Сергей Беляков - Ликвидатор (Части 1-2)

Состояние было упадочным. ЧАЭС, РАСТ, А. И. Ходырев были где-то далеко, и в их реальность не верилось, а верилось в тяжелый запах казармы, в отжимания от пола, в тяжеловесность старшинского ума, в политинформации в курилке... Ремень мял бока. Сапоги казались несуразно огромными и источали ядовито-пряный запах дегтя. Куртка была безнадежно свободной в воротнике моя шея, болтаясь, тщетно пыталась найти воротниковые берега. Есть хотелось неимоверно, и голод еще более усилился, когда я услышал за окном рев солдатских глоток, повествующих о дождях и плачущей девчонке. Высунувшись наружу, я увидел взвод, бодро топающий к зданию рядом, скорее всего, к столовой - веников у них я не видел, а куда еще ходит строем солдат, если не в баню и не на пищеблок? Задавив ощущение голода, я доблестно решил ждать этого самого "до особого".

Вечность спустя в комнату вставился помдеж по части, глянул на меня критическим оком, хмыкнул, и, сжалившись, сказал, что я могу пойти поесть, так как отправка будет только поздно вечером - помимо мелких команд, прибывающих со всей республики, ждут спец-поезд откуда-то издалека, и уже потом всех посадят на машины и колонной повезут в бригаду.

Так я впервые узнал, что направляюсь в расположение достославной ХХ-той бригады химической защиты, задействованной на дозиметрической разведке, дезактивации техники и территории на ЧАЭС, сбору и захоронению радиоактивных отходов.

Помдеж также сказал, что до бригады - около трех часов езды, так что прибудем мы туда заполночь, поэтому после обеда я могу перекемарить в казарме на койке.

Обед в столовой был отмечен неимоверным количеством мух и традиционным гороховым пюре. Так как перспектива ужина на горизонте не маячила, я заправился впрок.

Оставшееся время было заполнено прибытием все новых и новых "партизан". Вскоре казарма была заполнена до отказа, а спец-поезд еще не прибыл. Воздух постепенно наполнился традиционной смесью запахов еды, разгоряченных тел, кирзы - мне показалось, что старая, крашенная-перекрашенная казарма наконец-то расслабилась, заполучив в свое нутро добротную людскую начинку, без которой ей было сиротливо и неуютно.

Я все же задремал - смех, анекдоты, мат слились в монотонный гул, вязко опутавший уставший от ожидания мозг. Меня разбудил шум моторов за окнами наконец-то пришла колонна машин со спец-поезда. Привезли "партизан" из России, как скоро выяснили мы, выстроившись неровными шеренгами на полуосвещенном плацу. Было около десяти вечера. Какой-то медно-голосый начальник наскоро "поставил задачу", и вот мы уже катим навстречу "чумовому атому", как сказал кто-то в машине. Сосед толкает меня в бок, предлагая отхлебнуть из бутылки. Подозревая, что содержимое в ней - не лимонад, я делаю небольшой разведочный глоток, и сивушные пары самогонки с разгону ударяют в голову. Закуска - кусок хлеба и головка чеснока (Последний надолго станет "лучшим другом ликвидатора"; посылка из дому, содержащая несколько головок, а то и вязку, чеснока, была хорошим подспорьем в "дезактивации" организма...). Едкий дым наполняет кузов - многие курят, невзирая на строгий наказ медноголосого перед отъездом.

Дурман самогонки в сочетании с сигаретным дымом и долгой ездой затылком вперед производит не лучшее впечатление на мой желудок. Тошнота неизвестности подкатывает волнами, но я гоню ее прочь, стараясь вспоминать "гражданку" - свою работу, кафедру, то, что я "варил" в лаборатории перед самым отъездом, наших... "Сварщик зварю¤ метал..."

...Машина сбрасывает скорость, переваливает через небольшой бугор, и через несколько мгновений замирает. Мотор заглушен. Команда за тентом: "К машине!" Все выпрыгивают в кромешную темноту, изредка освещаемую фарами проезжающих машин - мы снова находимся на такой же посыпанной гравием площадке, но уже на огромной территории, по краю которой едва виднеется высокий лес. Никто не спешит строить или строиться; растерянные, мы ошалело крутим головами, пытаясь разглядеть хоть что-то в окружающей тьме.

Из ниоткуда рядом с нами возникает нечто, облаченное в белые одежды, белую же обувь. Голос призрака едва пробивается сквозь белое полотенце, плотно облегающее лицо:

- Мужики, прикрывай рот и нос чем можешь, не хватайте радиацию зазря!

Многие поспешно достают платки, запасные портянки, полотенца, повязывая их на лицо.

Я с подозрением силюсь рассмотреть белый призрак. Из-под полотенца раздается сдавленный смех:

- Лохи, добро пожаловать в ХХ-тую Чапаевскую бригаду!

Чей-то голос отчетливо и строго сказал:

- Кобец, харэ замену пугать, а то будешь у меня в бригаде на фоне до зимы сидеть!

Призрак растаял в темноте.

Я посмотрел на часы.

Час двадцать ночи. 31 июля 1986 года.

Мой Чернобыль начался.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

"Кто предупрежден..."

31 июля 1986 г.

ЧАЭС, первая ходка

"Первоочередной задачей являлась очистка территории вблизи разрушенного блока от высокоактивных частей активной зоны, выброшенных из реактора, их сбор, транспортировка и захоронение. Уже в мае 1986 г. на территории промплощадки, благодаря удалению наиболее активных фрагментов, уровни МЭД гамма-излучения удалось снизить в 10-20 раз и подготовить более широкий фронт работ."

Из официального сайта, посвященного закрытию ЧАЭС

Я просыпаюсь от топота ног за стеной палатки. Солнце вычертило крест от оконного переплета на моей груди, прикрытой белой простыней. Возникшие ассоциации живо подбрасывают меня с постели, и с непривычки я больно врезаюсь головой в раму верхней койки.

Палатка пуста.

Моя койка стоит сразу у входа, справа, когда пройдешь короткий тамбур. Саша Ходырев определил меня на это место; ночами все еще ,бывает жарко, а место с краю дает доступ к небольшому окну. Еще одна привилегия офицера койка надо мной не занимается. Плюс к этому персональная тумбочка. И табурет. На табурете - моя форма. Рядом, намотанные на голенища сапог, сохнут портянки.

Ночью Саша привел меня сюда, полуживого от усталости и впечатлений дня, посветил фонариком, пока я расстелил постель (на ней спали только пару раз, лаконично сказал он - но мне было все равно, лишь бы быстрее отрубиться). В палатке волнами разливался молодецкий храп, раздававшийся явно не из одной пары легких; обычно я не засыпаю под увертюры такого рода, но после спонтанного инструктажа-накачки в штабе батальона (инструктировали Саша и еще один офицер, Игорь, начальник РАСТ и формально мой непосредственный начальник) до подъема оставалось всего около трех часов, и я просто провалился в сон, забыв о храпунах.

Ходырев был высоким, худощавым, с коротко остриженными волосами. Сутуловатый, малоулыбчивый. Впрочем, Игорь тоже не походил на весельчака. На них обоих, на Саше и Игоре, лежала печать предельной усталости, граничащей с апатией.