Г Владимов - Три минуты молчания

Она сказала:

- Ты дождись меня. Ладно?

- Куда ты?

- Ну, надо мне. Посидишь, отдохнешь... Запрись только. А то тебя еще кто-нибудь увидит.

Опять она куда-то умчалась. А я посидел на скамейке, пока меня снова не зазнобило. И я даже заплакал - от слабости, что ли. И опять стал под душ. Я решил стоять, пока она не придет. Целый век ее не было. И я вдруг увидел, что мне все равно без нее не уйти - она все мое барахло куда-то унесла.

Наконец она пришла.

- Хватит, миленький, ты уж багровый весь, сердцу же вредно.

- Куда унесла? - я спросил.

- В прачечную, в барабан кинула. Все тебе живенько и постирают и высушат, я попросила. Ты не спеши, там еще долго речи будут говорить. Халат мой пока накинешь.

- Тот самый? С тюльпанами?

- Тот самый. Какая разница? Девка ты, что ли?

Я попросил:

- Ты отвернись все-таки.

- Да уж отвернулась. В халате ты мне совсем, совсем не интересен. Не то что в курточке. Правда она утонула?

- Да.

- Ну, приходи давай. Четвертая дверь у меня налево, по этой же стороне.

Коридор весь как вымер, и я до четвертой двери дошлепал спокойно. В каюте горел ночник на столике, и чуть из коридора пробивался свет - сквозь матовое стекло над дверью. Иллюминатор заплескивало волной, и она тоже светилась - голубым светом. Клавка стояла у столика спиной ко мне.

- С кем ты тут? - Я две койки увидел.

- Вот на эту садись. Валечка еще тут, прачка. Которая как раз тебе стирает. Как говорится, две свободные с отдельным входом.

- Две - это уже не с отдельным.

- На то, миленький, существуют вахты. Шучу, конечно. Ну, согрелся хоть?

- Как будто.

- Поешь теперь? Мне тебя покормить хочется.

Клавка повернулась ко мне. На столике у нее поднос стоял, накрытый салфеткой.

- Спасибо. Да мне-то не хочется.

- Ну, попозже. Просто ты перенервничал. Ну, а что ты хочешь? Выпить хочешь? Совсем захорошеешь?

- Это вот - да.

- Водки тебе? Или розового?

- У тебя и то и то есть?

- Зачем же Клавка живет на свете?

Я засмеялся. Я уже пьян был заранее.

- Налей розового.

Клавка быстро ввинтила штопор, бутылку зажала в коленях, чуть покривилась и выдернула пробку. Я смотрел, как она наливает в фужеры.

- Себе тоже полный.

- Конечно, полный. За то, что ты жив остался. Ну, дай я тебя поцелую. Клавка ко мне нагнулась, голой рукой обняла за шею, поцеловала сильно и долго-долго. Даже задохнулась. - Ну, живи теперь. Меня хоть переживи.

Она смотрела, прикусив губы. И я себя снова чувствовал молодым и крепким, жизнь ко мне вернулась. Я уже пьян был по-настоящему - и вином, и теплом, и Клавкой.

- Клавка, тебе идти надо?

- Конечно, надо. Но ты ж меня дождешься?

- Дождусь.

- Не умри, пожалуйста. Не умрешь?

Она подошла к двери - без туфель, в чулках, - задвинула замок.

- Клавка, тебя же там хватятся.

- Ну, хватятся. Разве это важно?

- Что же важно, Клавка?

Она мне не ответила. А важно было - как женщина повернула голову. Ничего важнее на свете не было. Как она повернула голову и вынула сережки, положила на столик; как вскинула руки и посыпались шпильки, а она на них и не взглянула, и весь узел распался у нее по плечам; как она смотрела на иллюминатор и улыбалась - наверное, что-то еще там видела, кроме голубой воды, - как завернула руку за спину, а другой наклонила ночник, и как быстро сбросила с себя все на пол и переступила...

6

- Понравилась я тебе? Скажи...

Она ко мне прильнула, вытянулась, положила голову мне на плечо.

- Ты же знаешь.

