Сергей Соловьев - Чтения и рассказы по истории России

Действительно, с детства в школах узнаем мы из учебников русской истории, что у нас переносятся столицы из одного места в другое, из Новгорода в Киев, из Киева во Владимир, из Владимира в Москву. Откуда это явление, отчего мы не видим его в других государствах, в государствах Западной Европы? Причина уясняется при первом взгляде на карту. Чрезвычайная обширность государственной области, особенно при малочисленности народонаселения и отсутствии цивилизации, необходимо условливала это явление. Как человек, находящийся в очень обширном помещении, не может, оставаясь неподвижно в одном какомнибудь углу, ясно обозревать всего помещения, всего разнообразия находящихся в нем предметов, и потому необходимо сосредоточивает свое внимание на одном какомнибудь круге предметов, особенно ему нужных, и остается известное более или менее продолжительное время там, где они помещаются, и потом переходит на другое место, обратившее на себя его внимание, и здесь опять останавливается: так и правительство чрезвычайно обширной страны принуждено переносить свое местопребывание из одной части страны в другую по мере надобности, по мере прилива и отлива сил народных в ту или другую сторону, по мере сосредоточения народных интересов, народного внимания здесь или там; следовательно, это перенесение правительственных местопребываний не может являться в истории чемто произвольным. Так называемое перенесение столицы из Киева во Владимир Андреем Боголюбским не было делом произвола одного князя – это явление было следствием отлива народных сил с югозапада на северовосток; доказательство слишком ясно: этот югозапад, эта Русь; главная начальная историческая сцена оказалась столь слабой, что не могла поддержать своей политической самостоятельности, и Русь самостоятельная могла явиться только на северовостоке. Также не было произвольно утверждение правительственного местопребывания в Москве, когда понадобилась средина восточной России для ее собрания и для обороны русской самостоятельности равно от Востока и от Запада, и от татар и литвы, от бесерменства и латинства. Так же непроизвольно было появление новой столицы на берегу моря в начале новой русской истории, истории по преимуществу европейской; не Петр по своему произволу утвердил правительственное пребывание в Петербурге, ибо новопостроенный городок был оставлен своим основателем вовсе не в таком привлекательном положении, чтоб удобствами жизни заставить двор предпочесть его Москве или какому бы то ни было другому месту. После Петра мы видим известную реакцию против его деятельности; русские люди имели полную возможность разобраться в материале преобразования – и разбирались: одно оставили нетронутым, другое изменили, а потом опять нашли нужным уничтожить изменения, возвратиться к петровским формам; некоторые же учреждения, как совершенно неспособные привиться к русской почве, исчезли. Что же мешало не укреплять за Петербургом значение столицы? Ясно, следовательно, что он приобрел это значение не по произволу Петра; это значение дано ему ходом истории точно так же, как поднят был Владимир на счет Киева и Москва поднялась на счет Владимира. Петру принадлежит указание, но не насилие. И чем сильнее жалобы насчет невыгод положения новой столицы, чем сильнее упреки, делаемые совершенно несправедливо Петру за выбор места для столицы, тем яснее для историка необходимость явления; ибо что же заставило сносить такие неудобства? Один ответ: необходимость!

Что касается до выбора места для Петербурга, первого русского города на западном море, выбора, за который упрекают Петра, то стоит только взглянуть на тогдашнюю карту Восточной Европы, чтоб понять этот выбор: новый город основан там, где западное море всего глубже входит в великую восточную равнину и наиболее приближается к собственно русской земле, тогдашним русским владениям. Наконец, что касается неудобств климата и почвы, то нельзя требовать от людей, физически сильных, чтоб они предчувствовали немощи более слабых своих потомков. Петра менее, чем коголибо, можно упрекнуть в односторонности взглядов и направлений. Он, не скажу: не отнял, потому что он не мог этого сделать, но и не обнаруживал ни малейшего намерения отнять у Москвы ее значения в пользу Петербурга; и тут не было одного, так сказать, археологического уважения к царствующему граду: Москва не осталась только памятником древности. В разгар преобразовательной деятельности, в которой так резко обозначался экономический характер, Москва, по своему положению и под особенным покровительством преобразователя, приняла самое деятельное участие в новом движении, и в то время, как с таким старанием отстраивался приморский город, долженствовавший иметь первенствующее торговое значение, старая Москва становилась средоточием новорожденной мануфактурной промышленности. С появлением Петербурга Москва не утратила своего значения, и когда при дочери Петра Великого России понадобился университет, место ему было указано в Москве. Москва не потеряла своего значения ни для своих, ни для друзей, ни для врагов. Враги почтили ее своею враждою, почтили ее своим посещением, вписали новую славную страницу в ее историю. Москва попрежнему терпела беды, попрежнему горела и попрежнему росла от непрестающего прилива к ней жизненных сил Русской земли. Научная жизнь Москвы как университетского города должна высказываться в спокойном уяснении исторических явлений, в спокойном указании законов народного бытия; а такая деятельность, расширяя сферу мысли, возвышая дух, несовместима с односторонностью, мелочностью взглядов, мелким соперничеством, завистью. Москва знает, что с появлением новой столицы между ними произошло разделение занятий, а следовательно, и соединение сил. Москва знает, что Петр ничего у нее не отнял, что он дал ей все то, что дал России, и Москва воспользовалась его дарами прежде других и больше других. Москва чтит Петра за то место, которое он дал России, ибо знает, какое место она, Москва, занимает в России; знает поэтому, как она возвеличена Петром, возвеличившим Россию. И в день славного воспоминания деятельности великого человека Москва должна поступить достойным ее образом: спокойно, беспристрастно сказать свое слово и усердно сделать свое дело.

Достижение заветной цели вело к усилению труда; добыли новый морской берег: надобно было строить новый флот, и на берегах Свири кипела работа, ронили громадные деревья, и на новой верфи в Лодейном Поле строили морские военные суда. Разумеется, сардамский плотник был там; но в глубокую осень, когда по Неве уже плавает лед, он в Петербурге, около Котлина острова меряет морскую глубину: здесь будут укрепления, оборона Петербурга, куда уже пришел первый иностранный купеческий корабль. А между тем Шереметев забирал старые русские города, которые швед завел за себя в XVII веке, Копорье, Ямы, и опустошал Эстляндию, чтоб на будущее время не дать шведам пристанища и прокормления. Петр торжественным въездом в Триумфальные ворота отпраздновал в Москве возвращение русских городов и немедленно отправился в Воронеж. Чуждый односторонности, он одинаково внимательно смотрел на запад и восток: на северозападе нужно было работать, чтоб отбивать шведа: на юговостоке нужно было также работать, чтоб сдерживать турка.