Г Владимов - Три минуты молчания

Кто-то к нам постучался тихонько. Вот уж действительно - как с другой планеты.

- Ох... - Клавка замотала головой и выругалась сквозь зубы. - Ну что поделаешь, открою.

- Ты что?

- Да это же Валечка. Твои постирушки принесла. Ну, какой ты у меня еще мальчик! Думаешь, она без романов тут живет? Не-ет, Валечка у нас не такая!

Она приоткрыла дверь. Валечка оттуда спросила:

- Все хорошо? - И засмеялась.

Клавка ей ответила чуть хрипло:

- Лучше не бывает. Спасибо тебе, Валечка.

- Да уж если на банкет не пошли...

- Ох, какой уж тут банкет. Свой у нас банкет. Спасибо тебе большое.

Клавка уже не вернулась ко мне, стала одеваться, подобрала все с полу.

Я спросил:

- Она тоже из-за меня не пошла?

- Ну что ты. Не все из-за тебя. Двое у ней тут встретились, в одном рейсе. Один бывший, другой теперешний. Гляди еще - там передерутся, на банкете. Лучше от беды подальше.

- Не растреплет она?

- Кто, Валечка? - Клавка рассмеялась, взъерошила мне волосы. Миленький, успокойся. Уже про то, что я тут с тобою, вся плавбаза знает. От киля, как говорят, до клотика. Что нам после этого - Валечка!

Я тоже засмеялся:

- Выходит - поженились мы с тобой?

- Да уж поженились...

Я помолчал и сказал:

- Я не просто спрашиваю, Клавка.

- О чем ты?

- Какими же мы отсюда выйдем? Как я завтра без тебя буду?

- Ой, вот уж про чего не надо. Я тебя умоляю! Таким же и будешь.

- Нет. Уже не смогу...

Я, наверное, права не имел говорить ей эти слова, мне ведь еще под суд было идти, - да неизвестно же, чем он кончится, этот суд, все же у меня какие-то оправдания были. По крайней мере, мы б хоть эти недели вместе прожили - до приговора, а там уже ей решать, стоит ли ждать меня. Нет, пожалуй, здесь решать, сейчас, - неужели б я ей не признался, скажи она только - "да"!

Клавка ко мне присела.

- Ну зачем это тебе в голову-то пришло? Вот взял и все испортил. Зачем, спрашивается? Ты подумай-ка, - еще и не началось у нас ничего, а уж все было испохаблено. Бедные мы с тобой! И что нам такого впереди светит? Ну, буду я тебе - моряцкая жена. Будешь ты уходить - на три с половиной месяца! А я тебя - до трапа провожать, в платочек сморкаться. Потом, значит, верность соблюдать, вот так сидеть и соблюдать. Песенки для тебя заказывать по радио. "Сеня, ты меня слышишь? Сейчас для тебя исполнят "С матросом танцует матрос". В кадры звонить - как мой-то там, не упал еще "по собственному желанию"?.. Потом встречать тебя, толпиться там, а в сумке уже маленькая лежит, чекушка - чтоб ты не закосил никуда, аванс бы не пропил. Вот так захмелю тебя и приведу домой, на кушетку, и полежим наконец-то рядом. Так вот для этого-то счастья все остальное было? Чем я тебе не угодила, что ты мне такой жизни пожелал!

Я сказал:

- Да я ведь за эту жизнь тоже не держусь. Уехал бы в любой день другого чего поискать.

- Это можно... Ну, и про эту жизнь тоже можно по-другому рассказать. Кто послушает - сюда, наоборот, помчится. Мало ли их едет? Ты сам-то не из этих мест, как и я?

- Почему ты решила?

- Не знаю. Просто, кажется мне.

- Из Орла.

- Ну, так я недалеко от тебя росла - в Курске. И тоже мечтала - в такое место заповедное заберусь, где и дышится не так, и люди какие-нибудь особенные. На северную стройку записалась по объявлению. Во, как кровь-то горела! Где посуровей искала, дура. И что нашла? Кирпичи класть? Балки перетаскивать? Раствор замешивать? Или в конторе - мозги сушить? Да никакой работы я не боялась! И как только не покалечилась, бабой быть не перестала?.. А - ради чего? Люди вокруг - все те же, так же мучаются и других мучают, и что от моего геройства в их жизни поправится? Вот я так пристроилась, чтобы и самой полегче, и они б хоть мелькали побыстрее, не задерживались, - все как-то веселее, подолгу-то - иной раз муторно их наблюдать. Ты тоже, наверно, так устроился - с людьми особенно не сживаться, не зависеть ни от кого?

