Инна Ветринская - Купи меня !

- Ну шо, молодой казак, и тебе, вижу, не любо то безобразие, шо у нас нынче происходит? Так шо же, поработаем шашечкой, покрошим супостатов, когда будет на то воля Господня?

При этом Карп Федорович выразительно помахивал рукой, что выглядело особенно устрашающе на фоне висящей на стене в гостиной казацкой шашки, которая, конечно же, не досталась в наследство, а была приобретена по случаю у неизвестного пьющего джентльмена (как выражался в таких случаях Уэлдон) за двадцать пять рублей. Ирина всякий раз тщетно рыдала и просила папу не требовать от ироничных и пугливых московских мальчиков быть казаками-супердержавниками и орудовать шашечкой, а также безобразно жрать водку; но Карп Федорович имел свой взгляд на то, каким должен быть настоящий мужчина...

Когда Ирина вышла замуж за Уэлдона, Карп Федорович несколько съежился. От инженера, разведчика и магистра философии Рональда Рекса Уэлдона уж никак и ни под каким видом нельзя было требовать, чтобы он был настоящим казаком, стал махать шашкой и пить водку декалитрами. Но, хотя кризис начала 90-ых годов больно ударил по заработкам стареющего Карпа Федоровича, он решил держать марку до последнего. Всякий раз, приходя с женой в гости к дочери с зятем, он притаскивал пузатую бутылку дорогого виски. Рональд Уэлдон, со своей стороны, тоже старался держать марку и пил наравне с тестем, но отпивал такими малюсенькими глоточками, что у Карпа Федоровича при виде этого щемило сердце и пропадало всякое удовольствие.

Мама Ирины, смирнейшая Лариса Александровна, происходила из скромной русско-еврейской семьи, и казалась настолько незаметной, что в молодое время Карп Федорович, выпив свое в компании, даже прямо при жене мог делать откровенные предложения полюбившимся красоткам. Лариса Александровна всегда молчала, Ирина с детства привыкла к этому безмолвию матери и немножко её презирала. В глубине души Ире было и стыдно её и жалко. Мама ей попалась очень хорошая, добрая - но и никакая. С отцом, по крайней мере, не соскучишься и не пропадешь.

Войдя, родители Ирины распеленались из своих длинных дубленок и уселись к столу.

На столе было выставлено несколько больше, чем мог позволить себе Рональд Уэлдон со своими сиротскими доходами. Сверкала синевато-металлическими блестками селедка, сухая колбаса с затейливыми жировыми внутренностями змеилась кольцом по тарелке, словно тонко нарезанный червь, и в хрустальном графине с водкой удивленно и томно завис кружок лимона... Салат с кальмарами, паштет с омарами, винегрет с грибами, суфле с пирогами. То есть, пардон, пироги с мясным суфле. Было ещё много чего - сразу всего и не съешь.

- Любо! - кричал обычно при виде такого стола Карп Федорович, и точно так же он высказался и на сей раз, при этом воровато выставляя на край стола обязательный, как взятка гаишнику, пузырек виски "Teacher's".

Выпили по первой, затем по второй и по третьей. После подачи горячего - мяса с картошкой - выпили по четвертой, по пятой, по шестой и по седьмой. По восьмой выпили уже с чистым удовольствием; Карп Федорович несколько разомлел и завел настоящую беседу. Все, что говорилось до этого момента, было пошлой абстрактной трепотней и не имело ни малейшего отношения к жизни. А теперь, после восьмой, пора было поговорить и за жизнь. Подсчет количества рюмок вела в уме Лариса Александровна.

Конечно, перво-наперво Карп Федорович в очередной раз надеялся выведать планы зятя по прокорму семьи. Не особо рассчитывая на коммунистическую смекалку Рональда Рекса Уэлдона, Карп Федорович имел в запасе пару собственных вариантов. Правда, не слишком хороших, но жизнь заставляет брать то, за что можно взяться.

Уэлдон, имея уже с утра прививочку керосиновой водкой, ещё почти не заболел от виски вперемешку с лимонной настойкой, и к тематике, предложенной ему тестем, отнесся очень серьезно, "businesslike". Однако по странности обстоятельств, самое серьезное, что пришло ему в голову - это было указать не вполне твердой рукой на своего сына, который в тот момент занимался сборкой малюсенького детского конструктора, извлеченного из немецкого шоколадного яйца.

- У него есть мысли, как надо делать! - заявил Уэлдон. - Как это говорят: усами младенца истина что-то там?

Ирина, опершаяся уже локтем на стол и плотно уложившая свою щеку на ладошку, что означало приятную степень кондиции, засмеялась:

- Глаголет истина! И устами... Это во-первых, а во-вторых: папа, наш Карпуша стал интересоваться бизнесом каким-то! Представляешь? В его-то возрасте! Но вообще-то, чего удивляться - у моей сотрудницы, у Светы Вонидзе, дочь уже пользуется компьютером, а ей всего-то седьмой год, ещё в школу не пошла! А уже всякие программы знает - "Ворд под Дос", "Ворд под Виндоус"! Игры всякие... Если б у нас был компьютер, как бы Карпуша развивался гармонично...

- Компьютей - еюнда! - жестко заметил из своего уголка Карпуша. Компьютейом дойжны заниматься подчиненные. А я хочу быть начайником!

- Главное - как бы тебе чайником не стать! - не без намека съязвила Ирина.

- Пацан какой годный растет! - восхищенно громыхнул Карп Федорович, наливая по девятой. - А что тебе, Карпунька, хочется делать? Где начальником быть? Ты скажи - мы подсобим!

Карп Федорович говорил, конечно же, сильно иронизируя, что показывал энергичным волнообразным движением густых бровей, но маленький Карп иронии этой - по юности или по серьезности своей натуры - не понял и не принял. Он отложил свою пластмассовую игрушечку, пристально и пронзительно посмотрел в глаза деду и произнес:

- Деда! У меня к тебе тоже будет очень важная пьосьба - но тойко не сегодня, а то ты пьяный...

Кто мог знать, что в голове у малыша уже созрел план главного удара?

А тем же вечером отмечали пролетарский праздник бывшая рабочая московского метрополитена Люба Кашлюк и её возлюбленный Дима Котлыбей. Они сидели на квартире, которую Люба сняла после того, как перестала работать в подземном московском царстве (оставив там, впрочем, трудовую книжку, о существовании которой просто позабыла) и целиком переключилась на мелкооптовый завоз продовольствия со своей родной Украины на Киевский вокзал столицы России. Дима не переставая ругался матом.

Стол был хоть и сытен, но, конечно, не дотягивал до великолепия, устроенного Уэлдонами. Тут имелись, помимо водки и крепленого вина, два круга домашней кровяной колбасы, большой тазик дармовой корейской лапши с рынка и горка яблок, уже изрядно изъеденных гнильцой.

Димка пьянел просто на глазах, поэтому Люба сперва затащила его в постель, а уж потом, насытившись им, позволила допить бутылку и свалиться спать. Сама же натянула на пухленькие широкие бедра тренировочные брюки и снова села к столу; наступил самый её любимый момент. С одной стороны, мужик был под боком, дома, а с другой стороны, не буйствовал и позволял потосковать о своем сокровенном.