Юрий Тарыничев - На судском заломе

- Пойдет, не пойдет, а позвать надо. А то как-то нехорошо. Вместе ехали.

- Ну позови, коль охота. Только боюсь, что он тебя не услышит. Он уже э-вон где, у кривуля...

Все устремили взоры на реку - глянули сперва на "шалман", где недавно рыбачил Клюй, затем по направлению вытянутой руки Бурлакова. Клюй, смутно различимый в сиреневой дымке, торопливо уходил от них берегом реки на другое место.

- На яму подался, - уронил Степа Князев. - Там у него кормушки расставлены.

- Ну и черт с ним! - рассердился Басков. - Все равно мы ему утром нос подотрем.

Рыболовы вернулись к столу, но уже без прежнего настроения. Своим уходом Клюй как бы напомнил всем, что в мире есть деньги, стяжательство, служебные неприятности и очередь на жилье. И еще многое другое напомнил Клюй своим уходом. Поэтому ужин прошел не так, как хотелось бы, - бледно и скучновато. Маркел Бурлаков хотел произнести тост, но почему-то раздумал и махнул рукой, - дескать, ладно, поехали, выпьем и без тостов, невелик праздник. И уж окончательно испортил всем настроение, да заодно и аппетит, Степа Князев. Показывая Броньке, как залихватски, не глотая, пьют водку судские сплавщики, он поперхнулся, долго и натужно кашлял, весь побагровев, и высморкался с помощью пальцев прямо под ноги. Князева, конечно, вытолкали из-за стола с матюгами и даже дали тычка в за-горбень, чтобы впредь не показывал этого фокуса и не позорил сплавщиков. Но дело уже было сделано. Бронька брезгливо сморщил нос и долго не решался взяться за ложку. Да и другие парни хлебали уху нехотя, будто через силу, и под конец расскандалшшсь, так как Валька Басков начал "качать права". Помрачнев, он вдруг ни с того ни с сего скривил рот и решительно заявил:

- На судака завтра не зарьтесь - он мой! И вообще... Я рыбу нашарил значит, я над ней и король! Ясно?

Рыболовы побросали ложки, взъерошились. Над заломом вскинулся невообразимый галдеж.

Ближе к полуночи по небосводу с запада на восток поползли толстые мглистые тучи, и в их медлительном и молчаливом движении было что-то величественное и зловещее. На заломе сделалось пустынно и мрачно, как на забытом кладбище. И внезапный крик выпи - сатаны в перьях, как ее здесь называют, - не оживил это кладбище, а лишь подчеркнул его пустынность и мрачность.

Бронька Медный опасливо покосился в ту сторону, откуда прилетел крик, потом без всякой логической связи с предыдущим вспомнил, что его похвалили в газете, и поморщился.

Не нравилась ему сегодняшняя рыбалка. Не нравилось, что рыба попала в западню. И особенно не нравились рыболовы. Разве можно радоваться чужой беде, пусть и рыбьей? Ведь не хапуги, наподобие Гошки Клюя, нет. Нормальные работящие люди. Валька Басков на что оторва, а и тот ведет себя по-человечески: на смене ломит наравне со всеми, после смены гоняет с пятилетним сыном в футбол или терпеливо стоит в очереди за луком, даже на других покрикивает, чтобы не наглели. А тут - будто ополоумел. Все ополоумели...

Рядом заворочался в парусине и сел, глядя на часы, Степа Князев. На мятом лице следы раздавленных комаров, недовольное выражение.

- Чего не спишь? - спросил Бронька, радуясь, что теперь есть с кем поговорить, посоветоваться.

Степа отмахнулся:

- Уснешь тут. С рыбой с этой. Провались она...

Бронька подлил масла в огонь:

- Завтра еще наверняка раздерутся при дележе... Интересно, какой идиот додумался называть рыболовов спортсменами?

- Вот именно - идиот.