- Да почти угадала.

- Плохо это, наверное, но уж так! Но я-то все-таки - баба, должна же я к кому-то одному прислониться - и тогда уже все терпеть ради него, радоваться, что терплю. А ты мне - "уедем, другого чего поищем". Нет уж, чего в себе не имеешь, того нигде не найдешь. И мне никогда не дашь. Милый мой, другим же ты - не родишься!

- Какой же я, Клавка?

- Все сказать? Не обидишься?

- Нет.

- Не такой ты, за кого выходят. Влюбиться в тебя можно, голову даже потерять. В одних твоих глазыньках зеленых утонешь... Но выйти за тебя - это же лучше на рельсы лечь. Или вот отсюда, из иллюминатора, вот так, в чем есть, выброситься. Ты знаешь, ты - кто? Одинокая душа! Один посреди поля. Вот руки у тебя хорошие. - Взяла мою руку, прижала к своей щеке. - А душа ледышка. И не отогреть мне ее никогда. Страшно мне было, когда ты на меня кричал.

- Я не кричал.

- Уж лучше б кричал. Лучше бы даже побил. А ты так... по-змеиному, шепотом. Ты все на меня мог подумать. Но ты что - не видел, как я на тебя смотрела. Я ж на палубе, на ветру стояла! Тут не подделаешься.

Это я просто видел сейчас, как она смотрела. А вспомнилось мне, как Алик нам кричал сверху: "Бичи, вы мне нравитесь, это момент истины!" Наверно, есть что-то, чего не подделаешь, - только ведь различить!.. И еще про шотландца, на которого я орал. А он, наверно, просто спал в корме. Страхом намучился, устал... Руки-то делали, что надо, а душа была - ледышка.

Я сказал:

- Может, потому все, что жизнь у меня такая... Колесом заверченная.

- А у меня она - другая? Тоже вертись. Но живем же мы еще для чего-нибудь, не только чтобы вертеться. Иной раз посмотришь...

- И - звездочка качается?

- Ну, как хочешь это назови. Но должно же оно быть. Да не где-нибудь, а у нас же в душе. Бог, наверное, какой-то, я уж не знаю... Ну вот, наговорила я тебе. Не обидела?

- Клавка, - я сказал, - я одно знаю: я теперь без тебя не жилец.

- Не надо так. Я тебе же хорошего желаю. Я ведь сбегу от тебя, это у меня живенько. Второй раз такое лицо твое увидеть... как тогда, помнишь, когда я тебя спрашивала: "Что ты против меня имеешь?" А ведь увижу, увижу! Что другое, а это увижу. Наговорят тебе про меня - и увижу. И далеко мне придется от тебя бежать! От милого-то подальше бежишь, чем от немилого.

- Скажи, зачем же тогда все было?

- Что было? А ничего такого не было. - Уже она другая стала, когда накинула платье, далекая - вот с этим кружевом на груди. И самое-то лучшее уже прошло - когда она в первый раз ко мне припала, к плечу. - Ну, что ты спрашиваешь? Зачем любовь была? Да так... Пусто мне в последнее время. Ты в эту пустоту и залетел, такой непрошеный. А тут еще ты смерть пережил. Ну, прости. Наверное, не надо было...

Нет, я подумал, все было надо. Хотя бы затем, чтоб ты мне все рассказала. И впредь бы я не думал, что можно пройти мимо любого и коснуться его - хоть рукой, хоть словом - и совсем следа не оставить. Но зачем же ты пришла, чтобы уйти? Сама же спрашивала: "Зачем так жить глупо?" А все мы так и живем. Уходим, чтобы вернуться. Возвращаемся, чтобы уйти. А мне-то уже подумалось - я прибился к какой-то пристани, и она была, что называется, "обетованная". Где-то я такое слышал: "Земля обетованная". Не знаю, что это. Но, наверно, хорошая земля. Только и она от меня уходила.