Джозеф Д’Лейси - DARKER: Рассказы (2011-2015)

Очутясь на дворе, она сама еще не знала, что сделала и что ей остается делать. Она только ушла от страшной, сатанинской его рожи, а не от него. Этот человек заколдовал ее своим взглядом! Он еще был хозяин ее жизни! Колени шатались под нею: она не смела удалиться от окошка.

— А!!! Чертовка!.. — возопил свирепым голосом изверг, боровшийся с пыточными терзаниями своей выдумки. — Умно же ты сделала, а то я бы зарезал тебя, как курицу!

Эти слова, произнесенные с болью, с отчаянием, со злостью, мигом возвратили девушке ум и память. Она помчалась за ворота. В ужасной шутке злодея заключалась его же ужасная погибель. Думал ли он, что завязывает эту петлю для себя? Думала ли она, что это страшное мгновение, когда одна ее нога уже стояла в гробу, было минутой спасения невинности и примерной казни злодеяния? Здесь было Провидение! Оно есть всюду. Те лгут бесчестно, которые утверждают, будто порок и преступление одни счастливы в этом мире.

Она бежит, бежит изо всей силы: никого не видно! Она бежит далее; уже у нее заняло дух; уже она выбивается из сил, все еще не смея оглянуться, чтоб не увидеть позади себя этой страшной рожи, чтоб опять не попасться в его руки… Нигде ни живой души!

Она взбежала на возвышение.

— Ах! Это наш управитель!.. Вот и наш Васька! И Прохор!.. Ах, и он с ними!

Он, то ость несравненный Иван, лакей губернаторский. Все они возвращались из кабака, счастливые, как души в раю, беззаботные, веселые, распевая любовные песенки, покидывая шапки вверх, злословя своих господ и исчерчивая дорогу бесконечным зигзагом. Дуня полетела к ним. Она была бледна, с растрепанною косою, с выпученными глазами, без платка на груди, в совершенном расстройстве. Они встретили ее плоскими шутками.

— Ступайте скорее! — кричала она. — Он повис!.. Висит… висит, злодей!.. Скорее, братцы!

— Ах, любушка, голубушка! — кричали они, смеясь. — Кто висит?.. Где?.. Поцелуй нас, Дунюшка!.. Любо жить на этом свете!

— Висит, говорят вам!.. Не смейтесь!.. Бегите на мызу!.. Берите колья, топоры, ружья!.. Вор! Разбойник! Грубиян: с усами и с красным носом!.. Хотел меня зарезать, как курицу, повесить!..

Они ускорили шаги, вооружились чем кто мог и, выломав дверь в сени, вошли в покои. Он уже был без чувств: кровь лилась из него ртом и носом; рука, на которой он висел, вытянулась на пол-аршина более против прежней меры. Они сняли его с веревки и связали.

По возвращении почтеннейшего Гаврилы Михайловича и почтеннейшей Прасковьи Егоровны из города, в тот же вечер был он отправлен в тюрьму и предан в руки правосудия; и правосудие призналось с удивлением, что оно никогда еще не видывало такой длинной руки!

1834

Даже в тихом старинном фламандском городке Брюгге может произойти великое множество разных историй. Впрочем, искренне хочется, чтобы история из «Кукольных ладошек» Адама Нэвилла не случалась никогда — даже в самом далеком и ни к кому не приветливом будущем. Но едоки и кормильцы существовали всегда, и порой их отношения могут принимать самые жуткие формы…

Впервые на русском — изощренный кошмар от одного из самых талантливых авторов, трудящихся сегодня на темной ниве.

DARKER. № 8 август 2014

ADAM LG NEVILL, «DOLL HANDS», 2013

У меня большая белая голова и кукольные ладошки. Я работаю портье в западном корпусе Грюют Хёйса. Если я не разношу лекарства жильцам с верхних этажей, медленно умирающим в своих постелях, то слежу за зеленоватыми мониторами системы безопасности, на которых просматривается каждый дюйм высоких стен из красного кирпича и пустого асфальтированного внешнего двора Грюют Хёйса.

Я выглядываю в мониторах поставщиков и посторонних. Поставщики являются каждый день. Посторонние теперь редкость. По большей части они поиздыхали в домах мертвого города, среди тамошних сквозняков, или без движения валяются на темных плитах перед Церковью Богородицы. В Брюгге все умирающие тянутся к церкви — кто ковыляет, кто ползет. Как будто у них ничего не осталось, кроме представления, куда идти.

На прошлое Рождество меня и двух других портье послали искать мальчика-бабуина господина Хуссейна из восточного крыла. Бабуинчик вырвался из клетки и ослепил своего сторожа. Высматривая мальчишку на площади Гвидо Гезелле, я увидел и все эти окоченевшие, мокрые тела, валяющиеся у башни в тумане.

Один из портье, Кислый Ирландец, поколотил бабуинчика, когда мы застали его за объеданием трупов. Как и жильцы, бабуинчик устал от дрожжей, выращенных в подвальных чанах. Ему захотелось мяса.

В десять утра я замечаю на мониторах движение. Кто-то останавливается у хозяйственного подъезда Грюют Хёйса. Из мглы выступает квадратная морда белого грузовика и замирает перед подъемными воротами. Привезли продукты к банкету. По моему желудку пробегает тошнотворная дрожь.

Своими крохотными пальчиками я жму на кнопки на пульте охраны и открываю Ворота № 8. Металлическая решетка на экране поднимается. Грузовик въезжает во внутренний двор Грюют Хёйса и встает задом к служебной двери в разгрузочной зоне. За этой дверью находятся складские клети со старыми вещами жильцов, а также спальни портье, комната для персонала, кладовые, котельная, мастерская, душевая для персонала и чаны с дрожжами, которые снабжают нас рыхлым желтым пропитанием. Сегодня банкетчикам предстоит воспользоваться душевой в своих целях.

Вчера нам сообщили, что ожидается поставка продуктов для Ежегодного Банкета Главной Жилицы. Госпожа Ван ден Брук, Главная Жилица дома, также проинформировала нас, что завтрашний душ отменяется и что весь день нельзя будет пользоваться комнатой для персонала, поскольку оба помещения потребуются для подготовки банкета. Но никто из служащих так и так не суется в душевую, когда приезжают поставщики. Несмотря на всю сонливость Белого Обезьяна, который у нас ночной консьерж, на пьянство Кислого Ирландца, на заторможенные движения Леса-Паука, разнорабочего, и на веселое хихиканье двух девиц-уборщиц, мы все помним прошлые разы, когда перед банкетами в Грюют Хёйс приезжал белый грузовичок. Никто среди персонала не обсуждает дни Общих Собраний и Ежегодных Банкетов. Мы делаем вид, будто это самые обычные дни, но Ирландец начинает пить больше чистящих жидкостей, чем привык.

Звоню ему с телефона на стойке — Ирландец сегодня в восточном крыле на дежурстве. Отвечать он не торопится. Переключаюсь с пульта на камеру над его конторкой, чтобы понять, чем он там занят. Кислый Ирландец медленно, точно наклал в штаны и не может ходить прямо, вплывает в зеленый подводный мирок на экране. Даже отсюда видны набухшие вены на его клубнично-красном лице. Он сидел в главной кладовой и хлестал свои жидкости, хотя должен постоянно находиться у мониторов. Если бы он был за конторкой, то услышал предупреждающий сигнал, когда я открыл внешние ворота, и знал бы, что подвезли груз. Неразборчивый голос в трубке рявкает: