Иван Шмелев - Том 3. Рождество в Москве

Профессор закрыл лицо руками, постигая что-то, сокрушаясь?.. Как же он не понимал такого… раньше… тогда, тогда?.. И вдруг во сне… – он сознавал, что это с ним – во сне… – все понял! И как же просто – все!..

– Что, очертело? хочется скорей уразуметь – «почему так случилось»? Понятно, что теперь… «так просто»! А вот, в «симфониях»… совсем осмыслишь… ну, мо-жет быть, осмыслишь, не утверждаю. Ин-дукцией, на-водкой.

Ах, концерты..! как ты любил их Благородное Собрание, этот «колонный зал», ан-тик! и – «величаво-царственная», как выражался, будучи еще студентом. – «Сим-фони Эроик», Бетховена… всякие квартеты… эс-моли эти… Моцарт, вдруг всеми завладевший Вагнер… даже и Бах, «хвалитель»! Ну, Шопенчик… мечтами умягчавший, манивший недосказанной грустью… особенно его «вальс – 3»… – стремления, исканья… нахожденье! Чайковского – смотря по настроению… но «Патетическая» уносила. Та, ну… этот, «12-й Год»… не очень, так – «жужжанье»… помнишь свое «словечко»? И понятно: хоть там и есть заветное, «марсельское»… – «ах, если б!..» – не мыло, а «взмыв» такой, влекущий… но!.. – там это, ладанное это… из панихиды и молебна, что ли… и это… ну, «на славу»… ну коронное… ну, некий запашок, квасной… Я тоже посещал концерты. Музыка… она, брат… почитай Толстого, – будит страсть. Старого Льва мутило. Попотел я с ним, а сбил-таки, на «Крейцера»! – переперчил он… сам не сознавая, а… подтолкнул, у многих слюньки накипали… да что поделать, темперамент! С каким зарядом ты выходил под звезды, под тот горох пылающий, январский! как вскипал приливно – «се-ять, се-ять… разумное, доброе, вечное…» – и призывал извозчика… и чем-то троглодитным, опосля «симфонией»-то, был для тебя тот «ванька»… но как же без него, хоть и с «зарядом»? Я провожал тебя, и, тоже подогретый, я шептал тебе, я умолял тебя: «сей, сей, голубчик… больше, гуще… что вырастет!!!..» И… выросло: Ты напевал под визг полозьев – …

И все, базары провалились и мужики, и симфонисты… все разбазарилось. Кричи «ура», – взо-шло. Хе-хехо-хо-э… взошло, взошло, взошло-о-о-о!..

И что же… мужик-то тоже… любил «симфонии»! Что пучишь глазки? Не вихляйся, о-тлично понимаешь. Понятно, не Бетховена… Но были у него свои «симфонии». Не ухом – всем нутром вбирал и даже брюхом, – распирало. Не портсигар, а… умилился. Коль на-чистоту, так вот, поведую: ему во тьме и грязи, его-то… с загаженной землишки, открывалось… ну… да, открывалось!.. небо! приходится признаться, – весь универс! Да мне ли, черт возьми, не знать, раз я всегда таился на его «концертах»! ну, сбочку, ну – там, где метлы… И ведь свободно, без билетов, сколько влезет. Миките-то… ишь, хе-хо… как я его жалею! – грудищу распирало «симфонией», и во-зно-сился он! Да, черрт возьми, он возносился. Да, да, в вонючем полушубке, в валенках, – и возносился! порой и пьяненький маленько, а… возносился. Ну, ты понимаешь… – «и в небесах я вижу…» и тому подобное. Это для пояснения, понятно, отнюдь не в утверждение, нэ-с-па? А? может быть, между нами, там – пустышка, а? Что? можешь утверждать?.. Блажен, кто верует… тепленько ему будет на том свете… хе-хе-э. И воспретить так возноситься – никто не мог. Пред «вознесеньем»… нечего таиться, я пасую. И вот твой «ванька»… – знавал таких, – за день намерзнется, брюхо чайком попарит, лошаденку на постоялку, а сам – либо к этому… к Ми-коле-на-Пузырках там, где хор «Васильевских», либо – где «чудовские», в Чудов, в Успенский, к «синодальным», а то – под Золотую Шапку, где, ради славы – вот поди ж ты! – певали и солисты из Большого, Хохлов, Бутенко-с… Собинов, потом Смирнов… Ммда-с, пе-вали. И ведь прознавал, безглазый, в полпив-ных, в трактирах, где будет нонче «симфонический концерт»! М-да-с, певали… слыхал-с… м-да-с, Бортянского номерок 6-й-с… ту, «Херувимскую»… – он и к обедням шмыгал. А вот, как «синодальные», за всенощной… дрожью пробирало Микиту-«ваньку»! Раз как-то… нервы, что ли… – полная капелла, один-то голос! – «Слава в вышных»… – ну, ей-ей… ну, вознестись хотелось… – ре-ми-ни-сценции, понятно. Ты подумай: в метлах-то сидя, в морозе, за дверьми, – и вознестись! М-да… слышно силу! А «ваньки» прямо обмирали, возносились, забывали все. И вот Рождество… бывало, грохнут «С нами» и проч… – «разумейте, языцы, и покоряйтеся…»! – так грохнут, что у «ваньки» – то мороз по коже, и вознесется он под самый кумпол, к Самому… помнишь, там, в Храме, Репин, что ли, на спинке лежа, чуть ли не полгода мазюкал. А-пропо… это «покоряйтеся» даже и у нас, там, некое трепыханье вызывало! между нами, – шатанье даже мыслей… – «покориться»? Понятно, темперамент… из-за темперамента вся и «пертурбация» случилась… эти «вверхтормашки»! И никто Миките-«ваньке» не воспретит так пре-возноситься, нельзя. Так сказать, философски, – преодоление всех полпивных, трактиров, кабаков и прочих благ материальных. И даже… жертвоприношенье! Ведь за эти «вознесенья»-то седок не платит. Да, никто не воспретит… разве мундирный сторож в соборе важном носом поведет и – «вперед не оченно, не проедайся, уж больно во-здух…» А вознесенный и не слышит, – вознесен! И вот, все это… ты у него украл.

