Алексей Варламов - 11 сентября

- Кто вам нужен?

- Меня преследует полиция.

- У меня маленький ребенок.

- Простите.

Внизу хлопнула дверь.

- Входите, - приказала шепотом женщина. - Но если они будут звонить и угрожать, я открою.

Они стояли в коридоре и слушали. Шаги в подъезде стали громче. Люди поднимались по лестнице, и в гулком подъезде до двух стоявших в коридоре человек доносились голоса.

- Он выбежал, сеньоры, - сказал мальчишка лет двенадцати. - И побежал в парк.

- Уходят, - прошептала женщина.

У нее было бледное, спокойное лицо, тяжелые светлые волосы ложились на голые плечи. Питу показалось, что он где-то ее видел, но не мог припомнить где. Она говорила по-испански с приятным акцентом, делавшим ее речь совершенно понятной.

- Вы иностранка?

Она кивнула.

- Англичанка?

- Нет.

- Я посижу немного и уйду.

Дверь в комнату приоткрылась: кудрявая толстощекая девочка с блестящими глазами сидела на кровати. Она увидела Пита и заплакала, женщина взяла ее на руки и стала расхаживать по комнате, говоря что-то ласковое.

- Мне пора идти.

Женщина покачала головой.

- Сейчас комендантский час. Будет лучше, если вы останетесь до утра.

Двое ужинали, не включая свет. Пили вино, после напряжения на него напала сонливость, скорее всего, в эту ночь ему удастся поспать. А квартира была совсем маленькой. Собственно, это была не квартира, а студия с кухонкой. Она была удобна, и все было здесь подчинено жизни маленькой девочки - столик, кроватка, игрушки. Такие квартиры обычно снимали студенты, он сам жил в такой в Париже, и там тоже были стычки с полицией, но, Господи, там никого не убивали, не сажали в тюрьмы, не пытали. Там было весело, а тут все обернулось чудовищным фарсом.

- Идите ложитесь. Кровать широкая, мы не помешаем друг другу.

- А вы?

- Я не хочу спать.

Ночью он проснулся оттого, что девочка кашляла и плакала. Женщина взяла ее на руки. Она ходила по комнате, пытаясь успокоить, и что-то тихо ей шептала, он видел все сквозь сон.

- Давайте я ее посмотрю.

Он долго слушал, приложив ухо к груди и спине.

- Хрипов нету. Но придется давать антибиотики. Будет лучше, если вы вызовите врача.

- Я не могу этого сделать.

- Почему?

- Я здесь вне закона.

- Вы из революционных левых? - спросил он упавшим голосом.

- Нет. Но они велели иностранцам заявить о себе.

- Ну так заявите.

- Я же сказала вам, что не могу этого сделать. - в голосе не было раздражения, а странная методичность, точно она разговаривала с ребенком.

- Но почему?

- Потому что не могу.

- Откуда вы?

- Из Советского Союза.

- Откуда? - глаза у Питера изумленно полезли вверх.

- Я преподаю... преподавала, - поправилась она, - русский язык в университете.

"Везет же мне на красивых преподавательниц", - подумал Питер, проваливаясь в забытье, но едва он донес голову до подушки, сон опять оставил его. Он слышал, как женщина на кухне варит кофе, моет посуду, слышал, как полилась в ванной вода, потом она вошла в халате и, не глядя на него, откинула одеяло, прилегла.

"Странное дело, - думал Пит, - завтра я отсюда уйду и никогда ее не увижу".

Женщина посмотрела на него очень серьезно.

- Спите, - сказала она тихо.

- Я не могу, - сказал он честно. - Со мной что-то случилось.

Она еле заметно усмехнулась, и он потянулся к ней. Это выглядело как снисхождение, и все последовавшее напомнило глубокий обморок, из которого он незаметно перетек в сон, не выпуская из объятий эту женщину, и не слышал, как она встала, не видел, как ходила на кухню курить - ничего этого Пит не знал, он спал словно дитя все утро и весь день и проснулся только тогда, когда настал вечер, и не понял, что с ним происходит и где он находится.

- Сколько времени? Я должен был уйти.

- Сегодня уже поздно.

- Я не хочу быть вам обузой.

- Вы и не будете. Какой язык вам удобнее?

- Любой, кроме испанского.

- Что ж, будем говорить по-французски.

- А если осада затянется, вы станете меня учить русскому.

Она странно посмотрела на него и усмехнулась, а он виновато поглядел в ответ и вдруг подумал, что ждет теперь одного: когда снова наступит вечер и все произойдет наяву. Он отвык от женщин, чья кожа не была горячей и смуглой, а волосы были светлыми, ему странно было отсутствие миндального запаха, другой язык и незнакомые слова, которые она произносила.

- Не думайте, что я чувствую себя неловко, - говорила женщина сердито. - Все равно бы это случилось, не сегодня так завтра. А при нынешних обстоятельствах никто не знает, сколько у нас времени. Можете оставаться здесь, сколько хотите. Хотя это тоже опасно.

- А вы не боитесь?

- Сначала боялась, сейчас не знаю. Я могла уехать, пока шла эвакуация, а теперь людей с советским паспортом тут не осталось. Разве что женщины, которые вышли замуж за чилийцев. Бедняжки, как им теперь придется? А мои студенты? Господи, что с ними будет? Я однажды ходила смотреть - у Красного Креста стоит длинная очередь. Но с моим паспортом полиция не пустит.

- Хотите, я помогу вам?

- Нет.

Он посмотрел на нее недоуменно.

- Я не хочу возвращаться в Советский Союз, - пояснила она, подняв на Питера темные глаза. - Я не люблю свою страну, но парадокс заключается в том, что меня могут убить за то, что я советская гражданка. Это, разумеется, ерунда, но в нынешних условиях, когда быть советской опасно, мой отказ от гражданства будет выглядеть как малодушие и трусость.

- И что же вы собираетесь делать?

- Ждать. Что мне остается?

Глава девятая

Любовники

Они долго спорили, кому из них безопаснее идти за едой, и всякий раз Елена убеждала его, что это сделает она. Пит не хотел соглашаться, но вынужден был признать правоту русской женщины. Им было нечем заняться, и они говорили - часами, сутками, мешая эти разговоры с любовью и открываясь друг другу так, как обыкновенно люди не открываются. В каждую минуту в квартиру могли прийти, схватить их и бросить в тюрьму. Ночами они ловили западное радио, днем смотрели телевизор, и им казалось, что это происходит не с ними, а просто они стали участниками какой-то игры. Он рассказывал ей про Соню, партизан, и она слушала его, недоверчиво качая головой, хмурилась, и он не понимал, почему выворачивает наизнанку душу перед этой женщиной, как если бы она была аббатом Гекемансом и он каялся перед нею в грехах. Он рассказывал, как легко учить иностранный язык в постели с любимой женщиной.

- Маэстра говорила, что язык народа - это тело его женщины и части речи подобны ее лицу, плечам, рукам, ее груди, животу...

- Дальше можешь не продолжать.

- В этом нет ничего стыдного, - возразил Питер. - Изучение языка есть выражение любви к женщине, говорящей на этом языке. Невозможно постичь одно, не зная другого. Человек, не умеющий говорить на иностранном языке, похож на грубого, неумелого или слабосильного любовника. И напротив, тот, кто владеет языком, подобен любовнику искусному и желанному для всякой женщины. Маэстра открывала мне себя по мере того, как я учился правильно согласовывать времена и строить фразы, ее тело отзывалось на мою речь и отдалялось от меня, если я ошибался.