Виктория Токарева - Рассказы и повести

- Я уже предлагал, не подходит, - напомнил Джинджи. - Его нельзя пускать.

- Не пускайте, - у Эльги было развито логическое мышление. - Заприте дверь, будто вас нет дома. Он позвонит-позвонит и уйдет.

В дверь позвонили. Все переглянулись. Юра быстро выключил свет.

- А почему он пришел к вам ночевать? - шепотом удивился Костя. - Это кто, родственник ваш?

- Ее друг, - Юра кивнул на жену. - Большой приятель.

- К нашему берегу вечно приплывет не дерьмо, так палка, - подытожила Эльга, имея в виду не столько Люсю, сколько себя.

Женька тем временем положил палец на кнопку, полагая, что хозяева не слышат.

Все имеет свой конец, даже жизнь. Женька тоже в конце концов снял палец с кнопки, и тогда стало тихо.

- Ушел... - тихо предположил Юра, подошел на цыпочках к двери и заглянул в замочную скважину.

Женька сидел на ступеньках возле лифта и ждал. Он все понимал буквально: раз хозяева не отпирают, значит, их нет дома. А раз их нет - они вернутся. Женька ждал, подперев лицо руками, и выражение у него было изумленно-печальное и какое-то отрешенное. А рядом на ступеньках стояла коробка с тортом, перевязанная бумажной веревочкой.

Юра вернулся в комнату.

- Сидит, - сообщил он.

- Вот это дает! - восхищенно сказал Джинджи.

- А долго он будет сидеть? - забеспокоилась Эльга.

- Всю жизнь, - убежденно сказала Люся.

- А как же нам теперь выйти? - удивился Костя.

- Никак, - сказала Люся. - Попались!

Прошло четыре часа.

В комнате было темно и тихо, слышно было, как урчал на кухне холодильник, тикали снятые с руки часы.

Юра спал на тахте. Он, как космонавт, умел засыпать в любой обстановке и спал обычно крепко, без снов.

Возле него валетом лежал Костя, осмысливал жизнь, при этом старался отодвинуть Юрины ноги подальше от лица.

Эльга сидела в кресле и думала о том, что прошлая любовь кончилась не по ее инициативе, а новая еще не началась, и неизвестно, что приплывет к ее берегу в очередной раз.

Люся смотрела в окно, понимала, что не выспится и завтра снова не сможет работать, не сумеет сохранить себя для первой фразы.

- Джинджи, - с надеждой попросила она, - давай я скажу тебе первую фразу...

Джинджи ходил из угла в угол: страстно хотел домой. Он забыл о том, что Эльга хороший человек и Люся, по некоторым приметам, тоже хороший человек. Сейчас, когда нельзя было выйти, он больше всего на свете хотел в свои собственные стены к своей собственной жене.

- Какую первую фразу? - не понял он. - К чему?

- Ни к чему, просто первую фразу - и все.

Джинджи остановился.

- Зажмурьтесь, и закройте глаза, и представьте себе... - начала Люся.

- Ну?

- Все. Только первая фраза.

- Зажмурьтесь и закройте глаза - одно и то же. Надо что-нибудь одно.

- А что лучше?

- Не знаю, - мрачно сказал Джинджи.

- Брось, - лениво предложила Эльга. - Кому все это надо?

- Если так рассуждать - ничего никому не надо.

И никто никому. Кому ты нужна?

- И я никому не нужна, - спокойно сказала Эльга.

Люся отвернулась, стала глядеть на редкие огни в домах. Ей вдруг больше всего на свете захотелось, чтобы кто-нибудь спросил у нее: как дела? А она бы долго и подробно стала рассказывать про свои дела: про то, что гости ходят не к ним, а в их дом, потому что по вечерам им некуда деться. Про то, что начальник теряет ее работы, засовывает куда-то в бумаги, а потом не может найти. Про свою любовь, которая кончилась, и теперь, когда она кончилась, кажется, что ее не было никогда.

Но гости были людьми воспитанными. Никто ни о чем не спрашивал. Все сидели вместе и врозь. Впереди была долгая ночь и нескорое утро.

А Женька тем временем спокойно спал, уложив щеку на ладонь, и с интересом смотрел свои сны... Может быть, ему снились поющие дети.

ЗАКОН СОХРАНЕНИЯ

Первый раз Семечкин появился год назад в отделе кадров.

- Здравствуйте, - вежливо поздоровался он. - Моя фамилия Семечкин, зовут Георгий Николаевич. Вообще я русский, но долгое время жил в Грузии, как Маяковский.

Вот тут все написано.

Он протянул свою автобиографию, сел на стул и приготовился ждать.

Заведующая отделом кадров Елена Ивановна взяла автобиографию и начала читать.

- При чем здесь собака? - удивилась Елена Ивановна. - Это автобиография, документ, а не художественное произведение.

- Вы помните, как Маркс начал "Манифест"? "Призрак бродит по Европе..." А ведь "Манифест" - это тоже документ. - Семечкин поднял палец.

Елена Ивановна внимательно посмотрела на палец и сказала:

- Заполните анкету.

- Не надо, я сам составил.

Семечкин вытащил из кармана листок. Листок был вырван из школьной тетради в косую линейку и заполнен с одной только стороны.

- И все? - удивилась Елена Ивановна.

- Конечно, - удивился Семечкин, - здесь все написано.

- Надо указать, имеете ли вы правительственные награды, есть ли у вас родственники за границей.

- А какое это имеет значение для той работы, которую я буду выполнять? Я написал только то, что важно: сколько мне лет - возраст определяет; какое у меня образование - это тоже иногда имеет значение...

- Знаете что, не заводите своих порядков. Заполните анкету и напишите заявление.

- А о чем заявление?

- О том, что просите принять вас на работу.

- Странно, зачем столько бумаг? Раз я поступаю на работу, то, естественно, меня не приволокли - я сам пришел.

- Вот вам бумага, сядьте и напишите. Без заявления нельзя.

Семечкин вздохнул и нарисовал на листке стол, а за столом круглоголового человечка. Вокруг головы человечка он начертал нимб, а вокруг нимба сияние.

- А как писать?

- На имя Вахлакова.

"На имя Вахлакова", - написал Семечкин.

- Адрес укажите.

- Чей?

- Ваш.

- Зачем? Разве мне Вахлаков напишет письмо?

"Идиот", - подумала Елена Ивановна, а вслух спросила:

- Вы где раньше работали?

- В Госконцерте.

- А что вы там делали?

- Фокусы показывал. Это такая скука, я даже начал пить.

- Пишите заявление.

- Ага... - Семечкин погрыз ручку с другого конца и стал писать.

Он написал очень быстро, потом прочитал написанное и отдал Елене Ивановне.

- По-моему, хорошо, - с удовлетворением сказал он.

Елена Ивановна прочитала заявление сначала один раз, потом другой.

- Слушайте, - сказала она, - Семечкин!

- Можете звать меня по имени, мне это приятнее...

- Слушайте, Георгий Николаевич!

- Гия.

- ...Ваша работа называется редактор-организатор, а не "золотая рыбка". Какая еще рыбка?

- Вахлаков пообещал мне свободную инициативу, - гордо сказал Гия. Хотите новое корыто, хотите новую избу, а хотите быть вольною царицей?

- Хочу мешок луковой шелухи, - сказала Елена Ивановна, подумав.

- Зачем?

- Яблони на даче опрыскивать.

- Зайдите ко мне через неделю во вторник. Пятый этаж, комната 88, будет вам мешок луковой шелухи.