В Вересаев - На повороте

С Сергеем отношения у него совсем не ладились. Вначале Сергей относился к Токареву с любовною почтительностью, горячо интересовался его мнениями обо всем. Но что дальше, то больше в его разговорах с Токаревым стала проскальзывать ироническая нотка. И Сергей стано-вился Токареву все неприятнее.

Вообще Сергей производил на Токарева странное впечатление. Оба они жили наверху, в двух просторных комнатах мезонина. Сергей то бывал буйно весел, то целыми днями угрюмо молчал и не спал ночей. Иногда Токарев слышал сквозь сон, как он вставал, одевался и на всю ночь уходил из дому. От Варвары Васильевны Токарев узнал, что Сергей страдает чем-то вроде истерии, что у него бывают нервные припадки.

Прошла неделя. Тринадцатого августа, в воскресенье, были именины Конкордии Сергеевны. Съехалось много гостей.

Большой стол был парадно убран и поверх обычной черной клеенки был покрыт белоснеж-ною скатертью. В окна сквозь зелень кленов весело светило солнце. Конкордия Сергеевна, вставшая со светом, измученная кухонною суетою и волнениями за пирог, села за стол и стала разливать суп.

Сергей с усмешкою шепнул Токареву:

- Мученица своего ангела! И Варя, несчастная, тоже запряглась. С утра на кухне торчит.

Василий Васильевич был очень оживлен и говорлив. Он наливал в рюмки зубровку.

- Ну, господа, господа! За здоровье именинницы!

Выпили по рюмке, некоторые по второй. Закусив, принялись за бульон с пирогом.

Юрасов, акцизный ревизор с Анною на шее, с любезною улыбкою говорил Конкордии Сергеевне:

- А приятно этак, знаете, на лоне природы жить!.. Какой у вас тут воздух прелестный!

Конкордия Сергеевна махнула рукою.

- Эх, милый Алексей Павлович, не говорите! Мы этого воздуха и не замечаем. Столько хлопот, суеты,- где уж тут о воздухе думать!

- Нет, знаете... Что ж суета? Суета везде есть, без нее не обойдешься.

- Вот только для детей, конечно. Для них, для здоровья их - вот, правда, много пользы от воздуха.

- Ну да, и для детей...- Юрасов взглянул на Сергея.- Сергей Васильевич где теперь, в Юрьевском университете?

Конкордия Сергеевна сделала скорбное лицо.

- В Юрьевском, Алексей Павлович, в Юрьевском... Дай бог, чтобы уж там как-нибудь кончил, об одном только я бога молю.

- Ну, кончит, бог даст... Молодость, знаете: кровь кипит, в голове бродит!..- Юрасов повел сухими пальцами перед лбом.- Этим огорчаться не следует; перебродит, взгляды установятся и все будет хорошо. Вот увидите.

Прикусив улыбку на красивых губах, Сергей молча смотрел на благодушно-снисходительное лицо Юрасова с отлогим лбом и глазами без блеска.

Юрасов продолжал:

- И все-таки, что вы там ни говорите, а я от души рад за Василия Васильевича, что он бросил нашу лямку. Что ему теперь? Ни от кого не зависит, сам себе хозяин, делает, что хочет.

Василий Васильевич юмористически поднял брови и крякнул:

- Гм... Я бы с большим удовольствием предоставил это удовольствие вам... Нет, Алексей Павлович, раньше было лучше. Бывало, придет двадцатое число - расписывайся у казначея и получай жалованье, ни о чем не думай. А теперь - дождь, солнце, мороз, от всего зависишь. А главная наша боль,народу нет. Нет народу!

- Нету, нету! - вздохнул помещик Пантелеев, плотный, с маленьким лбом и жесткими стрижеными волосами.- Положительно невозможно дела делать!

- Хоть сам коси и паши! Все бегут в город; там хоть за три рубля готовы жить, а тут и за пять не хотят. А уж который остается, так такая шваль, что лучше и не связывайся.

- Грубый народ, пьяный! Вор-народ! - поддержал Пантелеев.- Вы поверите, сейчас август месяц, а у меня еще два скирда необмолоченных стоит прошлогодней ржи,- ей-богу! Нет рук!

Своим медленным и спокойным голосом заговорил Будиновский:

- Я думаю, господа, вы сами в этом виноваты. Хороших рабочих всегда можно достать, если им хорошо платить и сносно содержать.

Пантелеев почтительно и с скрытою враждою исподлобья взглянул на него:

- Да, Борис Александрович, вам это легко говорить! Мы бы, может, с вашими капиталами тоже не жаловались. А то капиталов-то у нас нету, а детей семь человек; всех обуй-одень, накор-ми-напои. Вы-то платите от излишков, а цену набиваете. А жить-то, Борис Александрович, всем надо-с,- всем надо жить!

Горячо заспорили.

Марья Михайловна Будиновская сидела рядом с Токаревым. Она вполголоса сказала ему:

- Ужасно помещики на нас злобятся! Не могут простить, что мы платим рабочим высокую цену. Этот самый Пантелеев на земском собрании такую филиппику произнес против Бориса... И вообще, я вам скажу, типы тут! Один допотопнее другого! Вот Алексей Иванович много может вам рассказать про них.

Она заглянула на сидевшего рядом земского врача Голицынского.

Загорелый, с угрюмым и интеллигентным лицом, Голицынский лениво спросил:

- Это насчет чего?

- Я говорю, что вам приходится наблюдать наших деятелей в довольно-таки непривлекате-льном свете.

- А-а!..- Голицынский помолчал.- Да вот вам случай с коллегой моим, врачом соседнего участка,- заговорил он неохотно, как будто его заставляли говорить против воли.- Зовет его в свой приют для сирот земский начальник, гласный. У мальчика оказывается гнойный плеврит. Пожалуйста, будьте добры сделать дезинфекцию.- Дезинфекция не нужна, болезнь не зарази-тельная.- А я требую! Врач пожал плечами и уехал. Земский пишет в управу бумагу,- в приюте, дескать, открылась заразная болезнь, а земский врач отказывается сделать дезинфекцию. Из упра-вы запрос к врачу: почему? - Потому, что не было никаких оснований исполнять невежественные требования господина земского начальника. Назначается расследование, и результат: врача "для улучшения местных отношений" переводят в другой участок.

Сергей с любопытством спросил:

- Ну, а вы что же?

- То есть, что же я?

- Так и оставили это? И все врачи уезда не вышли в отставку?

Марья Михайловна воскликнула:

- Ах, господи, Сережа!.. Какой он прямолинейный! Обо всем судит со своей студенческой точки зрения!.. Ну, что хорошего было бы, если бы Алексей Иванович ушел? Одним дельным человеком стало бы у нас меньше, больше ничего!

Доктор, наклонившись над тарелкой, ворошил вилкою оглоданное крыло утки.

- Нет, дело не в этом,- грубовато возразил он.- Дело, изволите видеть, в том, что куска хлеба лишишься. А на другое место пойдешь, будет не лучше. Вот - причина простая.

Марья Михайловна, прищурившись, смотрела вдаль, как будто не слышала признания доктора. Сергей протянул:

- Да, это что спорить! Просто!

- Оно, знаете, в нашей жизни человек подлеет ужасно быстро, ужа-асно!.. Совсем особен-ная философия нужна для нее: надень наглазники, по сторонам не оглядывайся и иди с лямкой по своей колее. А то выскочишь из колеи, пойдет прахом равновесие и... жить не станет силы. Изволите видеть? Не станет силы жить!