Г Владимов - Три минуты молчания

-Кто?

- Да Володька же Святой. Ты на голову когда-нибудь жаловался?

-Нет.

- А не мешает иногда пожаловаться. Бывает, пригодится. Ушиб какой-нибудь был?

- Что-то не помню.

- Дурак, а кто это проверит. Говори - был, с тех пор не сплю нормально, трудоспособность понизилась. Не хочу быть для товарищей обузой.

Честно говоря, не хотелось мне в эти хитрости пускаться. Списываться, так по одной причине - "не ваше собачье дело". Зачем мне это вранье, если я уже не вернусь? Он-то вернется, я знаю, поколобродит и вернется, больше-то он делать ни черта не умеет. А я уж спишусь, так навсегда. Поначалу хоть в депо свое устроюсь. Мне надо по-серьезному решаться, а не так, с панталыку.

- Ну, как? Рвем на пару?

- Нет.

- Ты ж договаривался!

- Когда?

Он на меня поглядел с презрением.

- Э, на дураках в рай ездят. Я тебе как умному советовал. Пример тебе подавал.

- Да списывайся ты один, для других не старайся.

- И спишусь. Думаешь - духу не хватит?

- Да ничего не думаю.

- Вот и видно. Думал бы, так...

Он не договорил, пошел от меня. Совесть его, что ли, мучила, что он нас покидает? С базы крикнул ухман:

- Эй, бичи, провизию примите!

Кандей Вася вывалил за борт на штерте мешок и коровью ногу. Он уже был хорошо веселый, наш кандей. Рядом с ним дрифтер появился и "маркони". У всех того же цвета рожи.

Дрифтер взревел:

- Полундра, сети кидаю!

Восемь зеленых покидал, из сизаля, и две белых, капроновых.

- Эти ко мне в каюту несите.

Ясное дело, в порядок он их не поставит. Он их как-нибудь поприжмет до порта, выгадает на штопке, на перештопке, а эти дружкам подарит для переметов. Да и не к чему их в порядок ставить - капроновые долго не рвутся, но зато рыбу режут до крови, и другая рыба боится лезть в ячею.

Кандей Вася смайнал свой груз и предупредил:

- Сухофруктов хоть полмешка оставьте, больше не дадут.

- А нам и не надо больше, - Шурка уже туда руки по локти запустил. - Ты за нас выпил, мы за тебя хоть закусим.

"Маркони" с фильмами сам пожелал спуститься.

Я помог ему дотащить коробки до салона. Вдруг он остановился, хлопнул себя по лбу.

- Сень! Совсем выпало. Тебя ж там одна девка спрашивала. Постой... Лиля ее зовут. Ну да, Лиля. Их там трое при Гракове, молодые специалисты. Хочешь - свидание устрою?

Я укладывал коробки в рундук, читал названия и молчал.

- Слушай! - сказал "маркони". - Я ж туда передатчик аварийный должен на проверку сдать. Барахлит. Ну, скажу, что барахлит. Мне же его одному не стащить, ты поможешь.

- А кто на палубе останется?

- Такой ты незаменимый, Сеня?

- Это не знаю, а шорох поднимется. У нас уже двое сбежали.

- Что ж делать? Надо чего-нибудь придумать. Пока он придумывал, с базы опять крикнули:

- Строп идет!

Мы его нагрузили, потом ухман подал сетку - для "маркони". Я его подсаживал.

- Чего передать? - он спросил.

- Привет. Больше ничего.

- Так мало, Сеня? Нет, я все-таки придумаю.

Он ехал вверх и держался одной рукой, а другой мне помахивал. Ухман его выматерил и втащил за пояс.

Качало уже чувствительно, и строп мотался над всей палубой, от мачты до мачты. Мы ждали, что прекратят разгрузку, - кранец взлетал выше борта. Но успели все-таки выгрузить один трюм. Половина работы. Шурка подмел там веничком и вылез.

- Стоп, ребятки, - сказал ухман. - Отдохните пока. Сейчас решают может, вам отойти.

