Александр Туркин - Рассказы и повести дореволюционных писателей Урала. Том 2

— Где у вас лошадь? — спросил Николай, когда они втроем, оставив за собой освещенное огнем пространство, вошли в темноту.

Петя крикнул:

— Катя, ау!

— Здесь! — ответил звонкий девичий голос из непроглядной тьмы.

— Вон где, — сказал Петя.

Спотыкаясь о неровности почвы, они торопливо побежали на голос.

— Кто это? — вдруг остановившись, испуганно закричал Петя.

— Где? Кого ты увидал?.. — спросил Кленовский.

— Вон там… кто-то загородил мне дорогу… Человек какой-то, ей-богу… Я видел, как он бросился туда, в кусты…

— Погодите… я сейчас… — произнес Николай и исчез в темноте.

Петя и Кленовский слышали некоторое время его торопливо удаляющиеся шаги, потом все смолкло. Кругом была тьма, только костер ярко горел позади; перед ним, заслоняя его, беспокойно бегали тени.

— Нету! — сказал внезапно вынырнувший из темноты Николай. — Притаился где-то, подлец. Все кусты обшарил.

— Кто ж это, ты думаешь?

— Кто? Известно, кто.

— Да тебе, может быть, Петька, показалось?

— Нет, нет, я видел фигуру человека… она юркнула туда… ей-богу…

— Ну, наплевать!.. Кто бы ни был… эка важность, наплевать!

Вскоре Николка сидел на козлах рядом с Петей, а Кленовский в тележке с Катей. Кленовский оживленно рассказывал Кате о предприятии мужиков.

— Ну, Петр Миколаич, — говорил между тем Николка, — важно ехать теперь: мотри, месяц из-за горы лезет.

Минут пять спустя, когда выехали на дорогу, он вдруг придержал лошадь.

— Поезжайте одни, — сказал он, понижая голос, — дорога прямая, а я побегу… надо нашим сказать…

— Что сказать?.. О чем?..

— Глянь-кось вон туды… кто-то за нами на вершной следит… урядник либо не знаю кто… вон за кустом притаился.

Однако ни Петя, ни Кленовский не могли ничего рассмотреть… Вдруг свистящий удар нагайки прорезал воздух, и кто-то поскакал под гору вправо от дороги… На миг что-то металлическое сверкнуло при луне; дробный топот копыт отдался в горах и замолк… Снова все стало тихо.

Николка, соскочив с козел, скрылся.

— Фу-ты!.. Неужели в самом деле полиция? — проговорил Кленовский. — Чего ей надо?

Петя и Катя молчали. Лошадь сама тронулась и лениво поплелась в гору.

— Однако что же это?.. — продолжал Кленовский. — Неужели уж до такой степени?.. Неужели жалобы нельзя написать без выслеживания?..

— У них своя сыскная полиция, а кроме того, и такая всегда к услугам, — сказала Катя.

— Ах, черт возьми!.. Напугают мужиков… Но, в конце концов, что же они могут сделать? Чего они хотят? Чего им надо?..

— Можно всего ожидать…

— Ну, черт их бей!.. Увидим, узнаем.

Вдруг опять послышался конский топот. Все насторожились. Кто-то скакал им навстречу. Темный силуэт всадника промелькнул через мертвенно освещенную луной поляну и скрылся в тени.

— Петруха, это ты? — раздался вслед затем из темноты чей-то густой, очень приятный голос.

— Я, я! — отвечал Петя и прибавил, обращаясь к Кате: — Это Иван Петрович Светлицын.

— Ага! — проворчал Кленовский, — господин химик и лаборант… маркиз Поза, Дон-Жуан… Знаете что, — обратился он к Кате: — вы не очень-то доверяйтесь этому франту…

— Почему это?

В голосе Кати слышалось негодование.

— Да уж так… нестоящий человек!..

— Кленовский! Стыдитесь!..

— А что?

— Вы попробуйте сказать ему это в глаза.

— Говорил уж… Да он ничего… соглашается…

— Вы заблуждаетесь, Кленовский… он хороший, хотя, может быть, и бесхарактерный человек…

— Положим, я хватил через край, но все-таки он ненадежный… не тверд в упованиях и притом в плену у царицы Тамары.

