Виктория Токарева - Рассказы и повести

Машка Гвоздева безусловно попадет в интеллигенцию, потому что от ее мозгов гораздо больше пользы, чем от ее рук. А у меня ни рук, ни мозгов - один словарный запас. Это даже не литературные способности, просто я много знаю слов, потому что я много читаю. Это у меня от папы. Но знать много слов совершенно не обязательно. Мальчишки в нашем классе вполне обходятся шестью словами: точняк, нормалек, спокуха, не кисло, резко, структура момента. А Ленка Коновалова любую беседу поддерживает двумя предложениями: "Ну да, в общем-то..." и "Ну да, в общем-то, конечно..." И этого оказывается вполне достаточно: во-первых, дает возможность говорить собеседнику, а это всегда приятно. Во-вторых, поддерживает его сомнения. "Ну да, в общем-то...", "Ну, в общем, конечно".

Неделю назад я слышала по радио передачу о счастье. Там сказали: счастье - это когда что-то хочешь и добиваешься. А очень большое счастье - это когда что-то очень хочешь и добиваешься. Правда, потом, когда добьешься, - счастье кончается, потому что счастье - это дорога к осуществлению, а не само осуществление.

Что я хочу? Я хочу перейти в девятый класс и хочу дубленку вместо своей шубы. Она мне велика, и я в ней как в деревянном квадратном ящике. Хотя мальчишки у нас в раздевалке режут бритвой рукава и срезают пуговицы. Так что дубленку носить в школу рискованно, а больше я никуда не хожу.

А что я очень хочу? Я очень хочу перейти в девятый класс, поступить в МГУ на филологический и познакомиться с артистом К.К. Мама говорит, что в моем возрасте свойственно влюбляться в артистов. Двадцать лет назад она тоже была влюблена в одного артиста до потери пульса, и весь их класс сходил с ума. А сейчас этот артист разжирел как свинья, и просто диву даешься, что время делает с людьми.

Но мама меня не понимает, я вовсе не влюблена в К.К.

Просто он играет Д'Артаньяна, и так он замечательно играет, что кажется, будто К.К. - это и есть сам Д'Артаньян - талантливый, неожиданный, романтический. Не то что наши мальчишки: "точняк", "нормалек" и ниже меня на два сантиметра.

Я смотрела "Мушкетеров" шесть раз. А Рита Погосян - десять раз. Ее мама работает при гостинице "Минск" и может доставать билеты куда угодно, не то что мои родители - ничего достать не могут, живут на общих основаниях.

Однажды мы с Ритой дождались К.К. после спектакля, отправились за ним следом, сели в один вагон метро и стали его разглядывать. А когда он смотрел в нашу сторону, мы тут же отводили глаза и фыркали. Рита через знакомых выяснила: К.К. женат и у него есть маленький сын. Хорошо, что сын, а не дочка, потому что девочек любят больше, а на мальчишек тратится меньше нежности, и, значит, часть души остается свободной для новой любви.

У нас с К.К., правда, большая разница в возрасте - двадцать лет. Через пять лет мне будет восемнадцать, а ему тридцать восемь. На пусть это будет его проблемой. А молодость еще никогда и никому не мешала.

Рита сказала, что К.К. - карьерист. В Америке из-за карьеры стреляют в президентов. И ничего. То есть, конечно, "чего", но еще не такие дела делаются из-за карьеры.

Неизвестно - отрицательная это черта или положительная. Мой папа, например, не карьерист, но что-то большого счастья на его лице я не вижу. У него нет жизненного стимула и маленькая зарплата. Недавно я на классном часе докладывала о политической обстановке в Гондурасе.

Честно сказать, какое мне дело до Гондураса, а ему до меня, но Марья Ефремовна сказала, что аполитичных не будут переводить в девятый класс. Я подготовилась как миленькая и провела политинформацию. Буду я рисковать из-за Гондураса.

