Борис Зайцев - Том 3. Звезда над Булонью

– Я же и говорил. – Матвеи Мартыныч сел на постель со своего боку и, сняв куртку, почесал под рубашкой кустившуюся грудь. – Я же и говорил, что снежок выпадет, мы теперь и ляжем, а встанешь, то и первопуток.

– Вот и хорошо тебе в город ехать, – отозвалась вяло Марта.

– Я знал, что мне хорошо будет.

– А розвальни наладил?

– Матвей Мартыныч все наладил. Пожалуйста! Левый полозок новый сделал, оглобли перестроил…

Задув свет, он довольно грузно, так что двуспальная кровать вздохнула, завалился на спину.

– И тебе с Анночкой по снежку веселее…

– Еще бы.

– А то я третьего дня вижу, Анночка по двору шлепает, так там около подвала, вместо чтобы по досточке, прямо как в лужу ступил, чуть не по коленку в грязь…

– Ну, это уж просто по ротозейству, – ответила Марта. – Дощечка положена, нет, надо переть прямо.

– Не заметил как-нибудь, и попал…

– Не заметила… какая барыня!

Марта повернулась, легла на спину.

– Эта самая Анна дурить начинает. На наших хлебах отъелась, теперь смотри пожалуйста… то усатый сюда заедет, то она бежит в Машистово.

– Она же редки со двора уходит.

– Редки, редки! Прошлое воскресенье чуть не на заре вернулась.

Матвей Мартыныч недовольно двинулся. Некоторое время лежали молча.

– Аннушка честная девушка, – сказал Матвей Мартыныч. – Если кого полюбит, то замуж выйдет.

– Ну, да уж ты за нее горой…

– Не то чтобы горой, а правду надо сказать.

Марта вдруг вспыхнула.

– Значит, я вру? А я тебе говорю, что она с машистовским путается, и об этом все на деревне знают, кого хочешь спроси…

– Марточка, не волнуйся. Я и не говорил, что ты врешь, а что надо правду сказать…

Но Марта действительно рассердилась. Сон ее прошел. Острая электрическая сила пробежала по ее худому телу, может быть та же, что потрясала и в любви. Марта уже замечала и раньше сдержанное притяжение в муже… Как он оживлялся, как близко к сердцу принимал все, касавшееся Анны! Чувство это, отслаиваясь в дальних углах, поднакопилось – давало о себе знать смутными недовольством.

Марта села – так было удобнее – и повела наступление. Матвей Мартыныч лежал сначала смирно, потом тоже воодушевился, сел и стал защищаться в полных доспехах непорочного мужа.

– Марточка, это неправда! Я с тобой скольки лет, и я другой женщины даже и не знал, вот у нас Мартынчик растет, я для тебя и для него стараюсь, как честный латыш…

Но Марту не так легко было заговорить. Она не давала вздохнуть. После краткого боя победа осталась за ней, хоть и обошлась недешево. Матвей же Мартыныч отступил в порядке, и вдруг занял такие позиции, куда проникнуть за ним было уже невозможно: захрапел на спине. Малые треволненья соскочили с него в ту теплую, медвежатную мглу, где столь легко сливался он со всем царством сонно-живым, покоящимся в Матери-Природе.

Марта же заснуть не могла – этим и платила за победу. Нервное волнение не покидало ее. В сущности, конечно, чепуха, она знает своего Матвунчика и в нем уверена… да и попробовал бы он! Нет, вздор, но лучше бы и этого не было. Забот и так много. Конечно, Матвей Мартыныч отличный муж, хозяин, но как легковерен, как все видит в лучшем свете! Ну, Бог с ней, с Анной, с Машистовом, – он забывает, что теперь не мир, какое время! Разводит себе, раскармливает свиней, в ус не дует, что мартемьяновские мужики как волки бродят вокруг хутора, что ведь приезжали же зачем-то Чухаев с Похлёбкиным…

Мрачные мысли разгорались. Да, хорошо говорить о ней и о сыне, но надо знать, с кем имеешь дело, надо закупать исполком, вообще надо действовать. «Вот теперь поедет по первопутку… да, непременно чтобы в город свез хоть поросят… А может быть, свинку пожертвовать? Хоть бы эту Аннину Матрену… лучше будет, как все заберут?»

Заснула она поздно. Когда проснулась, белесый отсвет лежал на стенах. Матвей Мартыныч в голубых подтяжках уже расхаживал по комнате.

– Как ты спала, Марточка? – спросил неуверенно. – Ты что-то все и-с вечера вертелси.

– Вертелась не вертелась, а надумала правильно.

По виду мужа она поняла, что вчерашнего он не забыл. Власть, как всегда, была за нею.

– Снегу много?

– Снежок ничего себе, да-таки пороша как следует, вот патронов набью, то пойду зайчиков потревожить. Мы давно зайчика не кушали.

Марта принялась одеваться.

– Ну, там зайчика не зайчика, а ты слушай, что я тебе скажу: ты когда в город собираешься?

– В город я обязательно должон. Так и думал, как и санный путь, то и тронуся.

– Тебе надо завтра ехать. И свинью захватишь.

– Как свинью?

Продолжая одеваться, Марта кратко и внушительно ему объяснила, что с пустыми руками ехать в город нельзя. Надо повидать кого следует, подмазать. Зайчики зайчиками, баловство, успеется. А вот Аннину Матрену – свинья неважная, поросята тоже дрянь, их Анна выкармливает – эту Матрену сейчас же надо зарезать, к вечеру освежевать, приготовить, и завтра окорока прямо в город.

Матвей Мартыныч не очень ждал такой решительности. Разумеется, он предпочел бы искать по пороше зайчишек, а в город и завтра не поздно. Но уж одно то, что Марта выбрала Аннину свинью, говорило о серьезности дела. Как хозяин, Матвей Мартыныч готов был возражать. Но как муж, хорошо знающий свою жену, не решился.

Когда через несколько времени они с Мартой вышли, нагруженные инструментами, точно хирург с сестрой милосердия на операцию, первое, что ударило по ним, был удивительный воздух. Белый снег, нынче родившийся, принес с высот заоблачных такую свежесть, такое бесплотное и как бы отрешенное благоухание, будто иной, прохладный и несколько грустный в нетленности своей мир сошел на землю. Все выбоины, колеи и закостенелые неровности запушил он. Нога ступала мягко, и то, что еще вчера терзало ее, нынче было уже погребено. Матвей Мартыныч с Мартой шли, разговаривали о делах. Ни снега, ни его запаха, ни чистоты они не замечали. Да и странно было бы этого ждать от них. Они шли делать свое дело. Они поддерживали собой мир.

Понимала ли Матрена, что эти спокойные люди, которых она нередко видела, которые ей ничего дурного не делали, как и она им, – идут ее убивать? Должно быть, тоже не понимала.

Лишь когда стали связывать ей ноги, когда Матвей Мартыныч, повалив ее на бок, сел верхом, издала она раздирающий вопль.

Анна доила в это время корову. Выйдя из теплого стойла с подойником, она встретила посреди двора Марту. Та быстро шла по направлению к дому, в левой руке держала, концом вниз, узкий и длинный нож. Кровь капала с него. За углом закуты возился над неподвижной тушей Матвей Мартыныч.

– Свинью резали? – спросила Анна удивленно – обычно она знала об этом заранее.

Отсвет снега бледнил несколько лицо Марты, но и само оно было сейчас безжизненно. Только глаза блестели.