Владимир Одоевский - Русские ночи

Большинство рассказов, входящих как относительно самостоятельные произведения в «Русские ночи», В. Ф. Одоевский помещал в различных журналах и альманахах 30-х годов без указания на их причастность к «Русским ночам» (см. ниже примечания к главам и рассказам). Впервые печатно название будущей книги появилось в 1836 г. (см. примечание к «Ночи первой»). Следовательно, окончательный текст книги создавался от середины 30-х годов до 1843 г.

9 сентября 1843 г. Одоевский заключил условие с книгопродавцом А. И. Ивановым об издании собрания сочинений в количестве 1200 экземпляров [155]и, очевидно, тотчас же передал в цензуру рукопись подготовленного трехтомника или по крайней мере рукопись первого тома, содержащего именно «Русские ночи»: в архиве Одоевского сохранилась цензурная рукопись начала книги (автограф автора) с пометой цензора А. В. Никитенко на титульном листе «№ 278. 18 сентября 1843» и с его же резолюцией на обороте титула: «Печатать позволяется… Сентября 20 дня 1843 года. Цензор А. Никитенко»; вначале стояло «16», затем число зачеркнуто и надписано «20». По-видимому, Никитенко читал рукопись именно в эти дни, в конце второй декады сентября 1843 г., и после 20 сентября Иванов мог уже печатать книгу.

Рукопись «Русских ночей» была типографски размечена (по шрифтам) самим автором; титульный лист несколько отличался от окончательного печатного варианта: например, первоначально была взята другая цитата-эпиграф из романа Гете «Годы странствий Вильгельма Мейстера»; не сразу автор сформулировал посвящение (вначале — «Моим друзьям», затем зачеркнул и надписал: «Живым друзьям и памяти друзей умерших»; в печатном тексте инверсированы два первых слова).

Возможно, из-за авторских переделок печатание книги задержалось, так как на всех трех томах «Сочинений князя В. Ф. Одоевского» (Издание книгопродавца Иванова. СПб., в типографии Э. Праца, 1844) стоит цензорское разрешение А. В. Никитенко от 20 января 1844 г. Но и после этого произошла задержка, и в продажу «Сочинения» поступили лишь в августе (в сентябрьском номере «Отечественных записок», подписанном цензором 30 августа, В. Г. Белинский извещал читателей © недавнем выходе в свет трех томов «Сочинений князя В. Ф. Одоевского»).

Первый том («часть первая») включал «Русские ночи» (в дальнейшем сокращенно: изд. 1844).

Во многих экземплярах первого тома имеется печатная вклейка: «Сим трем томам надлежало выйдти еще в начале сего 1844-го года. Говорить ли о том, что причиною этого замедления был отнюдь не издатель, Андрей Иванович Иванов, известный своею деятельностию и распорядительностию, — а сам автор? — Хотя ни тот, ни другой не объявляли никакой подписки на это издание и следственно не обязывались ни перед кем о выходе его к определенному сроку, но тем не менее, желая оправдать в глазах читателей моего совестливого п добросовестного издателя, я долгом почитаю здесь сказать для тех, кого это может интересовать, что причиною замедления были: поправки, перемены и дополнения в книге, а всего более моя неожиданная болезнь и затем продолжительное нездоровье. Князь В. Одоевский».

Каждому тому был предпослан эпиграф: «Multum magnorum virorum judicio credo, aliquid et meo vindico. Senecae Ep. XLV. 3» [156].

Вскоре по выходе в свет трехтомника автор намеревался заново переработать и издать свои произведения, но общественные и научные труды почти на два десятилетия отвлекли его от художественного творчества.

В начале 60-х годов (очевидно, в 1860–1862 гг.) [157]Одоевский снова предполагал переиздать «Русские ночи», поэтому приступил к исправлениям и дополнениям. В его архиве сохранился экземпляр издания 1844 г., расшитый и переплетенный с чистыми листами бумаги возле каждого печатного, т. е. возле каждой страницы рядом находилась чистая; автор вписывал на этих листах добавления к тексту, а также исправлял и сам печатный текст. Наиболее существенным переменам подверглась «Ночь четвертая» (29 поправок в тексте, 11 вставок и одно новое примечание), но в общем Одоевский правил текст до конца, вплоть до Эпилога.

В некоторых местах Одоевский заменял устаревшие слова новыми («это», «эти» вместо «сие», «сии», «часы» вместо «брегет»), в некоторых сокращал романтические «ужасы», например в «Бале» вычеркнул тираду: «и стон страдальца, не признанного своим веком; и вопль человека, в грязь стоптавшего сокровищницу души своей; и болезненный голос изможденного долгою жизнию человека; и радость мщения; и трепетание злобы; и упоение истребителя; и томление жажды; и скрежет зубов; и хрусть костей» (изд. 1844, с. 82, строка 1 сн. — с. 83, строка 7 св.), — в нашем издании эти слова следовали за фразой «и таинственная печаль лицемера» (с. 46, строка 18 св.). Вообще добавления и вычеркивания в «Бале» отражают конкретные тяжелые впечатления автора от современных войн: Восточная война в России (1853–1856), австро-итальянская война 1859 г. Эпиграф к «Балу» был другой: «Le sanglot consiste, ainsi que le rire, en une expiration entrecoupee, ayant lieu de la тёше maniere… Description anatomique de Vorganisme humain» [158].

Кое-где встречаются косвенные отклики на бурный процесс отмены крепостного права: вставлены слова «возмутительному рабству негров и беспощадному самоуправству южных американских плантаторов» (см. с. 152); вместо «в так называемых представительных правлениях беспрестанно толкуют о желании народа» (изд. 1844, с. 319, строки 12–14 св.) оказалось «хоть в представительных государствах, — не говорим о других, — только и речи, что о воле народа, о всеобщем желании» (с. 151, строки 9–7 сн.); в изд. 1844 не было колоритного примечания: «Фауст в своем увлечении забывает, что наш язык принял же в себя выражения: законная взятка, честный доходец, — забывает и всю терминологию крепостного права» (с. 153). А иногда, наоборот, общественно-политические намеки смягчены, завуалированы; вместо прямого указания на ордена — «честолюбивые украшения на груди вашей только прибавят к вашей тяжести и повлекут…» (изд. 1844, с. 94, строка 1 сн. — с. 95, строка 2 св.) — теперь следовало: «то, что так отрадно отличало вас от толпы, только прибавит к вашей тяжести и повлечет…» (см. с. 51); «сила молитвы» исправлена на «сила любви» (изд. 1844, с. 95, строка 6 св. и наст, изд., с. 51, строка 17 сн.).

Обострившееся негативное отношение Одоевского к католицизму и протестантизму выразилось в следующих исправлениях: вместо «по обряду лютеровой церкви, должен был предстать пред алтарем божиим» (изд. 1844, с. 226, строки 14–12 сн.) стало «должен был явиться на так называемую в лютеранской церкви конфирмацию» (с. НО, строки 18–17 сн.); вместо «христианина» (изд. 1844, с. 226, строки 11–10 сн.) — «протестанта» (с. НО, строка 16); в изд. 1844 отсутствовала тирада: «Древний грек или римлянин верил или не верил оракулу, Палладе, Зевсу, теперь мы знаем, что оракул лжет, — а все-таки ему верим. Девять на десять так называемых римских католиков не верят ни в непогрешительность папы, ни в добросовестность иезуитов, и десять на десять готовы хоть на ножи за то и другое» (с. 151).