Ну, пока они там решат, мы в кубрик кинулись. Попадали в ящики, кто даже в сапогах.

Я задремал было, потом услышал - меня зовут с палубы.

2

- Сень! - "маркони" кричал сверху. - Принимай гостей!

Он качался на сетке, еще с двумя какими-то, не бичами, одеты они были слишком пестро, - и сетка шла прямо в трюм. Кто-то из них двоих завизжал как резаный, - тут я и понял, что за гости пожаловали. Я принял сетку, отвел, и они соскочили.

Лиля была в кожанке и в синих брюках, набекрень - ушанка с синим мехом. А в чем ее подружка, я сразу не разглядел, - в таком ярком, что в глазах рябило.

- Вот ты какой!

Лиля смотрела на мои доспехи и улыбалась. Протянула мне руку. Я для чего-то скинул шапку, потом пожал ее руку - твердую и сухую. Моя-то была посырее. Она это перенесла, даже не заметила.

- Познакомься. Это Галя.

"Маркони" тоже подтвердил, что Галя. Была она в красной шапочке с помпоном, беленькая, крашеная, с кудряшками. Все озиралась, поглядывала на борт плавбазы и ужасалась - неужели это она оттуда съехала.

- Ну, как ты тут живешь? - спросила Лиля.

Я что-то замялся, но Галя меня выручила:

- Ой, как тут интересно! А нам все-все покажут?

- Прошу! - "Маркони" ей подал руку кренделем. Он обращение знает, на торпедных катерах служил.

Из рубки старпом выглянул, в сильной задумчивости. Вообще-то, самовольство, - дамы на корабле, можно и осерчать по такому поводу. Но можно и схлопотать в ответ при этих дамах. Он предпочел в тень уйти.

- А тут симпатично! - Голос у Лили был чуть хриплый, осевший на ветру. И мне как-то неприятно было, что она с этим голосом под свою Галю подделывается. - А это что, лебедка?

- Да, - говорю, - она самая.

- А это трюмы?

- А это трюма.

- Учти, мать, - говорит она Гале, - тут все произносится с ударением на "а". Боцмана, штурмана. А где же у вас кубрик?

Вот, не хватало только, чтоб я ее в кубрик повел, где бичи храпят в ящиках, свесив сапоги через бортик. А кто не спит, тот, значит, с корешом беседует на трехэтажном уровне, и ведь не спустится оттуда при дамах.

- Да что там, в кубрике? Эка невидаль.

Я уж спиной чувствовал: кто-то из капа выглядывает на такое диво. Так и есть, Шурка выполз, оповещает тех, кто внизу:

- Бичи, каких лошадей привели!

Ну, и те, конечно, тоже повыползали, человека три, тут уже не до сна.

- Ого! - сказала Лиля. - Какие тут красавцы плавают! Вот кого нужно в кино снимать.

- Правда, у вас лошади есть? - спросила Галя.

Мы с "маркони" чуть не упали.

- Мать, не срами меня. Лошади - это мы. Чувствуешь, какая галантность.

Галя вся вспыхнула, стала, как ее шапочка. А Лиле как будто все было нипочем, смотрела на бичей спокойно, улыбалась одними губами. Но я-то знал, как сильно она смущается, только виду не подает.

- Бичи, - объяснил "маркони", - это у нас гости. Из этого... из судкома ВЛКСМ. Попрошу, товарищи моряки.

- А чего ж только двое? - спросил Шурка. - Нам бы весь судком.

Кто-то еще пропел кошачьим тенорком:

У ней - такая ма-аленькая грудь,

А губы - губы алые, как маки.

"Маркони" объяснил гостям:

- Это у нас традиционное приветствие, когда на борту появляются дамы.

- Мы так и поняли, - сказала Лиля.

Мы их быстренько повели в салон, по дороге - через люк - показали машинную шахту. Там полуголый Юрочка сидел на верстаке и чего-то напевал, хорошо, что слов было не слышно. "Маркони", однако, не задерживался:

- А сейчас мы вам покажем "голубятник". Всякое судно, с вашего разрешения, начинается с "голубятника".