— Здравствуйте! Где вы пропадали? — выдвигаясь из тени, заговорил всадник.

— Это вы, Иван Петрович?

— Я. Живы ли?

— Как видите.

— Слава богу!.. Там из-за вас переполох. Меня командировали учинить розыск. Что случилось?

— Заблудились.

Иван Петрович засмеялся.

— Я так и знал, — продолжал он, — а все Петька… Мы уж давно там. И ученый генерал пожаловал. Сидит, как сыч, молчит, а наши вокруг него увиваются… Посмотрите, какая ночь!..

— Да, да… собственно, мы чудо как прокатились.

— А это кто с вами? Кленовский, ты?

— Собственной персоной.

— Ты-то как здесь? Я думал, ты давно уже там, на камне.

— Буду и там.

— Где ж ты был?

— На митинге. Петицию мужики подают. Но ты уже, конечно, знаешь об этом.

Светлицын некоторое время молча ехал рядом с тележкой.

— Знаю, — наконец, промолвил он. — Слышал от Конюхова.

— Ага! Ему, стало быть, уже известно?

— Известно.

— Каким образом?

— Не знаю.

— Что же именно известно?

— Да, кажется, все известно.

— Так-с.

Сквозь чащу сосен и елей замелькали огни; высоко, точно повиснув в воздухе, показался ярко горевший костер; послышался издалека серебристый женский смех и веселый говор, потом вдруг грянула песня.

— Наши поют! — закричал Петя и, приподнявшись на козлах, погнал лошадь. Вскрикивая и дрожа от нетерпения, он оглядывался назад и, захлебываясь, говорил:

— Ну, ребята, славно прокатились!.. Ей-богу!.. Отлично!.. Эх, катай-валяй, Ивановна!.. А ведь молодцы мы, ей-богу, право!

Песня звучала очень стройно, но Пете было досадно, что там поют без него, и он все продолжал нахлестывать лошадь.

— Петька! Тише! Голову сломишь, сумасшедший! — кричал ему Кленовский. Но Петя не слушал и гнал, как на пожар.

Вдруг над вершинами темных елей показался Аликаев камень, дикая скала, у подножия которой с мелодическим журчаньем несется по камням горная речка Саранка. Весь облитый лунным светом, он казался призрачным воздушным замком на черном фоне хвойного леса. На вершине его и ниже, на одном из уступов, горели костры, и оттуда-то неслась песня.

Петя круто сдержал лошадь перед темными высокими воротами, за которыми виднелись старинного вида постройки с остроконечными крышами. Ворота отворились, и они въехали во двор, усыпанный мелким песком и обсаженный кругом кустами акации. Здесь стояли экипажи и лошади, ходили какие-то люди.

— Возьмите лошадей, — распорядился Светлицын, после чего все трое вышли за ворота.

Петя совсем потерял голову и метался, как угорелый. Когда песня смолкла, он, поставив руку, закричал что было силы:

— Эй, вы!.. Господа!.. ого-го!..

Вверху на камне заговорили: — Ведь это Петя?.. Он, он… — и чей-то зычный голос крикнул: "ты, Петя?!" так, что эхо в горах повторило раз пять: "Петя… Петя… ты, Петя…"

Петя звонко ответил: — Я! — и это так же ответило: "я… я… я!.." Вверху раздались аплодисменты и крики: "браво, браво!.." В горах также зааплодировали и закричали: "браво, браво!.."

— Идем! — сказал Светлицын, и они пошли сначала лощиной в тени кустов, потом круто в гору по узкой каменистой тропинке.

IV

На широком уступе скалы, под соснами, лепившимися в расселинах камней, была раскинута большая пестрая палатка с флагами и разноцветными фонариками. Под ее полотняным сводом и кругом расставлены были столы с самоварами, винами и закусками, разбросаны попоны и ковры. Здесь размещалась исключительно солидная часть общества. Молодежь, как стадо диких коз, прыгала по камням, оглашая воздух веселым шумом свежих, молодых голосов.