Михаил Белиловский - Поведай сыну своему

На крыльце, которое служило трибуной, речь держал высокий, стройный человек военной выправки, лет сорока - директор школы. Кроме него, там стояли наиболее уважаемые учителя и представитель партийного руководства района.

- Советская власть предоставила вам, - продолжал оратор, - завтрашним хозяевам страны, все условия для отличной учебы, интересного активного отдыха, занятий многими видами спорта - футболом, волейболом, шахматами. Ваша обязанность - не только хорошо учиться, но, начиная со школьной скамьи, постоянно крепить оборону нашей славной могучей Родины. Многие из вас сумели проявить мужество, настойчивость, патриотизм и уже сдали нормы на значки "Ворошиловский стрелок" и "Будь готов к труду и обороне".

- Кроме необходимых знаний, мы, учителя, стремимся привить Вам, ученикам, также любовь к труду и искусству. Для этого существует у нас мастерская, где мальчики учатся слесарному делу, а девушки - умению шить и вышивать. У нас работают кружки юных натуралистов, русской и украинской литературы, а также хор под управлением нашего глубокоуважаемого Григория Степановича. Наши дети помогают колхозу выращивать молодняк, беря шефство над ним, помогают в уборке урожая.

Директор сказал пару слов о чисто школьных проблемах, потом, после многозначительной паузы, добавил:

- Теперь о важном, очень важном деле. Успехи колхозного строя, индустриализация страны, освоение природных богатств, расцвет национальной культуры не дают покоя нашим недругам, троцкистско-бухаринскому отребью. Их оружие - вредительство в колхозах, на заводах, шахтах.

При этих словах десятки детских глаз в строю заблестели огнем веры, преданности и верности.

- Мы живем в такое время, когда многочисленные враги народа стремятся свернуть нас с социалистического пути, свести на нет завоевания страны Советов. Они не останавливаются ни перед чем и пытаются запутать и обмануть наших детей, нашу молодежь. В этих условиях нам с вами необходимо проявлять острую бдительность и не проходить мимо проявлений вражеских выпадов. Любое вредительство, любые высказывания, подрывающие мощь нашей страны, не должны проходить мимо нашего внимания.

- Оградим нашу Родину от черных происков врагов народа!

Невинные молодые сердца участили свое биение в жгучей ненависти к врагу, который намерен был отнять у них счастливую жизнь.

- Да здравствует надежный друг украинских детей товарищ Постышев!

- Да здравствует великий и мудрый вождь всех народов мира, творец первой в мире социалистической конституции товарищ Сталин!

Аллочка вместе с Люсей стояли неподвижно, взглядом и слухом прикованные к оратору.

На обратном пути Лиза и Этл шли рядом.

- Слушай, Этл, - неуверенно начала Лиза, - я все не решаюсь тебя попросить...

- Что попросить? - спросила Этл.

- Ты не могла бы взять к себе Аллочку на неделю, только на одну недельку. Мне обязательно нужно съездить в Ленинград. Очень нужно.

- О чем ты говоришь? Конечно, смогу. Можешь не беспокоиться.

- Большое тебе спасибо! Когда нибудь ты узнаешь, какую великую услугу ты мне оказала.

Этл посмотрела с удивлением на свою соседку, но промолчала.

На следующей неделе выпадал день, когда можно было отнести передачу мужу. Это разрешалось делать один раз в два-три месяца. В связи с этим Лизе предстояла поездка в Ленинград.

Каждый раз в очереди у приемного окна она стоит, словно сжатая смертельной спиралью кобры, и ждет - возьмут или не возьмут передачу. Это ответ на вопрос, жив или нет ее муж.

Приемщик, обычно не торопясь, долго водит пальцем по замусоленным страницам толстого журнала, явно испытывая при этом злорадное удовлетворение значимостью своей персоны в судьбе вчерашних сильных мира сего. Когда она, наконец, слышит отрывистое: "Клади!", ноги у нее подкашиваются, сердце замирает, и она, оставив на столе за окошком сверток, дрожащими руками хватается за грязную стенку приемной и по ней с трудом пробирается к выходу, где ее спасает от обморока свежий воздух улицы. Там она отсиживается с полчаса на ступеньке крыльца в толпе, ждущей своей очереди, и только после этого направляется к дому своей близкой подруги, которая предоставила ей возможность пожить у нее несколько дней.

Аба вернулся на работу. Заканчивался ремонт магазина, в котором он нуждался давно, тем более после кражи и учиненного там погрома. Но торговать практически было нечем. Предстояли поездки по различным базам.

В первый же день после возвращения в Ружин Аба поинтересовался у сотрудников магазина ходом следствия. Оказалось, что никаких новостей на этот счет нет.

Помимо его воли в голове упорно и многократно прокручивалось все то, что произошло в конторе у Павла, а также угрожающая беседа с его пьяным дружком.

"Почему, собственно, у Павла не может быть фотографии Антона? Они ведь знают друг друга по работе. Да, это действительно та же фотография, которую он видел у следователя. Но это опять ни о чем не говорит".

И все-таки отрешиться от этих мыслей он не мог.

"Но как же он весь изменился в лице, когда увидел фотографию? Зачем было резко вырывать ее из рук ребенка?"

Но и это, пожалуй, находит объяснение. Павло знает, конечно, о краже и о найденной разорванной фотографии и, естественно, боится быть втянутым в следственные дела.

На этом Аба временно успокаивался. Но временно.

"Хорошо, а угрозы? Что это может означать?"

Перед ним возникло круглое, жирное в щербинах лицо Ивана. Вспоминая некоторые детали разговора, он пришел к выводу, что оба они не были настолько пьяны, как хотели выглядеть.

Где-то на второй или третий день после возвращения из Верховни Аба пришел на работу за час до открытия магазина. Уборщица уже была на месте, убирала магазин.

- Здравствуй, Аба! - радостно приветствовала его уборщица Настя, худая энергичная женщина лет сорока. - Как отдохнул? Как дети? Им полегчало?

- Ты даже представить себе не можешь, что такое воздух Верховни. Дети прямо ожили. Как бы не сглазить, чувствуют себя лучше.

- Дай-то Бог им здоровья!

Аба посмотрел пристально на Настю и указал ей на рядом стоящий длинный ящик:

- Слушай, Настя, ну-ка брось свою тряпку и садись сюда. У меня к тебе разговор.

- Слушаю тебя, Аба. А что еще случилось? - с тревогой в голосе спросила Настя.

- Скажи мне, о каких двух подозрительных мужиках, которых ты видела в магазине накануне кражи, ты рассказывала следователю? Может, ты вспомнишь какие-то подробности и расскажешь мне.

- Не стоит об этом, Аба. Мало что мне могло показаться. И потом я этих следователей боюсь больше смерти. Ведь он насел на меня - ах ты такая-сякая, что-то скрываешь от нас. Я и сболтнула ему. А теперь сама сомневаюсь. Может, они ничего-то и не рассматривали, а мне показалось. И потом, как можно возводить на людей тень, не будучи самому уверенной в этом? Так что извини уж меня, Аба. Больше добавить к тому, что тогда сказала, не могу.