Ленка Коновалова перевернула страницу - исписала уже половину тетради. А я все сижу и шарю в памяти своей самый счастливый день.

В передаче о счастье я запомнила такую фразу: "Перспектива бессонных ночей за штурвалом комбайна..." Может быть, комбайнер тоже был карьерист.

Вообще, если честно, мои самые счастливые дни - это когда я возвращаюсь из школы и никого нет дома. Я люблю свою маму. Она на меня не давит, не заставляет заниматься музыкой и есть с хлебом. При ней я могу делать то же самое, что и без нее. Но все-таки это - не то.

Она, например, ужасно неаккуратно ставит иглу на пластинку, и через динамики раздается оглушительный треск, и мне кажется, что иголка царапает мое сердце. Я спрашиваю: "Нормально ставить ты не можешь?" Она отвечает:

"Я нормально ставлю". И так каждый раз.

Когда ее нет дома, в дверях записка: "Ключи под ковриком. Еда на плите. Буду в шесть. Ты дура. Целую, мама".

Я читала в газете, что Москва занимает последнее место в мире по проценту преступности. То есть Москва - самая спокойная столица в мире. И это правда. Я убедилась на собственном опыте. Если бы самый плохонький воришка-дилетант и даже просто любопытный, с дурными наклонностями человек прошел по нашей лестнице и прочитал мамину записку, то получил бы точную инструкцию: ключи под ковриком. Открывай дверь и заходи. Еда на плите - разогревай и обедай. А хозяева явятся в шесть.

Так что можно не торопиться и даже отдохнуть в кресле с газетой, а около шести - уйти, прихватив папины джинсы, кожаный пиджак и мамину дубленку, отделанную аляскинским волком. Больше ничего ценного в нашем доме нет, потому что мы - интеллигенция и живем только на то, что зарабатываем.

Мама говорит: когда человек боится, что его обворуют, его обязательно обворуют. В жизни всегда случается именно то, чего человек боится. Поэтому никогда не надо бояться. И это точно. Если я боюсь, что меня спросят, - меня обязательно спрашивают.

Когда я выхожу из лифта и вижу записку, я радуюсь возможности жить как хочу и ни к кому не приспосабливаться. Я вхожу в дом. Ничего не разогреваю, а ем прямо со сковороды, руками и в шубе. И стоя. Холодное гораздо вкуснее. Горячее - отбивает вкус.

Потом я включаю проигрыватель на полную мощность и зову в гости Ленку Коновалову. Мы с ней вырываем из шкафа все мамины платья, начинаем мерить их и танцевать. Мы танцуем в длинных платьях, а ансамбль "Синяя птица" надрывается: "Не о-би-жайся на меня, не обижаа-а-йся, и не жалей, и не зови, не достучишься до любви". А в окно хлещет солнце.

Потом Ленка уходит. Я сажусь в кресло, закутываюсь в плед и читаю. Сейчас я читаю две книги: рассказы Хулио Кортасара и пьесы Александра Вампилова. Эти книги маме подарили ее подхалимы.

У Вампилова мне очень нравится: "Папа, к нам пришел гость и еще один". А папа отвечает: "Васенька, гость и еще один - это два гостя..." Я читаю и вижу перед глазами К.К., и мне бывает грустно, что все-таки он женат и у нас большая разница в возрасте.

А у Кортасара в рассказе "Конец игры" есть слова "невыразимо прекрасно". Они так действуют на меня, что я поднимаю глаза и думаю. Иногда мне кажется, что жить - невыразимо прекрасно. А иногда мне становится все неинтересно, и я спрашиваю у мамы: "А зачем люди живут?" Она говорит: "Для страданий. Страдания - это норма". А папа говорит: "Это норма для дураков. Человек создан для счастья". Мама говорит: "Ты забыл добавить как птица для полета. И еще можешь сказать - жалость унижает человека". Папа говорит: "Конечно, унижает, потому что на жалость рассчитывают только дураки и дуры.