– Как…? как я… что…?!.. – даже вскочил профессор, – как я..? как, у… у-крал?!..

– Хе-хе-хе-э… ма-хонький, не понимает!., разжевать прикажете? Извольте-с. Сначала помаленьку, обворовывал, потом… «двоюродные» начисто… хе-хе-хе-э… все обобрали. Помолчи, сейчас индукция… хе-хе-хе-хеэ..!

– Подлец! фальсификатор!., шулер!., лжец!.. – пробовал покрыть скрипучий мерзкий смех профессор, – так все… извратить!..

– По ло-гике… и лжец, и шулер – ты, моншер… я только переписываю мысли… твои, но… ах, инти-мней-шие мысли «рундучков подспудных»! – или, как говорится, – подсо-зна-ния! Спишь ты? Так хоть во сне будь посмелей, раскрой коробочку, где пребывают «угры-зенья»!.. Духу нет? Придам я духу, подставлю зеркальце. По-стой. Помнишь, как после «Героической», в запале, – «к звездам! к звездам!!..» – из «Брандта», твоего героя? А старикан извозчик на эти «звезды», так себе, умильно: «да, барин… чудеса Господни, не сосчитать… да-а… выше Бога не будешь». По неразвитию, понятно. А ты ему, в запале, «все сосчитаны, и каждой дано имя! – ну, се-ешь… – а про Бога… еще неизвестно, есть ли!» Понятно, по неразвитию, так сглу-па. А старик – «ето мы от господ слыхали будто им неизвестно… – а, ка-ков?! – только нам без внимания… не-эт, выше Бога не будешь». Крепкий старик попался. А вот «воробьев» берет, сумление родится… потому народишка до энтого «вопроса» падок, пытливы, подлецы, даром что грамоты на грош с полтинкой. Вот и прикинь статистику: «сеятелей» таких, ну… сколько за день на одних «ваньках» протрясется, не говоря о прочих и-и… упражнениях! Ну, и раскачивали помаленьку, подпарывали, ткан ь-то. Ты-то из любвишки, прохладной, к слепому «воробью», «во имя просвещения», понятно… истиной поделиться, а сколько было спецов, сеяло по штату и наградным! Чай, прекрасно помнишь, как один туляк-извозчик, лет 20 парнишка… «подвел итог»? Я же и веревочку подсунул. И, представь… из-за «вопроса»! Ну, прознай Европа… вот бы гогота-ла! Тут прочная прививка, дезинфекция. Декарты… тут такое, из-за «вопроса»… абсурд, непостижимо! Ну, недостижимо… наплевать. И начаряпал на пачпорте: «прашу никаво не винить, а как тапери все раскрыта, шта Бога нету, да-к мине скушно… и порешился». Вы тогда доклады все читали, во всяких обществах, философы-психологи-криминалисты, психиа-торы, социологи и чуть ли даже не геологи… – ведь троглодитным пахнет! – анализ углубляли: «глупость или психоз»? И никому в башку не влезло – да глупость, – чья только?.. Так, по мелочишкам, и своровы-вали, со всех бочков. Подпарывали ткан ь-то, «устойцы»-то шатали. Тот-то порешился, а другой на что иное уж решился, как взошло -то. Голому-то дождя не страшно.