Александр Грин - Том 3. Рассказы 1917-1930. Стихотворения

Пережил эволюцию А. Роскин. В первой статье о произведениях А. С. Грина (Художественная литература, 1935, № 4, с. 6) он видел в романтике лишь искусного формалиста, идейно враждебного новому строю. Во второй (Литературный критик. 1938, № 5, с. 167–187) автор был более объективен – здесь он радикально пересматривал свой взгляд, снимая с Грина ярлык поставщика «легкого чтения». Л. Роскин утверждал теперь: «О Грине часто говорят как о писателе, бежавшем от жизни. Между тем книги Грина возбуждают ту тягу к прекрасному, которую способны внушать только книги жизнелюбцев». Критик склонен был видеть влияние Л. Куприна на становление творческой манеры писателя: «..лучшее – купринское – осталось в гриновском творчестве: ясный и солнечный воздух купринских „Листритонов“… Грин воспевает волю к благородному деянию, важность и совершенную необходимость красоты в обыкновенной человеческой жизни. Творчество Грина оптимистично в самой своей основе».

С высокой оценкой творчества писателя в 30-е годы выступили М. Левидов, Ю. Олеша, Л. Борисов и другие. «Почему любят его читатели?» – ставила вопрос М. Шагинян и видела причину в приверженности к теме, «которая отвлеченно называется „душой человека“. „Все в тебе, человек“, – вот азбука Грина» (Красная новь, 1933, № 5, с. 171). Критерием объективной оценки творчества А. С. Грина в первую очередь может служить отношение к нему писателей-современников; оно вызревало изнутри, вступая в противоборство с предвзятыми оценками.

В письме Н. Асееву из Сорренто 5 мая 1928 г. М. Горький признавал: «Грин – талантлив, очень интересен, жаль, что его так мало ценят» (Архив А. М. Горького. – Шифр ПГ-РЛ, 2, 12). И еще ранее, в апреле 1926 г. он писал А. Воронскому: «…В области „сюжетной“ литературы все интереснее становится А. Грин. В его книжке „Гладиаторы“ есть уже совсем хорошие вещи» (Архив А. М. Горького. – М., 1965. Т. 10: М. Горький и советская печать. Кн. 2. – С. 32).

А. Грин жаловался в письме М. Горькому (3 авг. 1930 г.) на трудности с изданием его книг. Например, в издательстве «Земля и фабрика» ему сказали: «Вы не хотите откликаться эпохе, и в нашем лице эпоха Вам мстит» (Архив А. М. Горького. – Шифр КГ-П, 22-3-8). Ощущая этот перекос в отношении к писателю, доброжелательная критика, вопреки очевидности, утверждала, что «плавание в глубь индивидуальности было Грину абсолютно чуждо» (М. Шагинян), что «авантюрный» сюжет А. С. Грина выше подобных ему в западной литературе прежде всего присутствием психологизма.

Большой интерес к творчеству Грина проявлял К. Зелинский. В 1934 г. он опубликовал ряд статей, где высоко ставил его талант как стилиста. Он также указывал на двойственность миропонимания писателя: «Грин и борец, и „прячущийся от жизни“ художник». При этом критик называл писателя «воинствующим романтиком» (см. предисловие к сборнику «Фантастические новеллы». – М., 1934).

В 30-е годы объективные суждения о творчестве писателя выдвигаются на передний план, хотя Порой продолжают звучать отголоски прежних оценок. Тезис К. Зелинского (1934 г.) о том, что Грин находился в постоянном конфликте с жизнью действительной, «уточнял» Л. Роскин: «Каждая новая вещь Грина превращалась в глухую тяжбу с советской действительностью, с революцией…» (Художественная литература, 1935, № 4, с. 6). К. Зелинскому принадлежит мысль о том, что в творчестве Л. Грина прослеживается любопытное и постепенное «превращение» его стиля от Куприна к Эдгару По (Красная новь, 1934, № 4, с. 206).

Подлинным критерием оценки творчества романтика в 30-е годы явилось коллективное обращение в издательство «Советская литература» о публикации посмертного сборника произведений А. Грина (ЦГАЛИ. Фонд № 127. On. I. Ед. хр. 210. Лл. 11–13. Письма писателей в издательство «Советская литература»). В этом документе содержится признание таланта А. Грина такими мастерами слова, как Ю. Олеша, Н. Асеев, Л. Леонов, Ал. Малышкин, Э. Багрицкий, В. Катаев, Л. Сейфуллина, А. Фадеев, Ю. Либединский. В результате вышел сборник А. С. Грина «Фантастические новеллы» (М.: Советский писатель, 1934. – 597 с), вобравший в себя лучшие его произведения.

Наиболее активным сторонником творчества Грина выступил К. Паустовский. Он опубликовал ряд статей, преображенных затем в форму критико-биографического очерка. На протяжении последующих – десятилетий этот очерк служил предисловием ко многим отечественным и зарубежным изданиям А. С. Грина. К. Паустовский утверждал, что современность 30-х годов нуждалась в творчестве Грина как романтика. Но в то же время он (как и М. Шагинян, и М. Слонимский, и др.) сетовал, что Грин не сумел освоить «жизненную конкретику новой действительности». В этом выводе было явное противоречие, скрытое от критиков господствующим «пафосом эпохи». Ведь очевидно, что Грин перестал бы существовать как индивидуальность, если бы ему удалось освоить жизненную конкретику в том упрощенном понимании, которое тогда подразумевалось.

30-е годы стали переломными в оценке творчества писателя. Но несмотря на рост популярности, вульгаризаторская критика ограничивала доступ его произведений к широкому читателю. В эти годы А. С Грина издают очень мало, а в библиотеках его произведения по-прежнему изымаются.

Объективное исследование романтизма А. Грина было прервано войной. В 50-е годы возобладала злобная вульгаризаторская критика – в центральных журналах появились статьи В. Важдаева (Новый мир, 1950, № 1, с. 257–272) и Ан. Тарасенкова (Знамя, 1950, № 1, с. 162–166), в которых творчество Грина объяснялось с позиций огульных политических обвинений. На основе этих статей построена информация о писателе в БСЭ (1952, т. 12). А. С. Грин был посмертно объявлен космополитом и предан забвению. Его книги не переиздавались в течение ряда лет.

В 1956 г. в «Новом мире» был опубликован страстный критический очерк М. Щеглова в защиту романтизма А. Грина. С тех пор в печати появилось множество работ, для которых показателен тон доброжелательства, объективного, бережного отношения к творчеству русского романтика. Его художественное наследие начали осваивать с разных сторон: стали всерьез изучать своеобразие романтизма писателя, его художественной концепции (В. Вихров, В. Ковский – автор первой диссертации и первой монографии о А. Грине); началось критическое освоение новеллистики писателя (В. М. Россельс), накопление жизненно-биографического материала (В. Сандлер).

Работы современных исследователей выгодно отличаются от прошлой критики. Нынешнее признание писателя вызревало исподволь, оно мотивировано как сложными движениями внутри самой литературной критики, так и не менее сложными преображениями во внутреннем мире современного человека, а также значительными общественно-социальными завоеваниями.