Александр Вельтман - Повести и рассказы

«Она еще дитя, ей непонятно чувство любви», – думал он, вздыхая глубоко, и, забывшись, часто устремлял на нее задумчивые взоры. Ксаверий Астафьевич замечал это и тайно улыбался. Однажды Северин сидел подле старика, которого болезнь увеличилась. Северин задумался.

– Об чем вы так призадумались, милый мой? Признайтесь, что за горе у вас? Право, я готов принять в вас участие, как в сыне.

Северин весь вспыхнул от неожиданного вопроса, затрепетал, как преступник, пойманный на месте преступления.

– Послушайте, милый Северин, мы были истинными друзьями с вашим родителем, я давний его должник и желал бы заплатить долг с процентами. Некогда мы шутя обещали друг другу: если у одного родится дочь, а у другого сын… утвердить нашу дружбу союзом детей. Теперь есть возможность исполнить это… Если вы желаете иметь во мне второго отца, а в Елене добрую жену, то я теперь же обнял бы вас как сына.

Северин готов был броситься в объятия Ксаверия Астафьевича, однако же удержал порыв радости и сказал ему:

– Сердце детей не всегда покорно выбору родителей: я могу не нравиться вашей дочери.

– О, выберите только меня в посредники, и я буду надежным ходатаем за вас у ее сердца.

– Нет! того, кто после просьбы может приказать, я не выберу моим ходатаем в деле, где от доброй воли зависит счастие целой жизни.

– Неужели вы полагаете, что я единственно по вашей склонности к моей дочери и по одному моему желанию вздумал бы решить ее участь? Нет, милый мой, я соображаюсь и с чувствами Елены; от меня они не могли скрыться. С тех пор, как вы посещаете нас, я не узнаю Елены; с нее как будто рукой сняло детскую веселость, часто сидит она задумавшись, в ней проявились все признаки любви: слепота, глухота и немота.

Северин задумался, он поверял мысленно слова старика; ему хотелось вполне ему верить, но не смел ему верить.

Возвратясь домой, Северин провел ночь без сна; завтра решится его участь… сердце тосковало. Когда надежда сомнительна, нам страшно мгновение, разрешающее участь. Пусть бы длился этот мрак, в котором носится любимый призрак наш.

На другой день Северин шел в дом отца Елены и готов был умолять его, чтоб он подождал спрашивать согласия дочери своей. Но судьба и Ксаверий Астафьевич уже распорядились. Подле кресел его стояла Елена, бледная, с опущенными очами, из которых катились слезы.

Едва Северин показался в дверях, Ксаверий Астафьевич протянул к нему руку.

– Обоймите меня, Северин Петрович, – произнес он. Северин едва устоял от радости; он бросился в объятия старика, который, взяв руку дочери, сложил с рукою Северина. Северин чувствовал холод дрожащей руки Елены.

– Вот вам рука моей дочери! – продолжал старик. – Мои заботы об ней вознаграждаются исполнением единственного моего желания устроить ее будущность при жизни моей и назвать сыном такого человека, как вы. Мне недолго уже жить… Елена, обними меня… твое доброе сердце стоит счастия, которое я тебе избрал, соображаясь с собственным твоим сердцем… Дети, обнимите меня!

Елена упала в слезах на грудь отца; Северин приклонился также к старику, но в душу его запала какая-то грусть: ему больно было смотреть на слезы Елены. Отчего, думал он, спокойствие ее возмутилось? может быть, болезнь отца? неожиданная перемена?

Все должно иметь весну; любовь и счастие также должны иметь весну; без весны грустно, без весны чего-то вечно недостает… недостает наслаждения, недостает благоухания, свежести, теплоты, недостает какого-то блаженного чувства, которое не заменишь всеми восторгами будущности, ни пышным цветом лета, ни плодами осени. Этой-то весны недоставало для счастия Северина; он еще не насладился ни одним взаимным взглядом Елены и мог уже назвать ее своею.

– Поцелуй жениха своего, Елена, – сказал отец.

И этот первый поцелуй без стыдливого румянца… без волнения в груди, что в нем! и это вы жениха и невесты, это грустное вы, при котором не смеет вырваться в один голос: я люблю тебя! О, положение Северина было горько! Старик торопился свадьбой; он, как корсар, заботился скорее сковать невольников, чтоб не разбежались.

В тот же еще день ввечеру собрались к старику несколько пожилых его приятелей. Северин был представлен им как будущий его зять. Елена была нездорова, и потому Северин принужден был поневоле разделять пошлую беседу подле глубоких кресел, в которых лежал Ксаверий Астафьевич и охал от боли. А так как всякий об том говорит, что у него болит, то в общий разговор был о разных средствах и способах лечения: один советовал гомеопатию, другой магнетизм, третий электричество, четвертый паровые ванны, пятый советовал полечиться симпатическими лекарствами.

– Попробуйте, Ксаверий Астафьевич, это невинное средство, – сказал один худощавый старец, – за все прочие средства не ручаюсь, а за симпатию поручусь головой. У нас в приходе живет женщина, которая нашептывает в платок; что бы ни болело – все равно: стоит только перевязать этим платком больное место. Да у меня в глазах жена вылечилась. Болели зубы, ни дня, ни ночи покою! Вот и сказали ей про эту женщину. Что же вы думаете, послали к ворожее новый платок, она что-то пошептала в него, завернула и велела бережно нести домой. «Не рассыпь, – говорит, – дорогой или как будешь развертывать». Вот и принесла горничная к жене; только что подвязала она зубы – как рукой сняло!

– Бог знает, верить или не верить этому. В старину много водилось чудес, теперь перевелись, а перевелись от безверия.

– О, вера больше всего помогает. А скажи теперь молодежи про это, поднимет на смех. Да вот я заметил по лицу Северина Петровича, что он не верит в симпатию.

– Признаюсь, я верю в пользу всевозможных средств, но не верю в колдовство и шепот старух.

– Теперь вообще не верят чудесам, Северин Петрович, однако же больше нежели когда-нибудь употребляют чудные и неизъяснимые средства лечения. Например, что такое гомеопатия? Хотят уверить, что в капле можно утонуть точно так же, как и в море.

– Я не буду вам толковать силу дециллионной части, но мне кажется, что зажигательное стекло всю силу целой массы солнца соединяет в одну точку, ибо эта точка может сжечь алмаз.

– Позвольте, позвольте, а магнетизм? этот искусственный сон, делающий человека всеведующим?

– Я не верю в сны, – отвечал Северин.

– О нет, этому верьте, – подхватил тучный сосед его. – В сны верили все греческие мудрецы.

– После этого греческие мудрецы заставят верить и в привидения.

– А как же? Вы не верите явлению духов?

– Ох! мне кажется, что это может быть, – сказал, вздыхая, Ксаверий Астафьевич.

– В истории сохранилась тьма примеров. Младший Плиний рассказывает, что в доме его водился домовой, который каждую ночь приходил брить бороду слуге его.