Алексей Писемский - Взбаламученное море

Он нагнал его.

– Скажите, пожалуйста! – начал он прямо: – не имеете ли вы какой-нибудь власти над здешним гарнизонным полковником?

– Я? – спросил генерал, как бы несколько даже обидевшись: он был прямой и непосредственный начальник полковника.

– Прикажите или посоветуйте ему… мы имеем с ним одно общее дело по убийству Коклевского…

Генерал шел, николько не убавляя шагу.

– Он имеет дело о дровах и воздухе с полицеймейстером и хочет его выиграть, кривя душой в другом деле.

Генерал начал уже тяжело дышать: с дровами и с воздухом он сам был связан всеми фибрами своего существования.

– Тут убийство, помилуйте! – не отставал от него Бакланов: – мы должны быть мудры, яко змеи, и чисты сердцем, яко голуби…

Генерал наконец обратился к нему.

– Позвольте вас спросить, к чему вы мне это все говорите на улице, голословно? – спросил он.

– К тому же!.. – отвечал Бакланов и не знал, как докончить.

– Если вы встретили какое-нибудь злоупотребление по службе, – продолжал генерал пунктуально: – не угодно ли вам отнестись ко мне бумагой.

– Я отнесусь и бумагой, – отвечал Бакланов.

– Сделайте одолжение! – отвечал генерал и повернул в первый попавшийся переулок.

«Что это так их всех против шерсти гладит?» – подумал Бакланов, и вечером, когда он приехал в клуб, Никтополионов встретил его первым словом:

– Что вы, батенька, тут творите?

– Да что, сражаюсь, бьюсь! – отвечал Бакланов, самодовольно садясь.

– Хорошенько их! – воскликнул одобрительно Никтополионов; а потом, наклонившись к нему, на ухо прибавил: – в Петербург-то главное, напишите; этого они очень не любят: и к своему-то, и к внутренних дел вальните…

– Напишу все, – говорил Бакланов громко, без всякой осторожности.

Несколько армян, несколько греков, а больше всего Эммануилов Захарычей, так и навострили уши.

Никтополионов продолжал шопотом:

– Человека-то, которого подозреваете, в целовальниках, в кабаках поищите!..

Бакланов кивал ему, в знак согласия, головой.

– Возьмите арестанта, да поезжайте с ним, здесь и в уездах, по кабакам, – не признает ли кого.

– Непременно! – восклицал Бакланов.

В тот же самый вечер карета madame Базелейн подъехала к дому начальника края, а по совершенно противоположной улице быстро шел черноватый господин к дому Эммануила Захаровича. Хатем, от Эммануила Захаровича верховой скакал к Иосифу Яковлевичу, который был у Иродиады. На той же самой лошади Иосиф Яковлевич скакал домой и тотчас же поскакал в уезд на почтовых. В ту же ночь, тоже на почтовых, из деревни Шумли неизвестный человек был отправлен сначала в степь, а потом и на Куру.

В довольно большом и полутемном кабинете происходила такого рода сцена.

– Ну-с, слышу звон, да не знаю, где он!.. – говорил малорослый начальник края, стоя, с сложенными накрест руками, у стола, перед которым Бакланов, как нарочно, весь облитый абажурным светом лампы и весь раскрасневшийся, объяснял ему свое вчерашнее поведение.

Генерал все больше и больше бледнел.

– Вы припутываете тут женщин; мерзавцев выгораживаете, а порядочных людей хотите замарать… Меня, что ли, вы хотите обвинить в том?

– Я, ваше превосходительство, не говорил этого! – отвечал Бакланов, в самом деле этого не говоривший.

– У меня здесь служащий чиновник, – продолжал маленький генерал, все более и более горячась: – должен быть весь мой: должен быть моим светом, тенью моей!

– Извините меня, ваше превосходительство, – возражал Бакланов, тоже начиная выходить из себя: – я служу обществу, а не лицам.

– Я вас заставлю служить иначе! – кричал генерал, стуча пальцами по столу.

– Вы бы меня, ваше превосходительство, должны были презирать, если б успели заставить меня служить иначе! – кричал тоже и Бакланов.

– Я подчиненным моим, – кричал генерал, не слушая возражений: – которым угодно быть не тем, чем я хочу, я имею привычку вот что из службы делать!

И генерал показал, каким обрзом обыкновенно дают киселя.

– На подобные движения, ваше превосходительство, и я имею привычку отвечать тоже довольно резко, – не уступал Бакланов.

– Молчать! – крикнул вдруг генерал совсем как на лакея.

Бакланов побледнел.

– Ваше превосходительство, молчите вы сами… – произнес он в свою очередь.

– Молчать! – повторил опять генерал, совершенно вышедши из себя. – Мальчишка! – прибавил он и бросил Бакланову почти в лицо скомканный конверт.

– Ваше превосходительство! – мог только проговорить тот и ответил начальнику тоже взмахом руки.

Генерал едва успел попятиться несколько назад.

Несколько минут оба врага, как бы опомнившись, стояли молча друг против друга.

– Ваше превосходительство, – проговорил Бакланов: – мы, вероятно, будем драться?

– Нет-с! – произнес генерал и резко позвонил.

Вбежал опрометью адъютант.

– Арестуйте г-на Бакланова, – сказал генерал.

– Подлец! – проговорил почти вслух Бакланов.

– Арестуйте г-на Бакланова! – повторил генерал еще раз стоявшему в недоумении адъютанту.

Тот сделал движение рукой. Бакланов, с дерзкою усмешкой, пошел за ним.

«Ну что ж: солдат так солдат! Надоела эта подлая жизнь, – скорей убьют!» – думал он сам с собой.

– Что такое у вас вышло? – спросил его адъютант.

– Он себе много позволил, и я, разумеется, имел благоразумие ответить не совсем прилично, – сказал откровенно Бакланов.

«Без суда все-таки не отдадут, а я в ответах все напишу, хоть тем удружу канальям», – думал он, садясь с адъютантом на извозчичьи дрожки; но, когда они поехали, их нагнал верховой казак и воротил обратно.

Бакланов только усмехнулся. Он, впрочем, все это время был более в каком-то полусознательном состоянии. Его сейчас же опять пустили в кабинет к начальнику, и опять одного.

Тот по-прежнему стоял у своего стола.

– Молодой человек, вы погорячились, и я… Извинимся друг перед другом, – заговорил он, протягивая к Бакланову руку.

У старика при этом были видны слезы на глазах.

– Ваше превосходительство, – отвечал Бакланов, принимая руку, а дальше ничего и говорить не мог. У него тоже навернулись на глазах слезы.

– Главное, – продолжал генерал, видимо, уже успокоившись и опять переходя к обычному своему способу выражаться поговорками: – главное, чтобы сору из избы не выносить, и чтобы все, что произошло между нами, осталось и умерло, как в могиле.

– Это уж моя обязанность, ваше превосходительство, как честного человека! – отвечал Бакланов.

– Надеюсь, – повторил старик, еще раз пожимая руку Бакланова: – что ни отцу, ни матери, ни другу, ни даже во сне, ни звука об этом.

– Ваше превосходительство?!. – мог произнести только Бакланов и далее не счел за нужное и говорить.