- А Бурлаков-то, Бурлаков...

- А что Бурлаков?

- Нет бы, понимаешь, одернуть. Дак он... А еще начальник смены, говорят...

- Мастер.

- Все равно. Небось на собраниях себя в грудь бьет, трещит о высоких материях. А тут...

- Дак ведь руки-то к себе гнутся, Бронечка!

- Верно, к себе. А брюква на что? - Бронька пококал себя по темечку. Что брюква прикажет, то руки и делают.

- Так-то оно так, да...

Они закурили из Степиного портсигара, думая с тревогой о завтрашнем дне.

Неожиданно Бронька ткнул окурок в песок и заглянул Степе в лицо.

- А что, если мы с тобой устроим сейчас на заливе маленький воскресник?

- Степа понял, но переспросил с испугом:

- В смысле?

- В смысле пойдем и откроем протоку.

- Ой...

- Чего, зуб заныл?

- Зуб, да... Ты видел, какие у Вальки Баскова кулачищи?

- Заохал, понимаешь...

- Заохаешь.

- Ну, дрыхни тогда. Без тебя управлюсь.

- Где тебе, с грыжей-то... Да погоди ты, кипяток! Дай хоть сапоги напялить. Заво-ображал, как в газету тиснули. Рыжее чучело.

- На себя погляди... Куда онучу-то наматываешь?

- На ногу, куда...

- Закрой лучше лысину. А то сверкает, как ж...

- Ч-у-й-й!

- Тише!..

Крадучись, косясь на амбарные двери, на которых спал - а может, притворялся спящим - Валька Басков, парни обогнули становище и заспешили к заливу.

Над заливом струилась теплая паровитая мгла, еще более усилившая впечатление забытого кладбища, на котором все вдруг проснулось и зашевелилось; шевелились, шепчась, какие-то тени, подрагивали колья на могилах вурдалаков, клацал челюстями огромный скелет, превратившийся в вертикально выжатый из воды березовый кряж с двумя рогами-обрубками и полуобррванной берестой ни месте воображаемой головы. К тому же, как только парни поравнялись с кряжем, на заливе опять захлопала крыльями и закричала дико, будто с нее сдирали шкуру, сатана в перьях...

Бронька схватил Степу за рукав.

- Стой!

- А?

- Булькнуло вроде как...

- Где?

- На заливе.

- Щука, должно.

- А вот опять... И опять... Чуешь? Князев мотнул головой.

На заливе работали. Кто-то большой и сильный, кряхтя от натуги, выбирал и выбрасывал на берег топляки из замоины. Подозрение пало на нечистого, поскольку в такой час в этой глухомани и быть никого не должно кроме нечистого.. Но у нечистого, как известно, нет плоти. А тут была плоть, и довольно могучая, раз возилась с топляками. Оставалось предположить, что это - Маркел Бурлаков. На всякий случай Бронька робко позвал:

- Маркеша!

Бурлаков не удивился их приходу. Прикрикнул:

- Чего вылупились? Помогайте!

Парни переглянулись и засмеялись конфузливо. Как они могли подумать скверно про своего давнего приятеля? Бурлак - мужик что надо. В прошлом году по весне, тоже на рыбалке, взбаламутил всех укрепить обрыв с тремя соснами, чтобы его не подмывало половодье. И правильно сделал. Уж больно зрелищен и величав был тот обрыв! Даже в чем-то смахивал на дозор былинных богатырей... Взглянешь на него со стороны речных излук - и вроде как захмелеешь от счастья. Вот она, Русь-матушка! За душой ни гроша, а чувствуешь себя богатым и гордым... Да! Но зачем все-таки Маркел схитрил с этой рыбой? Что: не посмел лезть на рожон или понадеялся на то, что к рыболовам вернется совесть после временного ослепления. Скорее всего последнее. На Маркела это похоже. Недаром с людьми работает. Знает, что, где и как сказать. Психолог...