Алексей Толстой - Необычайные приключения на волжском пароходе

Заросший мужик плюнул. Опять замолчали. На верхней палубе проходит Родионов с Зинаидой.

- Папа, птицы! - говорит она.

- Чайки принадлежат к семейству пингвинов, Зиночка, они питаются рыбой и другими ингредиентами... Мясо их жестко..

- Папа, они голодные.

- Пойдем, попросим хлебца, будем им кидать... Деточка моя, ты очень любишь маму? Мама - изумительная, цельная, редкая женщина...

Зинаида, насупясь: - Мама не женщина...

- Разумеется, она - прежде всего - мама... Так вот, что я хотел вас спросить?.. В отношении ко мне сглажена несколько горечь? Постарайтесь вспомнить, - в ее разговорах обо мне - быть может, проскальзывала родственность?

- Папа, не понимаю - чего ты? - протянула Зинаида.

- Боже мой, прости, моя крошка...

Снова, оживленные, появляются Шура и Ливеровский.

Они еще не дошли до кормы и не видят профессора.

Щура говорит:

- Многие котируют меня как необразованную, но я далеко не то, что выгляжу... И ваша агитация про любовь меня смешит. Наука открыла, что так называемая любовьтолько голый животный магнетизм...

- Так вот - ваш животный магнетизм и сводит меня с ума.

- Это мне многие говорят.

- Например - негр...

- Ну, вы просто, знаете, того-с... (Покрутила пальцем у головы.)

- Черт возьми, - прищурясь, говорит Ливеровский,- вот на такую женщину не пожалеть никаких средств.

- К сожалению, у нас в этом смысле не развернуться. Наше правительство просто нарочно раздражает публику... Пудру, например, продают - пахнет керосином.

- Что ж, он к вам каждый день шатается?

- Опять он про Хопкинсона! Слушайте, - обыкновенно я принесу им чай в кабинет, и они там - бу-бу-бу...

А сама либо звоню по телефону, - у меня страсть разговаривать по телефону... Или я читаю иногда... Вы не поверите - я увлекаюсь марксизмом.

- Уверен, что негр втирает очки вашему профессору.

- И - ошиблись. Они разбирают одну рукопись. Хопкинсон написал ее так, чтобы никто не понял, - шибром. Но слушайте - это государственный секрет! Обещайте - никому...

- Хорошо, - Ливеровский придвинулся, раздув ноздри. - При одном условии (свинцово глядит ей в глаза, Шура раскрыла рот).

- Чего?

- Приходите в мою каюту...

Шура слабо толкнула его ладонью: - Что же это такое... Ой!

Споткнувшись, пошла на корму. Увидала профессора, опять раскрыла рот: Ой!

- Ты уже встала, собака? - Профессор слегка загородил собой Зинаиду. Мы проезжаем довольно красивыми местами. (Заметив, что Шура уставилась на Зину, нахмурился.) Не присоединишься ли к нам?

- Это что за девочка? - уязвленно спросила Шура.

Профессор строго кашлянул: - Гм... Эта девочка - дочь...

- Чья, интересно?

- Гм... Моя... (И - строго глядя на головастую чайку.) Так вот, Зина, предложение...

У Шуры все личико стало, как у высунувшейся мыши:

- Ты с ума сошел, Валерьян! Где ты подобрал девчонку?

- ... предложение, - тверже повторил профессор, - пройти на носовую часть парохода...

Он повернулся. Ливеровский любезно приподнимал шляпу:

- Доброе утро, профессор, я уже имел счастье познакомиться с вашей супругой... Иосиф Ливеровский, вице-консул республики Мигуэлла-де-ля-Перца...

- Очень приятно, - сказал профессор, - вы попали в довольно неподходящую минуту... Вопросы агрикультуры, которые вас, несомненно, интересуют, несколько заслонены от меня беспорядком в личной жизни... Но я надеюсь быстро разобраться... (Поклонился.) До свиданья...

