Болеслав Маркевич - Четверть века назад. Часть 2

Гундуромъ вскочилъ съ мѣста.

— Князь, у меня нѣтъ словъ сказать вамъ все что я чувствую, выразить вамъ мою благодарность, мое благоговѣніе къ вамъ… Я сознаю, вы имѣли право почитать меня недостойнымъ того счастія на которое указываете вы теперь мнѣ… Вы говорите вѣрно, счастіе это слѣдуетъ заслужить… заслужить годами терпѣнія, покорности, мукъ. И я вынесу, выдержу, заслужу, клянусь вамъ Богомъ… Что всѣ эти искусы и муки предъ тѣмъ что можетъ ждать меня!..

«О, молодость!» слушая его безысходною тоской сжималось сердце князя Ларіона. Онъ опустилъ глаза чтобы не видѣть выраженія этихъ молодыхъ надеждъ на этомъ счастливомъ молодомъ лицѣ.

Сергѣй оборвалъ вдругъ:

— А теперь, князь, что же, проговорилъ онъ прерывающимся голосомъ, — намъ надо уѣзжать съ тетушкой;

— Я полагаю что самимъ вамъ въ настоящую минуту было бы неловко оставаться… послѣ отвѣта Аглаи Константиновны тетушкѣ вашей… Она все же хозяйка дома…

— И не видать болѣе княжны, не встрѣчаться съ нею… До какихъ же поръ? еле слышно прошепталъ молодой человѣкъ.

— Пока я въ Сицкомъ, не сразу отвѣчалъ князь, — я буду очень радъ если вамъ отъ времени до времени вздумается навѣщать меня… Вы можете встрѣтится съ Hélène… «Чтобы гусей не раздразнить», добавилъ онъ усмѣхаясь черезъ силу, — спѣшить не надо! Положимъ, напримѣръ, срокъ первому визиту въ концѣ этого мѣсяца.

— И за то великое спасибо, князь! вздохнулъ подумавъ Гундуровъ.

Послѣдовало новое, продолжительное молчаніе.

Сергѣй остановилъ глаза на князѣ. Его поразилъ его разстроенный, лихорадочный видъ.

— Вамъ какъ-будто нездоровится, князь?

Тотъ поднялъ глаза будто съ просонковъ.

— Усталъ, сплю плохо… Года, что же дѣлать! примолвилъ онъ пытаясь еще разъ вызвать улыбку на лицо, но молодому человѣку стало вдругъ жутко отъ вида этой улыбки.

— Надо будетъ пойти проститься съ княгиней, сказалъ онъ, возвращаясь къ предмету личной своей заботы;- не знаю, приметъ ли она насъ?

— Она сказывается больною, не выходила къ завтраку, отвѣтилъ князь Ларіонъ, — вѣроятно не приметъ… и избавитъ васъ такимъ образомъ отъ личной непріятности…. Пошлите ее спросить во всякомъ случаѣ.

— А теперь, князь, молвилъ черезъ мигъ Гундуровъ, — мнѣ остается только выразить вамъ еще разъ мое глубокое сердечное спасибо, и проститься съ вами… до послѣднихъ чиселъ іюня, не такъ ли?…

Хозяинъ всталъ въ свою очередь.

— Да, да!.. До свиданія, Сергѣй Михайловичъ!.. А къ тетушкѣ вашей я самъ сейчасъ зайду пожелать ей добраго пути.

Молодой человѣкъ поклонился и вышелъ.

«Что же», оставшись одинъ, спросилъ себя князь Ларіонъ, — «легче ли мнѣ стало теперь, какъ обѣщала эта добрая женщина?… Нѣтъ, все то-же!» глухо вырвалось у него изъ груди, и онъ откинулся опять въ глубь дивана нажимая глаза себѣ рукой.

