Викентий Вересаев - В тупике. Сестры

НА ЧЕРНУЮ ДОСКУ!

В штаб легкой кавалерии поступило заявление, что некий Воробьев, по прозванию Богобоязненный, бывший рабочий нашего завода (какой позор!), торгует вином. Этот Воробьев очень хитрый и ловко умел скрывать от милиции свои делишки. Вальцовщик Иван Зяблов в минувшую субботу зашел к нему с товарищем, купил бутылку водки, но при выходе был остановлен отрядом легкой кавалерии нашего завода. Попросили его в милицию. Когда стали составлять протокол, то Зяблов стал скрывать этого шинкаря и ругать кавалеристов. Что это за рабочий, который скрывает шинкаря? Мы не ожидали, что на нашем заводе могут быть такие несознательные рабочие. На черную доску вальцовщика Ивана Зяблова!

Но и эта заметка не изменила настроения Юрки. Напротив, еще стало противнее на душе. «В штаб легкой кавалерии поступило заявление…» Это он там нечаянно проговорился про Богобоязненного, у которого и сам не раз покупал прежде вино. Проговорился, ребята пристали, пришлось сказать адрес… Ой, как все мерзко!

Юрка не знал, что сделать, чтоб утишить тоску. Напился пьян. Легче не стало.

Могучий рев гудка на весь поселок, заливистые звонки по цехам: половина двенадцатого, часовой перерыв на обед.

Юрка остановил свою машину, вяло побрел в столовку. По проходам и лестницам бежали вниз веселые толпы девчат. Девчата, пересмеиваясь, стояли в длинных очередях к кассе и к выдаче кушаний. Буро-красные столы густо были усажены народом, – пили чай, ели принесенный с собою обед или здесь купленные холодные закуски (горячие блюда в заводской столовке не готовились, – пожарная опасность от огня: бензин). Весело болтали, смеялись, спорили.

Юрка сидел в углу, угрюмо жевал колбасу с плохо выпеченной булкой и с завистью смотрел на кипевшую вокруг бездумно-веселую беззаботность. Увидел у окна в куче девичьих голов хорошенькую головку Лельки с вьющимися стрижеными волосами. Лелька, смеясь, горячо что-то говорила Лизе Бровкиной. Вот Леля: она все знает, все понимает, что хорошо, что плохо, у ней настоящие взгляды, марксистские… Эх, муч-чение!

Лелька встала из-за стола, пошла с Лизой из столовой. Юрка бросил начатый стакан чая и побежал следом. Нагнал в раздевалке, меж вагонеток, груженных рамками с готовыми галошами.

– Здравствуй, Леля!

– А-а, Юрка! – она радушно протянула руку. – Читал в газете про ваш налет? Юрка потемнел.

– Читал.

Лелька внимательно поглядела на него, взяла за концы пальцев и потянула за собой.

– Пойдем, поговорим.

Они пошли длинными и молчаливыми залами за раздевалкой, где чернели огромные вулканизационные котлы. Ходили по рельсовым путям взад-вперед и горячо говорили.

– Юрка, Юрка, глупая ты голова! Неужели и теперь не понимаешь? Какая у нас может быть установка? Пойми, – только одна: все, что способствует приближению социализма, то хорошо. Что вредит, то – к черту, с тем нужно бороться всеми силами, без пощады и без гнилых компромиссов. Ну а что, скажи: правильно поступает наша власть, когда борется с пьянством рабочих, когда запрещает продажу спиртных напитков?

– Ясно правильно.

– Н-ну-у?.. – Лелька взъерошила Юрке волосы. – О чем же ты мучаешься, чем терзаешься? Дурак, дурак!

Взяла Юрку под руку, прижалась к его руке, и так пошли к раздевалке.

– Мы с тобою еще много делов наворочаем. Это у тебя «детская болезнь», остатки старой, дореволюционной психики.

Юрка радостно ощущал, как к локтю его прижималась тугая грудь Лельки. Волна уверенной радости окатила душу. Лелька видела его влюбленные глаза, и ей хотелось почувствовать свою власть над ним.

– Ну, сейчас гудок. Бежать на работу. Вот что, Юрка. В штабе нашей легкой кавалерии я предложила такую штуку: нужно повести решительную борьбу с прогульщиками. Прогулы дошли до четырнадцати процентов. Ты понимаешь, как от этого падает производительность. И вот что мы надумали… С понедельника мы работаем в ночной смене, ты – тоже?

– Ага!

– Так вот. В понедельник к восьми утра мы собираемся в завкоме, получаем список всех не явившихся на работу, разбиваемся на отряды – и на квартиры к прогульщикам. Проверяем – уважительный прогул или неуважительный.

Опять вихрь омерзения закрутился в душе Юрки, он неохотно промычал что-то, будто бы одобрительное. Лелька опять внимательно поглядела на него.

– Значит, в понедельник, в восемь утра, в завкоме. Придешь?

– Приду.

– Ну, смотри! Если надуешь…

Она погрозила ему кулаком.

Заревел гудок. Опрометью оба бросились к своей работе.

В завкоме, в комнате Осоавиахима [22] Теперь ДОСААФ. , в понедельник собрались ребята-налетчики. Походом руководила Бася. Распоряжалась властно и весело. Шурка Щуров, во всяком деле незаменимый технический секретарь, принес длинный список работниц и рабочих, не явившихся сегодня на работу.

– Го-го! – общий раскатился хохот. – Какой эпидемический день!

Бася спросила Шурку:

– А адреса их раздобыл?

– Ну да, раздобыл. А то как же?

– Молодец, парень. Забыла тебе сказать. Боялась, сам не сообразишь.

Шурка, играя, схватил ее за запястья. Бася спокойно отстранила его руки.

– Брось заигрывать! Молодой парень, а к старухе лезешь… Ну, рассаживайся, ребята. Будем распределять адреса по районам.

С шутками и смехом сортировали адреса, потом стали распределять районы.

Лелька под столом ласкающе потянула Юрку за концы пальцев и сказала:

– Мы с тобой.

Юрка радостно отозвался:

– Ладно!

Распределили. Лельке с Юркой достался район Миллионной улицы. Юрка, сначала веселый, вдруг опять почему-то стал мрачен. Лелька исподтишка приглядывалась к нему. Делом женского самолюбия стало для нее – подчинить себе этого парня, заставить его радостно, с сознанием своей правоты исполнять то, что сейчас – она видела – он исполнял с надсадом и отвращением.

Когда они выходили, Юрка вдруг сказал:

– Я тебя очень прошу: давай с кем-нибудь поменяемся районами.

Лелька удивилась.

– Почему?

– Видишь ли… – Он замялся, вынул список, подчеркнул ногтем. – Спиридон Кочерыгин. Это мой приятель закадычный. Спирька. Ты знаешь. Сколько гуляли вместе! Как я к нему приду?

Лелька строго смотрела на него.

– Юрка! Ты для своих приятельских отношений готов пожертвовать революционным долгом? Стыдись!

– Да нет, я что ж… Я понимаю. Нешто я против этого? Я только прошу, поменяемся районами, чтоб не мне к нему идти… Холодно и упрямо Лелька ответила:

– Как хочешь. Меня не пугает, что мне к Спирьке придется идти, – чего мне меняться? А ты меняйся, твое дело. Проходили мимо Шурка Щуров с Лизой Бровкиной.

– Шурка! Хочешь, пойдем со мной? А Юрка с Лизой пойдет. Ему что-то со мной не по дороге. Шурка с готовностью отозвался: