Валентин Иванов - Златая цепь времен

Несколько отклонившись от темы, заметим, что мы с полным уважением относимся к авторитетам, к высоким наградам и званиям, заслуженным за выполнение конкретных работ. Но ни мой ранее завоеванный авторитет, ни полученные ранее звания не дают гарантии мне самому и обществу в том, что мои дальнейшие труды будут столь же плодотворны, как предыдущие. Высокая позиция требует еще больших усилий. Но возвратимся к теме.

Итак, есть ли доказательства в статье «Не зная броду»? Доказательств нет. Вместо них предлагаются утверждения и голые заявления: все решительно в Генплане Москвы увязано, предвидено, сохранено, все решительно целесообразно, обсуждено, утверждено.

Да и сами утверждения имеют нечто сомнительное. Во втором абзаце заявляется, что Генплан научно обоснован. Здесь демагогично эксплуатируется авторитет слова «наука». Но уважающий науку ученый скажет — на уровне современных знаний, и не более. Думать же, что найдена конечная истина, может лишь плохой ученый.

Далее, авторы напоминают, что принципы реконструкции Москвы приняты еще сорок (!) лет тому назад! За сорок лет явилось много нового в науке и в технике, в общественном быту, нашем миропонимании…

В целом авторы высокомерно и бездоказательно утверждают, что они действительно раз и навсегда расплели клубок технических, исторических, патриотических, эстетических и всех других проблем, связанных для нас с Москвой, в которой мы видим главнейший город мира. Расплели и ныне плетут из него драгоценную долговечную ткань. Зловещее самодовольство, за которое придется долго расплачиваться.

На самом деле, помимо чертежей и заявлений, пять авторов уже предъявили нам два зримых свидетельства. (Я ограничусь лишь теми, которые упомянуты в их статье.) Это — проспект имени Калинина в целом и «бывшая церковь Симеона-столпника… умело вписана в архитектурный ансамбль проспекта…».

Сначала о церкви. Умело вписана? Вошла в ансамбль? Эта церковь не вписана, она оставлена так же, как можно оставить березу, клен, иву, окружив одно и последнее дерево бывшего леса громадами стен, обрекая его на физическое и эстетическое увяданье. Эта церковь так же «вошла в ансамбль», как резной шкафчик работы деда-умельца входит в полированный гарнитур квартиры внуков.

«Симеон-столпник» на проспекте имени Калинина пригоден для демонстрации: «Вот видите, мы чтим и бережем памятники народной культуры».

Годится и для другого: «Можете убедиться, современная архитектура со старой Москвой несовместна!» И поспешный обозреватель, не имеющий времени подумать о том, что «современных архитектур» может быть множество, а не только данная, согласится. И будет прав.

Но будет он еще более прав, если скажет, что не один «Симеон», но вообще ничто не может совместиться с архитектурой проспекта имени Калинина. Ибо в этой застроенной улице нет никакого ансамбля, нет никакого содержания. Вся застройка продиктована задачей — удовлетворить потребление , то есть разместить по принятым сегодня единичным нормативам торговлю, учреждения и прочее с основанными на тех же нормативах удобствами для посетителей, покупателей, транспорта, связи…

Здесь, внутри и снаружи, выражена цивилизация чисто потребительская, то есть последовательно преследующая цель чисто утилитарную и, повторяю, сегодняшнюю. Трудящийся приходит сюда по обязанности, покупатель — по необходимости. И безразлично уходит. В этом смысле — удовлетворение материальных потребностей нынешнего дня — проспект современен. Но при чем же тут современная архитектура? Ведь в контексте с архитектурой под современностью разумеются не дни, а эпоха !

Я записал одно высказывание о проспекте: «Ходишь как в неприятном сне по незнакомой непривычной земле. Не потому что это новое. Нет, это просто что-то чужое знакомой Москве, взятое откуда-то напрокат…»

По-моему, авторы этой бетонной эфемеры-однодневки спутали современность с сиюминутностью телесных потребностей дня; такая «архитектура», как формы брюк, как прическа, обречена стремительной старости.

В своей статье пять авторов часто говорят об ансамблях, так как для архитектора достигнуть ансамбля столь же важно, как бухгалтеру свести баланс. Но бухгалтера мы проверим и не зная бухгалтерии — достаточно арифметики. В архитектуре нет арифметики, есть эстетика, которая не поддается и высшей математике, но выражает дух народа.

Ю. Бычков и О. В. Волков в статье «Москва, я думал о тебе» опираются на историческую, как явление, народную эстетику. Возражающие им пять архитекторов не опираются, как мы убедились, ни на что. Однако же факт существования русской народной эстетики давно подтвержден и бесспорен. Вне зависимости от классовой и политической вражды, разности в традициях и вкусах и от всего остального, разделяющего народы, все выражения русской культуры, от наших древнейших памятников и до нынешней литературы, имеют и будут иметь повсеместное признание.

Темный техасский миллионер на аукционе перебивает с тройной надбавкой у себя подобного русскую картину на кипарисовой доске: для него, как и для меня, это не икона… Велика сила искусства. Возможно, техасец, хвалясь перед знакомыми неповторимостью антикварной вещи, испытывает не только тщеславие, но и нечто более высокое. Вспомните миф об Орфее, к ногам которого ласкались дикие звери.

Если, как было сказано выше, Ю. Бычков и О. В. Волков имеют опору, то архитектурное решение проспекта имени Калинина не опирается на какую-либо эстетику. Этого не могут не видеть авторы статьи «Не зная броду», отсюда их поспешная раздражительность вместо аргументов.

Ведь на самом деле, вовсе не нужно быть большим знатоком архитектуры, чтобы заметить, что дома на проспекте можно переставить, заменить один другим, повернуть, убавить или прибавить по нескольку этажей. Дело в том, что эти дома вовсе не высокие, они многоэтажные , а это два разных понятия. Дома эти попросту составлены из низких секций, сложенных вверх по столько рядов, сколько было сочтено нужным для целей их службы и допустимо пропускной способностью улицы и прочими расчетными данными.

Еще раз повторяю, что единственное содержание проспекта — утилитаризм, и утилитаризм приниженный. Поэтому ни одно здание не обладает собственным ансамблем, то есть единством, эстетическим лицом. Получилась обнаженно-плоскостная графика, без человека, без современной эпохи, чуждая народу, нации.

Что ж поделаешь! Если история нетороплива, то наши дни и годы куда как поспешны. И ветхие дома нужно сносить, и улицы расширять необходимо. Не завтра, а сейчас, тут же! По-человечески слишком понятно, что не могут они, архитекторы, не самоутверждаться, заверяя, что лучше, чем они, сделать нельзя. По-человечески же понятна искренность их самоубежденности.