Читатель, если не даромъ прошла ваша молодость, и на разсвѣтѣ ея выпало вамъ на долю счастіе любви, — первой, чистой, благословенной любви, съ ея волшебною дѣйствительностью и золотыми снами, если вы подъ сѣдинами сохранили намять о свѣтломъ существѣ въ которомъ въ тѣ дни соединялись для васъ вся прелесть, все добро, весь свѣтъ и красота человѣческой жизни, — для васъ понятно будетъ все что происходило въ душѣ Гундурова въ минуту разставанія съ княжной… Онъ походилъ на человѣка ошеломленнаго ударомъ грозы, хотѣлъ говорить, — и не могъ, искалъ собрать мысли, — и пуще терялся….. Тутъ были Софья Ивановна, князь Ларіонъ, Ашанинъ, — но онъ не видѣлъ никого, ни отвѣчалъ ни на чьи рѣчи, не слыхалъ ихъ. Онъ только растерянно глядѣлъ на Лину, и чувствовалъ въ груди, въ сердцѣ словно тысячу иголокъ разомъ коловшихъ его и не дозволявшихъ ему сознавать никакого иного ощущенія, кромѣ этой острой, нестерпимой боли. Онъ пробормоталъ что-то въ послѣднюю минуту, и ушелъ вслѣдъ за теткой, спотыкаясь на каждой ступенькѣ лѣстницы… Уже въ коляскѣ, у крыльца, вспомнилъ онъ что не сказалъ и сотой доли того что готовился сказать ей, внезапно, къ ужасу тетки, выскочилъ стремглавъ изъ экипажа, кинулся обратно въ домъ, догналъ княжну въ гостиной, куда она, проводивъ отъѣзжавшихъ да лѣстницы (Софья Ивановна упросила ее не идти далѣе), побѣжала взглянуть на нихъ въ послѣдній разъ изъ окна, схватилъ ея руку, попытался что-то выговорить… и не могъ, а судорожно приникъ губами къ этой рукѣ,- и такъ и замеръ… Ашанинъ прибѣжалъ за нимъ весь въ тревогѣ.

— Сережа, что ты дѣлаешь! Увидятъ люди, узнаетъ весь домъ, княгиня….

— Что жъ такое, пусть знаютъ! неожиданно для него выговорила Лина, блѣдная какъ мраморное изваяніе, и сіяя такимъ блескомъ широко раскрытыхъ глазъ какого въ нихъ еще никогда не видывалъ никто.

— Ради Бога, уходите, княжна! вскликнулъ испуганно пріятель Гундурова, — иначе его не уведешь, не избѣжишь скандала… И сами вы, глядите, едва на ногахъ стоите!..

— Сейчасъ уйду, погодите минуту! сказала она… И тихо отнявъ рѣку отъ прильнувшихъ къ ней устъ Сергѣя, она скинула съ шеи возвращенную имъ послѣ вчерашняго представленія старинную крупнокольчатую золотую цѣпочку съ портретомъ отца ея, отомкнула, сняла съ нея медальонъ и протянула ему ее.

— Возьмите, и носите на рукѣ, пусть всѣ знаютъ что это отъ меня, и что вы мой навсегда…

Ашанинъ чуть не силой увелъ нашего героя.

— Ну, слава Богу! перекрестилась даже Софья Ивановна подъ своимъ бурнусомъ когда выѣхали они изъ Сицкаго.

Ѣхали они втроемъ съ Ашанинымъ, на котораго тетка Гундурова глядѣла теперь глубоко признательными глазами; она безконечно рада была предложенію его ѣхать съ ними въ Сашино и «остаться тамъ пока его не прогонятъ». Его присутствіе крайне облегчало тяжесть предстоявшей ей задачи «возиться съ этимъ сумашедшимъ», говорила она себѣ, поглядывая искоса на сидѣвшаго противъ нея съ опущенною головой племянника: «изныла бы я совсѣмъ одна-то съ нимъ»…. И тутъ же съ просящимися на глаза слезами вспоминалось Софьѣ Ивановнѣ какъ, въ минуту прощанія, нѣжно охвативъ ей шею рукой и крѣпко прижавшись золотистою головкой своею къ ея плечу, прошептала ей на ухо Лина: «тетя, берегите его!»

Быстро мчали ихъ добрыя караковыя лошадки. Сицкое скрылось за пригоркомъ; потянули поля съ желтоватою зеленью ржи, словно легкимъ туманомъ подернутою золотистою пылью цвѣтенія….. Вотъ и лѣсъ за границей Шастуновскихъ владѣній… О, такимъ ли видѣлъ его Гундуровъ въ тотъ незабвенный полдень, послѣ первой встрѣчи съ княжной? Онъ не узнавалъ его; гдѣ тѣ краски, гдѣ тѣ волшебные переливы свѣта и тѣней? Погода съ утра успѣла измѣниться, надъ вершинами березъ низко проносились темнолиловыя тучи. Непривѣтно смотрѣла лѣсная чаща, птицы замолкли, весенніе ландыши отцвѣли давно… Безцвѣтно и уныло, какъ изъ его душѣ, было теперь подъ густою сѣтью нависавшихъ надъ ними вѣтвей, и лишь шумъ плюскавшихъ по листьямъ капель засѣявшаго дождя, да индѣ гулкій стукъ дрозда о стволъ древесный доносились до его слуха, вмѣсто тѣхъ неисчислимыхъ голосовъ что привѣтствовали его здѣсь на зарѣ его счастія.