Валентин Свенцицкий - Избранное

– Да, потому что люди более возлюбили тьму, нежели свет; потому что дела их были злы. Ибо всякий, делающий зло, ненавидит свет и не идет к свету, чтобы не обличились дела его, потому что они злы! И книжники и фарисеи поставили свой человеческий закон, обычай, предания выше голоса Божия; и храмы их стали мертвы, а дух Божий дышал не среди их роскошных храмов, а среди Моих учеников, простых рыбаков. Ты спрашиваешь: где Церковь? Церковь там, где двое или трое собираются во имя Мое. А собираются во имя Мое там, где любовь, где правда, где таинственное благодатное общение. Церковь и в ваших храмах, но не в золоте их, не в ризах ваших, не в блеске ваших владык. Церковь ваша на паперти, где стоят нищие и убогие – дети мои. Если Церковь не в любви была бы, то в чем же? Не сама ли Церковь ваша на соборах своих устанавливала правила отлучать епископов, если их поставит светская власть, если они переменят кафедры свои, если не будут собирать соборов; священнослужителей – за взимание денег за требы, мирян – за то, что не всегда пребывают в молитве. Где же хоть один верующий в Церкви, который бы не был отлучен от нее на основании собственных постановлений Церкви?

– Учитель, ты не прав. Изменяются времена, изменяется строгость в исполнении правил. Ты забыл, что кроме жизни в Боге существует еще быт. Христианству евангельскому надо считаться с бытовым, примирить его с собой, уступить ему.

– Нет, кто хочет быть учеником Моим, тот должен отвергнуться себя, всех привязанностей житейских, всех привычных условий жизни, взять крест Мой и идти. И при апостолах Моих тоже существовал быт, но они не учение Мое искажали ради этого быта, а перевертывали всю жизнь, все понятия. «Кто не берет креста своего и следует за Мною, тот не достоин Меня» [18].

– Странно говоришь ты… Но Христос пришел к слабым, а ты требуешь силы.

– Что невозможно человеку, то возможно Богу!

– Но почему же Церковь наша так велика, так могущественна?

Христос поник головой Своей.

– Ты молчишь?

Христос молча поднялся со своего места. Лицо его светилось во тьме, и глаза сияли.

О. Никодим тоже встал.

– Учитель… кто ты?

– Христос воскресший!..

– Я ослышался… Ты богохульствуешь! – в ужасе отстраняясь от Него, воскликнул о. Никодим.

Но в это время свет окружил голову Спасителя, и образ Его, знакомый по нерукотворенной иконе о. Никодиму, ясно выступил из темноты.

Звезды сияли на небе. Стены комнаты, казалось, раздвинулись, и весь мир сливался со своим воскресшим Искупителем.

О. Никодиму послышался торжественный победный гимн, который пели где-то в глубине его собственного сердца.

Он упал перед Христом на колени, и из уст его вырвался крик радости:

– Воистину воскрес!

А Христос поднял его и сказал:

– Слушай, что значит величие вашей Церкви. Уже две тысячи лет Я открыл это людям, но они не послушали Меня. Я открыл им, что праведники всегда будут гонимы, а гонители никогда не будут правы. А где нет правды – нет Церкви. Я открыл им, что гонения, муки, всяческая несправедливость – вот что ожидает мир перед Моим пришествием во славе. И от этих жестокостей «по причине умножения беззакония во многих охладеет любовь» [19]. Евангелие Мое будет проповедано по всей земле; с виду Церковь будет могущественна. Имя Мое будет владычествовать над всеми народами, но это и будет означать «мерзость запустения, реченную через пророка Даниила, стоящую на святом месте» [20]. Так не радуйтесь же господству вашей Церкви, оно знак скорой гибели ее. Ищите Церковь в душах живых и бойтесь тех, кто приходит под именем Моим…

Светало. Город еще спал. Глухими переулками под конвоем гнали за город шестерых солдат, приговоренных к расстрелу.

В казармах был бунт. Убили офицера. Те, кто попроворней, разбежались. Шестерых арестовали. Покорные, сосредоточенные, шли они к месту своей казни. Молодые лица – простые, мужицкие – были спокойны, словно люди шли по самому обыкновенному, привычному делу. Пригнали их в город на службу из деревни Вахрамеевки. А теперь велят расстреливать. Ничего не поделаешь – служба. Вышли за город, пошли по пыльной проселочной дороге. Лес показался. Уж там ждет кто-то. Это священник для последнего напутствия.

Пришли.

Покорные, беззащитные, они стояли в куче и ожидали своей участи.

Закрутили им назад руки. Батюшка сказал напутствие, дал приложиться ко кресту. Выстроили в ряд. Против них поставили взвод солдат с заряженными ружьями.

Офицер вынул белый платок.

– Раз!..

– Два!

– Три!

Но… никто не выстрелил.

Офицер с изумлением смотрел на них.

– Идет кто-то, – тихо сказал коренастый солдатик. Офицер обернулся и посмотрел на дорогу. Через поле быстро шла какая-то странная белая фигура.

Офицер пришел в себя и крикнул:

– Эй, убирайся отсюда прочь, покуда цел!

Но фигура шла по-прежнему быстро, не останавливаясь. И по мере ее приближения солдаты, приговоренные к смерти, чувствовали, что веревки, которыми они были связаны, сами собой слабнут и сползают с рук.

Вот Он подошел совсем близко. Лицо Его полно страданием, глаза горят гневом.

– Прочь отсюда! – кричит офицер. – Или я прикажу…

Но слова его замирают на губах.

– Не убий! Не убий! – как гром гремят слова Христа.

– Именем закона…

– Не убий! – властно произнес снова Христос.

Солдаты опустили ружья, угрюмо уставились в землю.

– Послушайте… я не позволю… – бормотал офицер.

– «Вы слышали, что сказано древним: не убивай; кто же убьет, подлежит суду. А Я говорю вам, что всякий, гневающийся на брата своего, подлежит суду» [21].

Слова Христа что-то живое задели в душе молодого офицера. Он нерешительно посмотрел сначала на солдат, приговоренных к смерти, потом на священника, потом на Христа…

– Но тогда меня расстреляют… – потупясь, сказал он.

– Не бойся убивающих тело, бойся тех, кто убивает душу!

– Все так делают, – нерешительно проговорил офицер.

Подошел священник.

– Послушай, чадо, – сказал он, обращаясь ко Христу, – это ты бунт проповедуешь. Нигде не сказано, что убивать нельзя. Это действительно в мирное время и по своему собственному желанию. А на войне или по приговору законного суда… дело совсем другое. Ты, я вижу, начетчик, словами Писания говоришь. Но не всякий тоже слова эти разумеет. Надо церковь спросить, как она толкует.

– Отойди, сатана, – грозно проговорил Христос, – горе соблазнившему единого от малых сих. Лучше бы ему не родиться вовсе!

– Это бунт! Ты революционер, вот ты кто! – злобно прошипел священник. – Много вашего брата развелось.

Но Христос отвернулся от него и обратился к офицеру.

– «Сберегший душу свою, – сказал он ему, – потеряет ее, а потерявший душу свою ради Меня сбережет ее! [22]