Валентин Иванов - Златая цепь времен

Справедливое высказывание. При всей своей абсолютной реальности прошлое беззащитно. Это глыба, из которой любая рука высекает нечто по своему усмотрению, произвольно пренебрегая целым, произвольно выдавая часть за целое. Те, к кому мы обращаемся за сведениями, то есть ученые-историки, могут быть разделены на две группы: исследователи и популяризаторы. Исследователь, конечно, тоже может преподнести нам тенденциозный отбор добытого им. Такое по-человечески понятное, все же по-человечески же контролируется личными встречами исследователя с фактами. Но популяризаторы, пользуясь готовым и часто зная, что они ищут, вынуждены обзаводиться универсальным ключом. И читатель впадает в уныние…

Надо сказать, что разноречивость возникает из-за разности в мировоззрениях, в этике, и предвзятость неизбежна. Но коль так, то возможно ли вообще познание истории? Властвующий в умах широких читателей разброд, самые дикие, самые необоснованные взгляды на события одной из переломных эпох в истории России действительно могут создать мнение о непознаваемости истории, а к чему же заниматься непознаваемым?

Работа С. Б. Веселовского («Исследования по истории опричнины») тем и замечательна, что она доказывает обратное: в данном случае, во взглядах на годы правления Ивана IV, познание возможно, а путаницу вносили оригинальничанье, погоня за эффектами, зазнайство и даже спекуляция темой в личных целях, то есть то, что портит не одну историографию, но и любую область человеческой деятельности.

У нас бытует привычка связывать понятие «ученый» с наличием документа о присуждении ученой степени. Отнюдь не критикуя установленный порядок и ограничиваясь только областью исторических наук, заметим, что ученые степени были доступны и доступны сейчас не одним исследователям, но и просто обладателям определенной эрудиции, способным и трудолюбивым людям, составителям пособий, учебников, то есть не ученым, а учителям-преподавателям.

Очень часто самостоятельные исследователи, завоевав научный авторитет действительно значительной разработкой отдельного вопроса, переходят в преподаватели, делаясь авторами многообъемлющих курсов. С высоты профессорской кафедры, по слову С. Б. Веселовского, они трактуют события, ими не исследованные. Более того, они вынуждены наспех, без критики, хватать случайные, устаревшие материалы, делая необоснованные выводы.

Силой обстоятельств подобные ученые авторы без всякого недобросовестного умысла, самым естественным для них и невинным образом насаживают произвольно отобранные факты на вертела своих предрассудков, сдабривая их звучным соусом тех или иных тенденций, то есть поступают антинаучно. Что же, все мы люди, все человеки, как напоминал царь Иван князю Курбскому. На труд историка влияет и его жизненный опыт, ограниченный, обычно, стенами учебных заведений и переплетами книг. И если колбы естествоиспытателей взрывают стены лабораторий, то историк вынужден напрягать собственное воображение. А ведь описывать, ценить приходится и состояние промышленности, и сельского хозяйства, и военные дела… Так, особенно при слабости самокритики и расцветают, как говорит Веселовский, «нетовые цветы по пустому полю исторических фантазий», прихотливые узоры которых «низводят науку до безответственных беллетристических произведений»…

Отсюда вывод — читатель исторических произведений не должен быть легковерным; ему следует помнить старомосковскую поговорку: не ходи босой.

В своем кратком обзоре историографии эпохи Грозного С. Б. Веселовский указал на многочисленные шипы, опасные для незащищенных читательских ног.

Оказывается, что удаленный от нас и во многом устаревший Карамзин был наиболее добросовестен как ученый. И очень скоро, после Карамзина, в 1846 году, с реабилитацией Грозного выступает Кавелин, «смело противореча и фактам, и логике». Успех Кавелина среди неосведомленных читателей С. Б. Веселовский объясняет своеобразной смесью восхваления и демократизма, и самодержавия: благодаря этому «нетовые цветы» Кавелина долго не хотели увядать.

К сожалению, и такой уважаемый историк, как С. Соловьев, не исследовал XVI век, не содействовал прояснению вопроса, и его выводы двусмысленны, необоснованны. В. Ключевский более научен, но влияние его взглядов оказалось у́же того, чего они заслуживали. С. Платонов свои высказывания «переполнил промахами и ошибками в таком числе, что поставил критиков в неловкое положение».

В своей оценке историков, распространявших ложные взгляды, и, в частности, говоря о «реабилитаторах» Грозного, С. Б. Веселовский отнюдь не становится на позиции, например, Карамзина, для которого неоспоримо отрицательный «моральный облик» личности Грозного был необычайно важен. Вскользь возражая тем, кто берет крен в сторону отрицания роли личности в истории, С. Б. Веселовский занимает позицию научной морали , и здесь его разоблачения исторических трудов весьма убедительны.

…С. Б. Веселовский достаточно точно и беспристрастно осветил ключевые события в Русском государстве второй половины XVI века для того, чтобы мы могли вынести, наконец, зрелое о них суждение.

2

До тех пор пока мы соглашаемся рассматривать течение исторического времени как процесс развития, который мы в состоянии познать, или для начала хотя бы описать, нам не обойтись без оценок. И без сравнений, хотя они неизбежно искажают мысль.

(Сравнения опасны потому, что первоначальный чисто художественный символ в дальнейшем легко овеществляется. Так, уподобление отвлеченной цели людских устремлений горной вершине ведет к оправданию средств: ведь на гору можно забраться многими путями и способами. И все ж личность Ивана IV хочется сравнить с волоском в часах в том ограниченном смысле, что мелкая на вид часть регулирует ход всего механизма. Сказанное подтверждается тем, что изменения политического направления характерны были во всей истории общества, вне зависимости от названия форм правленья, но по воле фактически осуществлявших власть. Причем мягкие приемы заменялись жесткими и обратно по очевидному произволу. И те и иные приемы правления, то есть и мягкие, и жесткие, обладают инерцией . Во-первых, после исчезновения личностей и после тех или иных деклараций преемников продолжают жить и действовать воспитанные в отмененных приемах кадры, и эти кадры включают несколько поколений. Во-вторых, в случае с Иваном IV, в понятие кадра входит, в сущности, весь народ, ибо люди, испытавшие угнетение и выросшие в условиях бесправия, ничего другого не могут предложить друг другу, когда получают возможность выразить себя. Так, после смерти Ивана IV и его непосредственные преемники, и широкие массы, втянутые в смуту, действуют в стиле Грозного. В-третьих, остается пример . Этот пример сохраняется в случае с Иваном IV вовсе не в форме каких-то наставлений, но в более действенном виде возможностей . Приглядываясь к очень многим приемам Петра I, мы не можем не заметить их подобия приемам Ивана IV. Будто бы отличнейше известная эпоха Петра I нуждается в изучении ее учеными такой же добросовестности, силы и нелицеприятия, какими обладал С. Б. Веселовский.)