем я сам скучаю в этой дичи. Сего дня пойду проститься с атаманом, а завтра отправимся вместе в Львов, ежели хочешь.

– По рукам! – воскликнул Меховецкий. – Правда, что здесь можно научиться презирать жизнь и опасности, но кто не находит удовольствия в пьянстве и разврате, для того нет здесь никакой награды. Слава запорожца не простирается за пределы Сечи!

– Я видел твое мужество, знаю твое благоразумие и вскоре открою тебе блестящий путь к славе, которая озарит твое имя в поздние времена. Будь терпелив и верь мне, – сказал Лжедимитрий.

– Ты мне откроешь путь к славе? – возразил с удивлением Меховецкий. – Каким образом?

– Увидишь, будь только терпелив. Но пора идти к атаману.

– Пойдем вместе, – примолвил Меховецкий.

– Нет, я должен говорить с ним наедине, по весьма важному делу, – сказав сие, Лжедимитрий отправился в атаманский курень.

– Будь здоров, мой храбрый Дмитрий! – воскликнул атаман, лишь только Лжедимитрий переступил чрез порог. – Что, научился ли ты попивать от скуки водочку? На, выкушай за мое здоровье!

– Здоровья тебе желаю, а пить не стану, – отвечал Лжедимитрий. – Я рад, что застал тебя одного, и хочу переговорить с тобою.

– Садись и говори, я буду слушать.

– Не знаю, дошли ли до тебя вести из Москвы, что царевич Димитрий Иванович жив и намерен отнять свою вотчину, Московское государство, у похитителя, Бориса Годунова, – сказал Лжедимитрий.

– Что он жив, об этом писал ко мне чрез тебя приятель мой, поп Михаила. А чтоб он хотел отнимать царство у Бориса, то хотя и думаю, что так быть должно, но про это не слыхал, – отвечал атаман.

– Царевич скрывается в Польше, – продолжал Лжедимитрий, – и вскоре намерен объявить свои права. Я видел его и говорил с ним. У него есть и ум и храбрость, но ты сам знаешь, что объявить право на престол нельзя без войска. Он ищет союзников… Захочешь ли ты помогать ему?

– А есть ли у него деньги? – спросил атаман.

– Какие могут быть деньги у изгнанника, принужденного скитаться в чужой земле? – возразил Лжедимитрий. – Однако ж он надеется, что на первый случай будет иметь сколько-нибудь денег, а когда вступит в Россию, тогда вся царская казна будет принадлежать друзьям его и первым помощникам.

– И то добре! – сказал атаман. – Но где же он теперь, этот царевич?

– Я не знаю, но пойду его отыскивать, чтоб убедить начать скорее дело. Мне известно, что в России нетерпеливо ожидают его пришествия; я уверен, что в Польше, наполненной беспокойным, воинственным юношеством, он найдет помощь, и если храброе войско запорожское пристанет к нему, то нельзя сомневаться в успехе. На Дону у него также найдутся приятели.

– Я не прочь! – отвечал атаман. – Только ты знаешь, что наших казаков не выманишь из куреней без надежды верной добычи. Надобно что-нибудь на первый случай.

– Будет и это! Ты услышишь обо мне, а теперь прощай! Благодарю тебя за добрый прием и надеюсь, что буду иметь случай отплатить тебе добром: я беру с собою Меховецкого и пойду отыскивать Димитрия-царевича.

– С Богом! – воскликнул атаман. – Ступай отыскивать царевича и скажи ему, что где опасность и добыча, там и Герасим Евангелик с войском его королевской милости запорожским. Вот тебе рука моя!

– Могу ли я взять пару коней? – спросил Лжедимитрий.

– Хоть десять! – отвечал атаман. – Ты заслужил часть добычи, которая еще не разделена, и на этот счет можешь взять, что тебе нужно.

На другое утро Лжедимитрий с Меховецким уже были на пути в Белую Церковь.

Цифрами в скобках обозначены примечания Ф. В. Булгарина, остальные сделаны редакцией.

С. 5. Прошлец – проходимец, пройдоха.

С. 8. Мильтон Джон (1608–1674) – английский поэт и общественный деятель, автор эпических поэм "Потерянный рай" (1667) и "Возвращенный рай" (1671). Картины Фламандской школы – т. е. фламандских художников XVI–XVIII веков, приобретших широкую известность реалистически подробным изображением бытовых сцен.

С. 9. Тушинский вор – Лжедимитрий II (?-1610),

с 1607 года выдавал себя за якобы избежавшего смерти Лжедимитрия I, был убит в Калуге, куда бежал из своего лагеря в Тушине под Москвой.

С. 10. Труд Г. П. Успенского "Опыт повествования о древностях русских" – ч. 1–2, издан в Харькове в 1818 году. Паче – более.

С. 12. Тацит Публий Корнелий (ок. 55 – ок. 120 н. э.) – римский историк и государственный деятель, автор трудов "Германия", "Анналы", "История". Эпоха Людовика XI представлена Вальтером Скоттом в романе "Квентин Дорвард" (1823).

С. 13–14. Изложение содержания фрагмента из "Сказания" А. Палицына: "В правление великого государя блаженного царя Феодора Борис Годунов и многие другие вельможи, не только родственники его, но и те, кто находился под их покровительством, взяли к себе в неволю многих людей: иных силой, иных лаской и дарами в дома свои привлекли – и не только простолюдинов, отличных мастеров или редких умельцев, но и из древних благородных родов со всей их собственностью, и с селами, и с вотчинами; более же всего – добрых воинов, хорошо владеющих оружием, белых телом, красивых лицом, высокого роста. По примеру знати и многие другие начали людей в неволю порабощать, получая от кого можно письменное обязательство служить силою и пытками. Во время же великого сего голода господам стало ясно, что прокормить столь многочисленную челядь невозможно, и тогда они начали отпускать своих рабов на волю: кое-кто действительно, кое-кто притворно. Те, кто действительно, – с подписанным своей рукой свидетельством; те, кто притворно – лишь со двора сгоняли; и если изгнанный найдет где-либо себе приют, то на принявшего подло доносили и он терпел большие беды и убытки. <���…> Было немало и таких, кто еще хуже поступал: имея чем долгое время кормить домашних своих, но, желая еще более разбогатеть, они челядь свою отпускали, да и не только челядь, даже родных и близких не пощадили и умирающих от голода беспричинно бросили на произвол судьбы. Было зло и обман и такого рода: летом все холопи трудятся, зимой же не имеют где и главу приклонить, летом же на своих господ в поте лица трудятся. <���…> Холопи же великих бояр, подвергнутых царем Борисом гонением, были распущены, и принимать слуг тех опальных бояр никому не дозволялось. Некоторые из тех слуг, помня благодеяния господ своих и негодуя на царя, пребывали в ожидании и кипели злобой <���…> А те, кто был привычен к коню и искусен в ратном деле, впадали в тяжкий грех – уходили в поселения на окраинах государства. И хотя и не все, но более двадцати тысяч таковых разбойников оказалось потом во время осадного сидения в Калуге и в Туле, помимо тамошних старых разбойников".