- Но услышать-то - хочется! Сильно понравилась?

- Да.

- Ну вот, - она вздохнула. - Ты выпил, и Клавку еще получил, теперь тебе хорошо. Я знаю. За это мне все простится.

Все хорошо было, только вот плечо у меня дрожало. Намахался я с этими треклятыми шотландцами, черт бы их драл.

- Болит все? Какая ж я дура, с этой стороны легла. Надо бы с той. Нехорошо я устроилась?

- Ничего, так лучше... Клавка, за что тебя прокляли?

- Кто?

- Родители. Ты говорила тогда.

- Ну вот. Зачем ты сейчас про это?

- Скажи.

Она помолчала.

- Да я такая шалава была, теперь вспомнить страшно... Ну, я уж помирилась с ними. Это ты потому спросил, что я сказала: "Мне все простится"? Что ты еще хочешь про меня спросить?

- Про себя хочу. Когда же я тебе понравился?

Она ответила удивленно:

- Сразу! Ты разве не понял, что сразу? Как я только тебя увидела. Ты там сидел в углу с бичами, с каким-то еще торгашом, а я к тебе через всю залу шла и на тебя только и смотрела. Ты хороший сидел в курточке! Щедрый, и все тебе нипочем, лицо - такое светлое!

- Неправда, я злой был, как черт.

- Ну, ведь с пропащими сидел. Их же никто за людей не считает, Вовчика этого с Аскольдом. Все только и бегают они ко мне: то - "Клавка, покорми в долг", то -"Клавка, похмели, завтра в море идем, с аванса разочтемся". Про меня уже чего только не думают, а я их просто жалею. С ними-то будешь злой!.. А плохо, что ты меня не заметил. Я перед тобой и со скатерки чистой смела, и уж так, и так... А сказал бы ты мне тогда: "Поедем со мной, Клавка", тут же бы поехала, куда хочешь. Скинула б только передник.

Она смотрела в иллюминатор, улыбалась, глаза у нее блестели влажно. Я спросил:

- А дальше что было?

- Дальше-то?.. Может, не нужно?

- Теперь уж - все нужно.

- А дальше - ты меня перед этими пропащими позорил. Пригласил, за ушком поцеловал... Я-то - разоделась, марафет навела, в большом порядке пришла девочка! А ты, оказывается, специалистку свою ждал - ни по рыбе, ни по мясу... ты уж прости. А потом еще на Абрам-мыс ездил. Видела я уже - и ту, и другую, - да разве они меня лучше? Да никогда! И уж после того, как они тебе не отпустили, ни та, ни другая, ты ко мне являешься: "Клавочка, без тебя жить не могу!"

- Пьян же я был.

- Да уж хорош. Как собака. Я так и поняла: ты - это уже не ты. Мне даже как-то и не жалко было, когда они тебя били. Не убьют же, думаю, таких не убивают... Я уже потом спохватилась, как узнала от них, что ты в море ушел из-за этих денег. Я-то думала - проспишься, придешь за ними, и мы при этом поговорим хоть по-человечески. Ведь мы ж не говорили! Так я себя проклинала...

- Себя-то за что?

- Ну... наверно, любил же ты эту, специалистку. Не все так просто было. Я тоже нехорошо про нее говорю. Любил, да?

- Теперь не знаю.

- Это ты так не говори. Это ты и про меня когда-нибудь скажешь: "Не помню, хорошо ли мне было с Клавкой".

Я ее обнял.

- Не скажешь ты этого, - она засмеялась. - Ни за что не скажешь!

Я ее обнял сильнее.

- Подожди. Ну, подожди же, никуда я не денусь. И устал же ты.

Так сильно она меня обнимала - и уже не помнила про мое плечо, и себя не помнила. Как будто жизнью со мною делилась.

- Хорошие мы, - она сказала. - Хорошие друг для друга.

А потом:

- Ну, это ведь и не чудо, нам же не по шестнадцать. Нет, все-таки чудо.

И опять лежала - головой на моем плече, с закрытыми глазами, с полуоткрытым ртом. И так славно укачивало нас волною, когда она наплескивалась на стекло.