Виктория Токарева - Рассказы и повести

- Семечкин! - окликнул Вахлаков. - Что там у вас происходит?

- Где? - испугался Гия.

- Свечки бенгальские зажигаете, человечков рисуете...

Гия промолчал.

- Почему вы молчите?

- Я не понимаю - нравится вам это или нет?

Вахлаков свел брови, он сам не знал - нравится ему это или не нравится.

- Странно как-то, - нерешительно сказал он. - А зачем вы зажигаете свечки?

- Они красиво горят.

- А человечков зачем?

- Это как печать. Ведь ставят люди печати.

Вахлаков поскреб ногтем щеку.

- Распускают слух, будто вы все можете. Мне это не нравится. - Здесь Вахлаков определенно знал свое отношение.

- Я тут ни при чем, - объяснил Гия. - Слухи живут отдельно от людей и не имеют к ним никакого отношения. Слухи сами по себе, а люди - сами по себе.

Когда летучка окончилась, Вахлаков подошел к Семечкину и тронул его за локоть.

- Гия, - Вахлаков оглянулся на дверь, - у меня к вам просьба.

- Кабинет восемьдесят восемь, - вежливо сказал Гия. - В порядке общей очереди.

- Мое дело особенное, - пообещал Вахлаков. - Для вас как для специалиста оно будет особенно интересным.

- А какая просьба? - спросил заинтригованный Семечкин.

- Сделайте так, чтобы я был молодой.

- Как молодой?

- Ну... мне сейчас пятьдесят восемь, а чтобы было тридцать.

- Это невозможно.

- Почему?

- Потому что это противоречит закону философии.

- Какому закону?

- "Отрицание отрицания". Я не могу менять диалектику, ее Гегель придумал.

- У меня позвоночник болит, - пожаловался Вахлаков. Ему казалось, что можно уговорить Гию, если попросить хорошенько. - Во время войны меня тряхнуло. Я упал, позвоночник сместился и теперь давит на нерв. Вот я с вами разговариваю, а в пояснице как зубная боль и в ногу отдает. Скажите, интересно так жить?

Гия ничего не ответил. Было ясно, что жить с зубной болью в пояснице неинтересно.

- А пусть вам сдвинут позвонок на место, - сказал Гия. - Такую операцию делают. Я знаю.

- Я тоже знаю, - сказал Вахлаков. - Но дело не только в этом.

- А в чем еще?

- Вот раньше мне казалось, что нет такого свидания, из-за которого бы можно было пропустить совещание. А теперь мне кажется наоборот: нет такого совещания, из-за которого можно было бы пропустить свидание...

- Вы влюблены? - догадался Гия.

- Вам, наверное, это странно?

- А сколько ей лет?

- Она моложе моего сына, - уклончиво сказал Вахлаков. - В детском саду работает воспитательницей. Изо всего Чехова только "Каштанку" читала. Это такое счастье... Мне так надоели умные разговоры!

Гия не понимал, что от него требуется.

- Я боюсь попасть в смешное положение, - сознался Вахлаков.

- А... - Гия понял. - Ешьте грецкие орехи. Это помогает.

- Мне надо не грецкие орехи, а тридцать лет!

- А где я вам их возьму? Впрочем...

- Ну? - Вахлаков подался вперед.

- Есть такое лекарство. - Гия отодвинулся, он не любил, когда к нему стояли близко. - ЭМРО. Эликсир мгновенной регенерации организма. О нем писали в прессе. Вам нужно выпить таблетку и выпрыгнуть с седьмого этажа. Вы разобьетесь вдребезги, но эликсир сработает, и вы мгновенно восстановитесь помолодевшим на десять лет. Если хотите помолодеть на тридцать лет, придется прыгнуть три раза.

- А можно прыгнуть с первого этажа?

- С первого нельзя, потому что вы не разобьетесь. С восьмого тоже нельзя, потому что можете не восстановиться. Надо с седьмого.

- А другого способа нет?

- Может быть, и есть, но я его не знаю.

