Николай Добролюбов - О значении наших последних подвигов на Кавказе

С этого года Шамиль поселяется в Ичкерийском селении Дарго; отсюда начинается блистательная эпоха правления Шамиля.

В течение 1841 года он успел нанести несколько сильных поражений нашим войскам, совершенно изменил в свою пользу расположение умов во всем Дагестане, присоединил к себе, кроме многих мелких обществ, часть Салатавии, почти все Койсубу и большую часть Андаляла, занял Унцукуль, Кикуны и Гергебиль. Несколько пунктов в Аварии, остававшихся в наших руках, были окружены враждебным населением и едва могли иметь сообщение друг с другом.

Но в 1842 году это вечное колесо воинского счастья опять оборотилось было в пользу русских. В начале этого года назначен начальником войск Северного Дагестана генерал Фезе, и в течение марта месяца все неудачи прошедшего года были поправлены. Непокорные племена усмирены, в первый раз приступлено было к прокладке сообщений (что впоследствии сделалось главным актом всякой экспедиции в горы), заложено несколько новых укреплений. Но в апреле генерал Фезе отозван был в Тифлис, и в апреле же вспыхнуло восстание в Кази-кумухском ханстве. Шамиль опять им воспользовался. Сначала он потерпел поражение от князя Аргутинского-Долгорукого и должен был очищать Казикумухское ханство; но к концу лета поверхность была решительно на стороне Шамиля. В эту экспедицию, между прочим, генерал Граббе совершил бедственный переход через Ичкерийский лес, в котором мы потеряли до двух тысяч убитыми и ранеными.

Это поражение всего более подорвало наше влияние в горах и чрезвычайно усилило значение Шамиля. В восьмой год своего имамства он повелевал всею Чечнею и почти всем Северным Дагестаном, следовательно, располагал силами, каких до него не имел еще ни один из горских владетелей. Его власть признавали 230 000 семейств. В следующем, 1843 году командующий войсками в Северном Дагестане заботился только о сохранении нашего владычества в Аварии, как центре гор. Но и это не удалось: русским суждено было постоянно вооружать против себя туземное население, и это чрезвычайно ободряло Шамиля и давало ему новую опору в горских племенах, смотревших на него не иначе как на избавителя от притеснений русских. Само собою разумеется, что горцам казались стеснительными самые даже благие меры нашего правительства. В образец того, как шло тогда наше управление на Кавказе, приведем, за неимением под руками других данных на этот счет, одно место из «Перечня событий в Дагестане» («Военный сборник», 1859, № 3, стр. 8–10):

Причиною наших неудач были, между прочим, неустройство управления и проистекающая оттуда неясность отношений покоренных к завоевателям.

Вокруг самого Дербента, где мы старались вводить наши гражданские постановления, было все еще дико, не приготовлено к этим реформам.

Например, жителю Табасарани или Кайтага приходилось иметь дело с чиновником окружного правления, который не понимал его языка и должен был говорить с ним иногда через посредство двух переводчиков: одного, знающего татарский и кайтагский, другого – русский и татарский языки. Первый переводчик, выслушав кайтагца, переводил его речь на татарский, прикрашивая ее по восточному обыкновению; второй переводил ее с татарского на русский язык. Таким же точно порядком кайтагец принимал решение или заключение нашего судьи. Легко представить, как это было затруднительно для обеих сторон, особенно при соблюдении всех формальностей наших гражданских постановлений. Нередко самый смысл просьбы или решения искажался через невразумительный перевод посредников, и тогда оба, и истец и судья, смотрели друг на друга удивленными глазами.

Благодаря гражданскому делопроизводству выходили разные недоразумения. Например, в случае какого-нибудь уголовного дела по нашим законам, но вовсе не уголовного по понятию туземцев, как, например, убийство человека в кровомщении (канлы), – судьи наши заводили следственное дело по всем утомительным формальностям, требовали свидетелей, сажали в тюрьму обвиненных. Иногда дело, по недостатку законных свидетельств, тянулось по два и по три года, и все это время виновные страдали в душном остроге, сами еще хорошенько не зная, за что их наказывают. Например, какой-нибудь кайтагец крадет у своего соседа лошадь, – дело весьма обыкновенное; его тянут в суд и волочат дело по нескольку месяцев. При этом порядке, разумеется, ни виновные, ни свидетели не обращались к нашему правосудию, а искали удовлетворения в собственных средствах, отчего положение наше в крае было крайне непрочно за недостатком администрации; а кто не согласится, что правильно приспособленная администрация есть могущественнейшее средство для обладания; вспомним только, как о ней заботился Шамиль!

Ко всему этому, дагестанское начальство вовсе не вникало в дух народа и делало весьма важные ошибки. Например, в 1842 году управлять Андалялом был назначен Алипкач-бек, житель шамхальства. Назначение это крайне оскорбило всех влиятельных андалялцев, которые никак не считали себя ниже Алипкачева ни по уму, ни по знатности, ни по влиянию и поэтому приняли назначение это за оскорбительную над ними насмешку. Старшиной чйркеевским был назначен некто Биакай, а Джамал чиркеев-ский, редкий умница и политик, его дети и родственники оставались в стороне и, не желая повиноваться Биакаю, вступили из мести в сношения с Шамилем. Многие из начальствующих лиц не хотели понимать характера горцев – которые, несмотря на свою бедность, крайне самолюбивы и горды – и держали себя в отношении их надменно. К одному из наших генералов пришли по делам дидойцы, бедные, оборванные, замасленные. Когда один из них приблизился к нему, нечистота его так поразила утонченный вкус нашего генерала, что он позволил себе оттолкнуть его. Тогда дидоец, покачав головою с видом глубокого сожаления и нисколько не сконфузившись, сказал: «Не много надо иметь ума, чтоб пренебречь бедным человеком!..»

А Шамиль в то же самое время вводил несколько правильную организацию суда и расправы, сообразную с местными потребностями и понятиями народа. Он строго смотрел за соблюдением шариата, измененного им согласно с его видами и нуждами народа; умел действовать и на воображение и на религиозное чувство горцев; умел задавать и страху тем, кто осмеливался выходить из послушания его воле… Ко всему этому прибавилось несколько значительных удач в делах с русскими, и сила Шамиля приняла громадные размеры в глазах туземного населения. Оттого нисколько не удивительны быстрые успехи его в сентябре 1843 года.

В продолжение каких-нибудь пятнадцати дней Шамиль занял всю Аварию и окружил самого генерала Клюгенау, начальствовавшего нашими войсками, – при селении Хунзахе. И нет сомнения, что отряд Клюгенау, отрезанный со всех сторон от сообщений и вследствие этого не получавший даже провианта, должен был погибнуть, если бы 13 сентября князь Аргутинский-Долгорукий с Самурским отрядом не выручил генерала Клюгенау из его незавидного положения… Вообще 1843 год был для нас одним из несчастнейших годов на Кавказе: с 27 августа по 22 декабря у нас было убито и ранено 76 штаб– и обер-офицеров и до 2500 нижних чинов; кроме того, мы потеряли