Обняв Зинаиду, строгий, научный, он пошел на носовую часть парохода. Ливеровский с кривой усмешкой:

- Девчонка едет в четвертом классе с матерью. Я ее видел, - очень сохранившаяся женщина.

Шура проглотила нервный комочек. Самообладание вернулось к ней. Передернула плечиками:

- С чем вас и поздравляю: эту Нинку вся Москва знает, - сплошная запудренная морщина. Сохранившаяся ! Мне все теперь ясно, - да, да, они заранее сговорились. Вот, сволочь, устроили мне прогулку по Волге...

Ливеровский потянулся взять ее за спину:

- Красивая, гибкая, злая...

Шура вывернулась, как из трамвайной толкучки:

- Оставьте пошлости!

Но он - настойчиво:

- Хотите - помогу? (Она дышала ноздрями.) Все просто и мило: профессора от свежего воздуха целиком и полностью потянуло на лирику. Зрелище неопрятное, - сочувствую вам. Профессора нужно вернуть с лирических высот на землю. Есть план.

- Какой?

- Эта самая рукопись, что вы рассказывали...

- Которая у Валерьяна в портфеле?..

- Принесете ее мне... (Шура молчит.) Спрячем. (С неожиданным раздражением.) Ну, профессор будет метаться по пароходу в панике и - ему не до Зинки с Нинкой. Поняли?

Шурины глаза неожиданно раскрылись от восхищения: - Поняла.

- Несите...

Тогда из окна обеденного салона медленно высунулась голова Гусева. Жуя осетрину, проговорил:

- Александра Алексеевна, увидите профессора - не забудьте сказать, что портфель его у меня...

Он показал портфель - из кожи под крокодила:

- И ключ от вашей каюты у меня...

Показал также и ключ. Шурка молча схватила его.

Убежала. Ливеровский в это время закуривал. Бросил спичку за борт: Завтракаете?

- Завтракаю, - любезно ответил Гусев. - Присоединяйтесь.

- Ничего осетринка-то?

- Пованивает, но есть можно.

- Что еще скажете хорошенького? - спросил Ливеровский.

- А ведь в портфеле-то у него не рукопись, а копия.

- Да, я тоже так думаю, - Ливеровский равнодушно отвернулся.

На палубе появилась Эсфирь Ребус - свежая, улыбающаяся, в изящном платье из белого полотна. Она улыбалась не людям, даже не текущим мимо берегам, а чему-то неизмеримо высшему. Ливеровский сказал ей тихо:

- Влипли. Легавый настороже. Портфель у него.

- В таком случае и легавый отправится туда же...

Спокойствие ее было классическое. Она даже не остановилась. Ливеровский бормотал:

- Миссис Ребус, нам не справиться с троими...

- Если у нас не хватит сил, мы поднимем массы. - Глаза ее сияли навстречу Хопкинсону. Он двигался к ней, как щепка к водовороту. Его огромные башмаки отлетали от палубы, высоко подбрасывались коленки, в руках плясали бинокль и путеводитель. Белели воротничок, зубы и глазные яблоки. Что-то, видимо, было странное в улыбке миссис Ребус, в невероятно сдержанном волнении Хопкинсона, - иностранцы, стоявшие у борта, повернули головы: Мистер Лимм, мне сдается, что это тот самый негр, наделавший столько отвратительного шума в Америке...

- Бог с вами, мистер Педоти, его же линчевали, насколько мне помнится.

- Суд Линча был совершен над его братом...

- Вы правы, я совсем забыл эту грязную историю.

- Мне очень не нравится присутствие здесь Хопкинсона...

Миссис Ребус и Хопкинсон сошлись и стали у перил так, будто судьба их наконец свела. Эсфирь улыбалась чайкам. Хопкинсон поднес к глазам бинокль, рука его дрожала. Ливеровский перестал дышать, следя за этой встречей главных персонажей...