Екатерина Васильева-Островская - Dominus bonus, или Последняя ночь Шехерезады

Зато в остальном жизнь созданных Юрием Владимировичем персонажей была в высшей степени трагичной. Особенно запал Наде в память один характерный эпизод из рассказа "Назад в детство": два непризнанных поэта и один музыкант забрели каким-то непонятным образом на детскую площадку, распили там по бутылке водки и, взгромоздившись втроем на одни качели, начали что есть силы раскачиваться взад-вперед, распугивая оказавшихся поблизости ребятишек, а заодно и слабонервных читателей, трехэтажным матом. Это была, кстати, чуть ли не единственная сцена, где Юрий Владимирович позволил своим исстрадавшимся персонажам немного полетать. Так или иначе, fun продолжался недолго: героев одного за другим начало тошнить - то ли от водки, то ли от качелей, - и они как яблоки попадали вниз на землю, разбив себе носы и оросив стоявшую неподалеку песочницу потоками рвоты.

Надю тогда до глубины души тронула судьба этих аутсайдеров, и вообще, она загорелась желанием показать автору подобных душераздирающих историй свои собственные рассказы. Хотя Надины опусы даже отдаленно не имели ничего общего с произведениями Юрия Владимировича, она почему-то была уверена, что он непременно ее поймет. Узнав, что почитаемый ею писатель зарабатывает свой хлеб в качестве главного редактора известной всему городу газеты, Надя тут же отправила ему письмо. Юрий Владимирович ответил в самом дружеском тоне и дал свое согласие на личную встречу. К первому свиданию Надя готовилась очень тщательно: ей хотелось много чего сказать своему кумиру. Но едва переступив порог газетного офиса, куда Юрий Владимирович пригласил ее для беседы, она тут же все забыла, ибо - о ужас! - творец рассказа "Назад в детство", вопреки всем ожиданиям, имел такой безжалостно-деловой вид, будто сам в любой момент готов был пнуть ногой распластавшихся возле песочницы аутсайдеров, а потом, тыкая каждого поочередно носом в его же собственную рвоту, приговаривать: "Будешь еще заниматься свинством, будешь?" Однако первое впечатление нередко оказывается ошибочным, и Надя вскоре поняла, что бояться Юрия Владимировича незачем: он никого не пинал ногами, а даже совсем наоборот - несмотря на свою занятость, почти всегда благосклонно находил время прочитать ее рассказы и высказать на их счет свое профессиональное мнение...

Юрий Владимирович подошел к дубовому письменному столу, украшающему его дачный кабинет, и, положив одно колено на подвижное сидение кожаного кресла, звонким голосом обратился к своей гостье:

- Ну вот, теперь я наконец могу заняться вами. Сожалею, что заставил вас ждать, но надо было срочно разобраться с шефом отдела культуры. Коллеги, как видите, не хотят никак понять, что я в отпуске, и прибегают ко мне на дачу с каждым пустяком, будто они в младшей группе детского сада, а я их нянька. Ну конечно, кому охота брать на себя ответственность...

- Извините, что я вас тоже в вашем отпуске беспокою, - тихо проговорила Надя, опуская глаза.

- Ну что вы! Это же совсем другое дело. Это не работа, а так... почти удовольствие, - Юрий Владимирович обошел один раз вокруг стола и встал, облокотившись на него рукой с противоположного к Наде края. - Так когда вы вернулись из Германии?

- Месяца полтора назад, сразу же после окончания семестра.

- Ну и чем вы вообще интересненьким в Кельне занимались?

Юрия Владимировича неоднократно раздражало, что Надя хронически не умеет поддерживать непринужденный small talk и на вопросы, из которых могла бы вылиться интересная и приятная для обеих сторон беседа, отвечает с такой изобретательной односложностью, будто нарочно пытается завести разговор в тупик.

Вот и сейчас Надя ограничилась лаконичным ответом, в котором лишь с трудом можно было найти зацепку для дальнейшего обмена фразами:

- Ходила на лекции.

Но Юрий Владимирович как мастер светской беседы никогда не сдавался:

- Да-да, вы мне про свои лекции даже в открытке оттуда написали. Что там была за тема? "Рильке и мировая литература" вроде бы?

- "Рильке и французская литература", - поправила Надя. - И это не лекция была, а семинар. Но на него я тоже ходила, - она как-то печально вздохнула и, не зная, куда девать глаза, направила их в пол.

Юрий Владимирович должен был мысленно констатировать, что ему никогда еще не доводилось встречать другого человека, настолько явно неуверенного в себе. Как она вообще еще что-то пишет? Писателю - так считал Юрий Владимирович - необходима сила, внутренний напор, рвущаяся наружу энергия. Но ничего подобного, даже в скромной дозе, в Наде не ощущалось.

Другие начинающие авторы, с которыми Юрию Владимировичу часто приходилось иметь дело, обычно являлись к нему с гордо поднятыми подбородками и со сверкающими глазами, говорившими: "Я - гений нового тысячелетия! Не видно что ли?", то есть выглядели примерно как непокорный Артюр Рембо, впервые посетивший Верлена в его парижской квартире. Но, конечно, Юрий Владимирович не был Верленом, в том смысле, что плевал он на всех этих юных Рембо с очень большой высоты. Не раз ему приходило на ум, что Рембо - тому единственному настоящему Рембо - в свое время крупно повезло, что он попал именно на добряка Верлена. Ведь окажись на месте заслуженного мэтра сам Юрий Владимирович, то не сдобровать бы нахальному мальчишке - без церемоний выставил бы он его за дверь или сказал бы ему что-то вроде: "Не без интереса прочел я ваши строки, но был, к сожалению, разочарован, так что для того, чтобы выйти на профессиональный уровень, вам предстоит еще более чем серьезная работа". Можно не сомневаться, что от такой суровой прозы жизни у того надолго бы пропал поэтический пыл, а также желание лезть со своими стихами к кому попало.

Парадокс состоял в том, что при всей своей неприязни к подобного рода самоуверенным юношам и решимости гнать их от себя как можно дальше, Юрий Владимирович в глубине души бы уверен, что из них, уже в силу их честолюбия и бунтарской натуры, по крайней мере потенциально, может что-то получиться. А вот от такой девушки, как Надя, он, напротив, ничего не ожидал и, тем не менее, уже почти что третий год поддерживал с ней связь, терпеливо читал ее рассказы и даже по мере сил старался ободрить и обнадежить свою подопечную. В чем тут был секрет? Может быть, в том, что вытолкать это во всех отношениях кроткое создание за дверь ни в прямом, ни в переносном смысле не позволяла совесть, то есть попросту не поднималась рука. К тому же избавиться от Нади традиционными способами было практически невозможно, ведь скажи он ей что-нибудь про профессионализм, над которым необходимо "более, чем серьезно" работать, она бы ни за что не оскорбилась, а робко подняла бы на него задумчивые глаза и обязательно спросила, с чего лучше начать. Ну а потом незамедлительно принялась бы за "работу" в указанном им направлении.

Читать дальше