Борис Зайцев - Том 1. Тихие зори

Но прошел час, а его не было. Ольге Александровне наскучило сидеть, она вышла. Взяла в узкую уличку, вдоль стены виллы Боргезе. Минут через двадцать вышла на viale Parioli, новый бульвар, проложенный на окраине Рима. Здесь опять росли платаны, продувал ветерок, и виднелась Кампанья, далекое Тиволи, Монте Соракто. Ольге Александровне нравилось идти так, по малоизвестной дороге, в чужой стране, среди чужих людей. Она понимала, всем существом ощущала, что находится на странной, таинственной земле. Голая Кампанья, водопады и сивиллы Тиволи, серные воды, остатки священных рощ, загадочные тростники под Римом, почва, вся как бы пронизанная катакомбами, дряхлая, удобренная прахом тысяч людей, – все казалось легендарным. Даже зелень огородов внушала жуткое чувство: слишком уж она ярка – не на человеческой ли крови взошла она?

Эти смутные, обширные настроения отвлекли временно Ольгу Александровну от мыслей об Алеше.

Она задумчиво спускалась по дороге, описавшей овал, – скоро вдали, внизу, блеснул Тибр. Стали попадаться двухколески, запряженные мулом; на них везли знаменитую минеральную воду, которую любил Гете: Aqua acetosa [73]. Через несколько минут Ольга Александровна спустилась к источнику.

В углублении, отделанном с торжественностью барокко, украшенном папской надписью, из трех отверстий шла вода. Из Рима приходили старухи, дети с пустыми фиас-ками, и подставляли их. Останавливались проезжие – все почти подходили пробовать воду.

Спустилась и Ольга Александровна. Ей пришлось ждать – целая ватага школьников осадила источник. Малыши в черных курточках и кепи, под предводительством учителя, наперебой подставляли кружки. Вода понравилась Ольге Александровне: кисловатая, прохладная, рожденная этой причудливой почвой.

Она села за столик в придорожной остерии, и заказала себе вина.

«Нет, – думала он об Алеше, глядя на Тибр, – мы все-таки с ним разные люди». Она хотела этим сказать, что была уже несколько надломленная, усталая женщина, ей хотелось покоя – мирной и ясной жизни с любимым человеком. «Да, он не таков».

Ему нужны охоты, приключения, странствия. Он соскучится с ней, несомненно.

Она взглянула вверх, и в темной синеве неба увидела небольшого ястреба, плывшего к Тиволи. «Ему нужен простор, широкий, вольный мир. Из него он берет себе, не стесняясь, что нужно».

Ольга Александровна спросила себя: хорошо это, или дурно? И не могла ответить. Ей казалось, что есть разные правды, и, быть может, в том, как живет Алеша, есть свой смысл. Все же ей представлялось, что это не высшая правда. Но она не осуждала Алешу. «Конечно, он не думает сейчас обо мне, не думает, что я жду, беспокоюсь, люблю. Он меня любит, но в эту минуту занят другим, и в его сердце не хватает для меня места».

Она улыбнулась покорной и грустной улыбкой. «Всегда для меня мало было места в сердце тех, кого я любила».

Солнце уже садилось, когда Ольга Александровна взяла извозчика, чтобы ехать домой.

Все время, глядя на красный от зари Тибр, она думала об Алеше, и возвращалась в задумчивом, светлом настроении. Это настроение она определила так, что пусть он любит ее много, или мало, во всяком случае она его любит и благодарна за ту радость, которую он ей дал.

Чтобы лучше заработать, кучер вез ее дальним путем, через ponte Milvio.

На испанской площади плескал фонтан Бернини, часы колокольни Trinita, красневшей в закате, показывали восемь. Сердце Ольги Александровны сжалось. «Неужели его еще нет?» Ей почему-то ясно представилось, что Алеша не вернулся. Но что же он может делать так долго в этой Палестрине, или еще как ее?

Она попросила прибавить ходу, и велела ехать в гору, по via Pinciana, хотя кучеру это очень не нравилось.

Издали она увидела, что среди извозчиков, стоявших у ворот виллы Боргезе, происходит что-то особенное: они бросили свою орлянку, все смотрели на via Veneto, оживленно жестикулировали.

У дверей их пансиона толпились любопытные. Высыпали швейцары соседних отелей. Из кареты скорой помощи вносили кого-то в подъезд пансиона.

Первое, что увидела Ольга Александровна на тротуаре, выскакивая похолоделыми ногами из коляски, был Piccolo Uomo. Он почернел и съежился за один день.

– Несчастье… – успел только пролепетать он, но Ольга Александровна уже все знала, и через минуту была наверху, увидела затуманенные, с синими кругами глаза Алеши, которого вносили в его комнату. Ольга Александровна почувствовала, как останавливается ее сердце; кровь от головы отливает, комната медленно поворачивается в сторону. Она хотела что-то сказать, сделать, но только жалобно и пронзительно закричала.

Когда она очнулась, хозяйка спорила со старшей из чикагских студенток. Хозяйка говорила, что раненого нельзя здесь оставить – тут не больница. Американка строго сказала, что везти никуда нельзя, он в дороге может умереть.

Американка эта проповедывала «свободное христианство» и имела определенные взгляды на жизнь.

Барон стал на ее сторону, и хозяйка уступила. Ольга Александровна должна была возместить убытки, если что-нибудь произойдет.

Ольга Александровна едва понимала, что вокруг говорят. Барон объяснил ей, что на охоте произошло несчастье, m-r взял за дуло лежавшее ружье, курки взвелись, и последовал выстрел, что сейчас у раненого знакомый его, барона, профессор, которого он вызвал по телефону.

Профессор ничего ей не сказал. Но через полчаса она увидела, все же, своего Алешу живым, с подобием улыбки на лице. Ольга Александровна собрала все силы, чтобы казаться покойной. Она ничего не могла сказать, только поцеловала ему руку.

– Вот… – произнес он с усилием. – Какая вышла история. Какая глупость!

Он лежал в чистой постели, с пузырем льда на животе.

– Завтракали. Взлетела куропатка, я думал, тут еще есть, схватил ружье… да за дуло. Как скверно вышло!

Он хотел еще что-то прибавить, но не хватило энергии, и он замолчал. Потом взял ее руку и молча поласкал.

– Рад, – прошептал он, – что ты… тут. Думал, не увижу.

Он долго, не отрываясь, глядел на нее.

– Чистая душа, – шепнул он снова. – Чистая. Я ничего. Не беспокойся.

Взор его стал очень серьезен, и покоен.

– Это ничего, – повторил он. – Ну, несчастный случай.

Ночью температура у него поднялась, он стал бредить. Говорил о каких-то путешествиях, морях, бурях.

Ольга Александровна была при нем неотлучно. В голове ее, тоже как бред, проносились образы: барон, выстрел, Piccolo Uomo, ястреб, которого она видела в Кампанье. «Что ястреб? – спрашивала она себя. – Он не ястреб, он умирающий. Ах, вздор, какая чепуха. Может, еще останется жив. Все оттого, что поехали во Фраскати. Зачем пили вино? Глупость. Как зовут этого? Нет, ему не выжить».

Утром Алеша чувствовал себя бодрее – расправил волосы, улыбнулся. Он был очень нежен с Ольгой Александровной.