Алексей Толстой - Собрание сочинений (Том 1) (-)

Солнце в это время направо закатывалось за гору, откуда тянулись по зеленоватому небу алые облака; ветер с моря шевелил листы; позванивали буйволы вдалеке бубенцами; быстро опускалась ночь, зажигались над темными кипарисами крупные звезды, и Анфиса Петровна говорила, стоя в балконных дверях позади племянника:

- Конечно, это - неважно, но мне, Сергей, иногда хочется в Россию вернуться, посидеть на пруду под ветлами... хоть перед смертью...

- Подождите, тетенька, умирать, вот я на ноги встану, - кобенился Сергей Алексеевич, - а сейчас мне еще повеселиться хочется... Варенька-то что мне сказала: "Может быть, в окошко вас и впущу ночью..." А? Тетенька, зачем это она впустить хочет...

- Ну, замолол... противно слушать... Сергей. Твоя Варенька и все ее подруги какие-то обжоры... Я не люблю, когда ты даже так шутишь...

- Я не шучу, - отвечал Сергей Алексеевич, поднимая к тетке веселое, масленое от воспоминаний лицо. - У Вареньки был уже любовник... а теперь я.

Анфиса Петровна после таких слов сдергивала пенсне и тыкалась во все углы, покашливая, потом запирала ставни и ложилась в постель...

И, лежа в темноте с открытыми глазами, перебирала все слова свои и Сережи, ужасалась, что опять прошел пустопорожний день, обещалась взять себя в руки и далеко уже за полночь, когда Сергей давно похрапывал, болтая иногда коленкой в стену, зажигала свет, накидывала шаль и, войдя к племяннику, трясла его за костлявое плечо со словами:

- Сергей, очень важно... полно тебе спать! Сергей Алексеевич, дико оглядываясь, щурился на свечку, дрожащую в теткиной руке, натягивал рыжее одеяло, засовывал грязную подушку за спину и зевал, приготовляясь слушать; он знал, что теперь лучше не возражать. Анфиса же Петровна начинала длинный разговор о жизни, воздержании и об идеалах.

Так у Баклушиных проходило время, нарушаемое отлучками. Сергея Алексеевича в город. За последнее время стал он пропадать все чаще, и Анфиса Петровна, боясь оставаться без собеседника и сторожа одна, ужасно была рада, найдя верного Андрея. Во всю дорогу, пока плетушка крутилась по извилинам шоссе над морем, тетушка взволнованно молчала. Андрей же глядел на шоссе и звезды, думая: "Вот бы уйти по этой дороге одному, не зная куда".

В ПЛЕНУ

Подъезжая к дому, Анфиса Петровна воскликнула:

- Да, Андрей, мы больше пяти рублей дать тебе не можем, у нас совсем нет денег.

- Все равно, - сказал Андрей, спрыгивая с козел, чтобы легче было мерину влезать по кипарисовой аллее, - я и так послужу.

Навстречу подъехавшим прибежала собака с перебитой ногой, другой пес гремел цепью в будке и лаял. А дом казался белым и чистеньким при свете звезд.

Анфиса Петровна, говоря: "Славу богу, вот мы и дома", захватила кулечки и взошла на балкон, Сергей же Алексеевич еще немного постоял, прислонясь грудью к перилам, - потому что торопиться было некуда.

Андрей, отпрягая и проваживая мерина, видел, как в столовой зажгли жестяную лампу на стене и сели ужинать... Потом Анфиса Петровна вышла на черное крылечко с подушкой, кошмой и свечкой в руках и, крикнув Андрея, повела его в беседку, неподалеку от крыльца, в кустах.." Позади беседки стояли высокие пеньки, на которые Сергей Алексеевич садился по своей надобности, а у стенки спали гуси... Гуси, увидев Андрея, зашипели по-змеиному, и Анфиса Петровна сказала:

- Они не тронут, вот здесь и ложись; когда встанешь, разбуди меня, мы обсудим твои обязанности.

