Роман Антропов - Герцогиня и «конюх»

После ухода «смелого» Ивана Долгорукого, долго не могла прийти в себя Анна Иоанновна – а был уже час поздний, предутренний… Ужас овладел ею.

– Как могла я до того дойти? – охала она. – Что ж теперь будет? В полон попала я к князьям Долгоруким. Ежели строгость приму – они мне сейчас же о гуслях вспомнят. А Эрнст мой? Ну, как он узнает?.. – Несколько раз, чтобы успокоить себя, она подкреплялась стаканчиками вина, и с каждым новым приемом отравы у нее становилось легче на душе. – А что я сделала такого?.. Эка важность, подумаешь! Да разве я не царица? Что хочу, то и буду делать… – подбодряла она себя.

Красавец Иван Долгорукий неотступно стоял перед ее глазами. Она точно еще чувствовала его прерывистое дыхание, силу его медвежьих объятий.

С большим трудом ей удалось заснуть… Сначала сон был тревожный, часто прерывающийся. Анна Иоанновна вскакивала на постели и кричала диким, испуганным голосом: «Ой, ой!.. Пусти!» Но постепенно она успокоилась, и вскоре сон перешел в глубокий.

И страшное, диковинное стало сниться ей. [54] Это был вещий сон: впоследствии все, за исключением личного присутствия Анны Иоанновны, сбылось наяву.

Мрачная комната со сводчатым потолком – не то вроде огромного склепа, не то погреба – озарена багрово-красным светом. Этот страшный свет вырывается из пасти огромной печи, стоящей в углу. Целая масса каких-то странных, непонятных предметов заполняет почти все пространство унылого подземелья. Анну вводят и говорят ей:

– Ваше величество, садитесь на этот стул. Сейчас вы увидите, как мы будем расправляться с врагами.

– Чьими врагами? – спрашивает она, стараясь рассмотреть лица тех, кто привел ее сюда.

– С моими! – слышится ей знакомый голос.

– Ах, это ты, Эрнст? – узнав Бирона, задает она вопрос.

– Да, это я. Ты, для которой я достал трон, изменила мне. За это ты обречена на страшную пытку: на твоих глазах первым будет замучен Иван Долгорукий.

Жутко, страшно царице. С тоской всматривается она в диковинные предметы, которыми заставлена комната.

– Что это, Эрнст? – робко спрашивает она, указывая на какое-то сооружение, похожее на качели.

– Это – дыба, – отвечает с отвратительной усмешкой ее фаворит.

– А это?

– Это – железные гвозди, которые вбивают под ногти пытаемым. Два гвоздя будут вбиты и Ивану.

– А что вот это такое? – показывает Анна Иоанновна на кресло.

– Это – для особо важных преступников: кресло раскаливают добела и потом на него сажают пытаемого…

Около печки сидит на корточках палач… Он подбрасывает поленья дров в печь, откуда летят искры.

Все больший и больший ужас овладевает Анной Иоанновной. Она пытается бежать, но ее грубо схватывает за руку Бирон.

– Куда?! – хрипло спрашивает он. – Бежать задумала? Нет, посмотри до конца!..

– Пусти меня, пусти, Эрнст! Мне страшно!.. – молит она. – Смотри, какие-то страшные руки хотят схватить меня.

Но Бирон молчит.

– Введите его! – кидает он затем приказ заплечному мастеру.

И вводят человека, полуобнаженного. Он молод, красив, но дрожит мелкой-мелкой дрожью.

– За что вы схватили меня? Я – Иван Долгорукий, а вы кто? – исступленно кричит он.

– А мы – палачи!

«Палачи?! Господи, где же я?» – с тоской думает Анна Иоанновна.

– Где ты? Знай, Анна, что ты в комнате пыток, тайных сыскных дел канцелярии, – шепчет, наклоняясь к ней, Бирон.

– Кто же учредил эту канцелярию?

– Я! – гордо отвечает Бирон. – Начинайте допрос с пристрастием!

И Ивана Долгорукого начинают допрашивать.

– Хотел ли ты простудить государя?

– Нет, не хотел. Сами посудите: какая мне от того могла польза быть, когда он меня другом своим ближним считал? – отвечает Долгорукий.

– А зачем же ты спаивал его?

– Сам он пить хотел…

– А девиц непотребных, заморских блудниц доставлял ты ему?

– Нет, не доставлял, – трясет головой Иван Долгорукий.

– Врешь, негодяй! – слышится ответ. – Ну-ка, ребята, взденьте его на дыбу!..

И князя Ивана вздымают. Слышится легкий хруст костей, и князь кричит:

– Ой-ой! Снимите, снимите, палачи! Тяжко мне, больно!..

– Сознаешься?.. – захлебываются от удовольствия палачи, в особенности Бирон.

– Сознаюсь!.. – еле слышно шепчет Долгорукий.

– Доставлял царю?

– Доставлял…

– А сестру свою, проклятую девку Екатеринку, хотел окрутить с царем?..

– Я тут ни при чем. Сжальтесь! Люди вы или звери?.. – рвется из рук палачей добрый молодец.

А один из палачей уже вбивает ему под ноготь блестящий гвоздь.

– Говори! Сознавайся! – гремит голос Бирона.

– Хот… хотели…

– Завещание подделали?

– Подделали, – извиваясь от боли, кричит Иван Долгорукий.

Анне Иоанновне душно… Она чувствует, что еще минута – и ее сердце разорвется на куски.

– Пустите его! Пустите! Что вы с ним делаете? – в ужасе кричит она и пытается броситься к Долгорукому на помощь, но не может: ноги словно приросли к тому стулу, на котором она сидит; она только замечает, что Бирон с раскаленной палкой подходит к ней и, грозя ей этой палкой, кричит:

– За него заступаешься? За того, кто тебя с трона хотел удалить? Разве ты не понимаешь, глупая женщина, что если бы их план удался, то ты и я – мы сгнили бы в Митаве?.. Жгите его!.. А только я один вопрос ему задать хочу. – И Бирон вплотную подходит к замученному Долгорукому и спрашивает: – Сладко тебе, князь Иван?

– Сладко…

– А почему тебе сладко?

– А потому, что в харю твою плюнуть могу! – исступленно кричит Долгорукий и плюет прямо в лицо «лошаднику».

Этот плевок – какая-то кровавая пена…

Отшатывается Бирон…

Анна Иоанновна громко вскрикнула и проснулась. Она хотела вскочить с кровати, но не могла… Какая-то непреодолимая сила тянула ее возбужденную вином голову к подушке. И она снова забылась сном, тем больным, кошмарным сном, который часто мучил ее и довел до серьезных припадков, которые тогдашние врачи не умели определить, на которые теперешняя медицина определяет приступами histeria magna. [55] Одна из форм тяжкого нервного заболевания.

Большая площадь битком набита народом. Целое море голов. На высоком помосте в ожидании своей жертвы разгуливают палачи. Они в красных рубахах, с ременным кнутом за поясом и в своих страшных колпаках.

– Везут! Везут!.. – проносится рев толпы.

Она, эта толпа, уже соскучилась в ожидании вида крови.

– Царица едет! Царица! – еще громче прокатывается громкий крик народа.

И вот Анна Иоанновна в парадной карете подъезжает к лобному месту. Рядом с ней Бирон.

– Пощади их! – умоляюще обращается она к Бирону.

– Ни за что! Они должны умереть. Первым будет четвертован князь Иван Долгорукий! – отвратительно смеется «конюх». – Смотри, Анна, вот он уже на помосте.