Вахлаков посмотрел в окно. За окном что-то строили, и там медленно, как в забытьи, двигалась стрела подъемного крана.

- Бумага нужна? - спросил Вахлаков. - С человечком?

- Не обязательно, - сказал Гия.

- А свечки тоже не будет?

- Как хотите.

Когда Гия вернулся к себе в кабинет, там сидела Светлана. Занавеска была задернута, и комната, как фужер с шампанским, была наполнена ровным желтоватым светом.

- Можно я буду звать тебя Жора? - спросила она. - А то имя "Гия" какое-то собачье.

Гия достал свечку, поставил ее в вазочку, как цветок, и поднес спичку. От свечи во все стороны брызнули маленькие звезды и полетели по разным траекториям.

Светлана смотрела на них молча и вдруг заплакала. Она плакала с неподвижным лицом, и казалось, будто слезы, медленно идущие по ее щекам, не имеют к ней никакого отношения.

- Я все для тебя сделаю, - поклялся Гия. - Все, что попросишь...

- Сделай так, чтобы он на мне женился...

- Кто?

- Ты не знаешь.

- Он не любит тебя? - удивился Гия.

- Не ругай его.

- Прости, пожалуйста.

- Он любит, - объяснила Светлана, но для мужчины любить и жениться не одно и то же.

- Давай, я женюсь на тебе, - неожиданно предложил Гия.

- Тебе лень, поэтому ты придумываешь что проще.

- А что я могу сделать?

- Поговори с ним. Я скажу, чтобы он к тебе пришел.

- Не знаю я, о чем с ним говорить, - отказался Гия.

- Если он почувствует, что ты хочешь жениться, он тоже захочет. Он очень несамостоятельный и зависит от чужого мнения.

- Зачем тебе такой муж?

Светлана медленно улыбнулась, глядя сквозь Гию.

Первый раз он видел ее в хорошем настроении. В этот вечер Гия неожиданно для себя напился.

Они выпивали с Пашей - соседом по квартире - и разбирали свои противоречия.

Паша учился в вечерней школе, работал шофером такси, был холост, мечтал жениться на некрасивой женщине с двумя детьми. Ему казалось, что красивая и свободная за него не пойдет, а если и пойдет, то на другой же день пожалеет.

Гия был более самоуверен. Он, как правило, нравился женщинам - правда, не тем, которым хотел.

Они говорили о любви, о счастье - личном и общественном. О своем деле и о специфике каждой специальности. Паше все люди представлялись как пассажиры такси, а Гие - как публика в зрительном зале.

- А почему ты ушел из Госконцерта? - спросил Паша.

- Скучно стало, - объяснил Гия. - Каждый день одно и то же: берешь пустую корзину, достаешь оттуда курицу.

- Живую?

- Конечно.

- А как это у тебя получалось?

- Ловкость рук и никакого мошенства.

Они пили старку и пели послевоенные песни, потому что знали слова. Паша от старки краснел, а Гия, наоборот, бледнел. В детстве он часто болел ангиной, у него было слабое сердце.

- "На рейде большом легла тишина, и город окутал туман", - внимательно, красиво пел Паша.

Гия вдруг первый раз за свои тридцать лет понял смысл слов и представил себе тяжелую, будто пыльную воду, одинокий корабль и город, неясно выступающий из тумана.

"Прощай, любимый город! Уходим завтра в море!" Гия уложил лицо в ладони, закрыл глаза - и, раздерганный хмелем, пел знакомую незнакомую песню. Слушал себя и Пашу и сладко, легко тосковал непонятно о чем. Ему было жаль себя, и любимый город, и блестящие волосы Светланы Цыганковой.

Домой Гия возвращался через окно. Он вышел на Пашин балкон и с его балкона полез на свой. Балконы были смежные, один являлся как бы продолжением другого. Их отделяла кирпичная кладка шириной в полметра, и, чтобы попасть с одного балкона на другой, надо было пройти эти полметра по балконным перильцам. Удобнее было, конечно, ходить в Дверь, но после одиннадцати соседи запирали дверь на цепочку и ложились спать. Гие не хотелось будить соседей.