Андрей разостлал на полу кошму и лег, оглядывая беседку... В дощатой ее стене чернело разбитое окошко, в котором, освещенные свечой, толклись два комарика; с пыльных стропил висели паутиновые сети, и над дверью, меж двух синих колонок, была надпись стертым золотом: "Вот в чем мое блаженство".

Андрей вслух повторил эти слова и, дунув на свечу, стал думать, отчего ему все-таки неясно на душе.

В полночь проснулся вдруг Андрей от света, приподнялся на локте и в разбитом окне увидел фонарик, которым был освещен глаз Анфисы Петровны, подбородок и длинный нос в пенсне.

- Лежи, лежи, - поспешно заговорила тетушка, - я вот для чего: представь - засыпаю, и вдруг меня точно подкинуло - мы же тебя ужинать не пригласили. Нет, Андрей, надо сейчас же установить правильные отношения. С одной стороны, ты простой работник, а с другой - монах, почти интеллигент... это ужасно сложно...

- Я есть не хочу, барыня.

- Не смей произносить слово - барыня; мы все равны. Я решила: ты будешь есть с нами за одним столом и вечером даже сидеть в гостиной... Ах, Андрей, у меня сейчас возник другой план... пока не скажу... Ну, спи...

И, заворковав от волнения, тетушка поспешно ушла. Когда же стало опять темно, Андрей подумал: "Святой человек, а душа и у ней неспокойна".

Рано поутру Андрей нашел в беседке косу, выточил ее и стал выкашивать у крыльца запущенную поляну. Выставляя ногу, размахивался он и со свистом срезал мокрый и сизый ряд травы; от увядающего ее запаха, от света солнца над морем разгорелись щеки у Андрея, вспотела спина и отошла грусть. Анфиса же Петровна глядела на Андрея через окошко, мяла недокуренную папироску и шептала:

- Кто знает, вот этими руками, которые держат косу, будут, может быть, созданы великие вещи,.. Но как приступить к нему?

И все утро, пока Андрей полол дорожку, рубил сучки, таскал валежник, постоянно за кустами где-нибудь оборачивалось к нему внимательное лицо Анфисы Петровны, проходившей здесь будто случайно.

К обеду Андрей умаялся, помыл руки и, не стесняясь, вошел в столовую, довольный и веселый. Анфиса Петровна шипела керосинками; у стола, положив локти на клеенку, сидел в ночной, растерзанной на груди рубашке Сергей Алексеевич и ерошил волосы... Увидев Андрея, он поднял руки и закричал:

- Святые отцы пришли!.. Ну что, Андрей, заморила тебя тетка работой? Меня, брат, она совсем в гроб вогнала.

- Полно тебе шутом прикидываться, - сказала тетушка. - А ты его не слушай, Андрей, садись и ешь...

- Спасибо вам, - молвил Андрей, - уж очень мне у вас нравится.

После обеда Анфиса Петровна заставила Андрея рассказать всю свою жизнь и слушала, сдвинув брови.

Сергей же Алексеевич ушел под акацию прилечь и, когда к вечеру тетушка и Андрей сошли с крыльца на полянку, все еще разговаривая, крикнул им вдогонку:

- Тетка, а хорошо бы Андрея в город повезти, дамам показать, вот была бы шутка: знаменитость ведь он!'

Тетушка на это промолчала; Андрей же удивился: каким дамам? И представил толстых, в розовых платьях дам, которые смотрят на него, а он едва только не голый и очень стесняется.

За ужином Анфиса Петровна не ела - все курила папироски и думала; а взор ее иногда так подолгу останавливался на Андрее, что Сергей Алексеевич крикнул:

- Тетка, проснитесь!

Лежа ночью в беседке, недоумевал Андрей, к чему уж очень ласкова с ним Анфиса Петровна, и боялся, как бы и здесь не подгадить, не сорваться, а доверие оправдать вполне. И чем дольше Андрей думал над Баклушиными, тем больше путался, и так с перепутанными мыслями он и уснул.