Валентин Иванов - Златая цепь времен
- Название:Златая цепь времен
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Современник
- Год:1987
- Город:Москва
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Валентин Иванов - Златая цепь времен краткое содержание
В книгу известного советского писателя Валентина Иванова, автора исторической трилогии «Русь изначальная», «Русь Великая» и «Повести древних лет» вошли его размышления о нравственном долге сегодняшнего поколения перед прошлым Отечества, о связи времен, о роли традиций в родной культуре и, прежде всего, - в искусстве слова.
Златая цепь времен - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
Просьбой редактора я был смущен и сделал то, что был должен: поддержал. Что называется, не с чего, так с бубен. Ибо другой какой-либо настоящий, веский рецензент такую задачу выполнил бы еще успешнее, своим именем только, так как Ваш роман сам за себя говорит. А я не философ и не проповедник. И даже совсем не знаю этих мудрых терминов, коими столь блестит наша высокоумная, проницательная критика.
О, если бы мне ум критика и особо его жезл указующий…
Кое-какие мысли по поводу отдельных мест Вашей рукописи я позволил себе высказать единственно с позиции, так сказать, музыкальной. Не звучит. Диссонирует. Оно, конечно, иные композиторы строят на диссонансах. Но ведь это совсем иное, у композиторов-то. У них и контрапункт, и приемы. А с литературой, как я понимаю — мое понимание может быть и вздором, — куда потруднее. Обратная связь: чем больше приемов и контрапунктов, тем хуже, как мне кажется, звучит слово.
Вероятно же, что слово само по себе , собственною игрою своей, на каждом шагу тащит в сторону пишущего и я, ради красного словца, не пощажу ни матери, ни отца. Так ли, иначе ли, но все сказанное безо всякой двусмысленности прошу принять как извинение. Моему уху так показалось — не так звучит. Для Вас же это место — пустяк, игра слов. Посему я и решился на него указать.
Если будете в Москве, счастлив буду с Вами познакомиться. Я сижу в своей мурье затворником и такому гостю, как Вы, буду рад безмерно. И тема есть: что добро, а что зло?
17.XI.1964
*
Дорогой Анатолий Иванович[44], благодарю за внимание. Приглашение Ваше я использовал, вчера побывал на вернисаже Вашем. Интересно.
Я очень редко бываю в таких местах. Но, сначала, вот о чем. Порой получаешь письмо читателя: «…хотя я и не критик, — пишет он, — но хочу сказать…» и прочее.
Иные, конечно, оговариваются из скромности, но другие искренни. Как это они, не имея диплома, не будучи членами Союза писателей, смеют высказываться? Печальные умонастроения, не правда ли?
Но что же я увидел на выставке? Нет солнца. Не того «освещенья», которое достигается приемами, нет внутреннего солнца. Некоторые говорят и о книгах: есть солнце, есть небо. Или: темно, как под сводами. Словом, техника здесь ни при чем. Хотя, конечно, техника может и обмануть зрителя.
Еще — в общем-то, множество отличнейших рисунков. Я начал смотреть слева направо. У первого художника, кажется Р., есть телеграфный столб с проводами; сзади проглядывает месяц. Очень многие пейзажи именно таковы — мрачны, и не в технике здесь дело: таков глаз. Внутренний. Видят и рисуют ВЕЩИ. Внутри темно: солнца нет, есть некое небесное тело, которое служит для освещения, для образования хлорофилла.
Люди — пятна, пятнышки. Среди громад ВЕЩЕЙ? А когда одни — тоже вещи. Даже портреты — именно портреты: для знакомых. Или — как похоже вышел Иван Иванович. И не к чему подписывать: снайпер такой-то. Это просто такой-то: чтобы повесить дома на стенке, рядом с семейными фотографиями. Снайпер остался в прошлом, отрезан. Из всех портретов хорош кубинец (подпись — студент). Между прочим, в точном значении латинского слова студент есть учащий себя. И в наименьшей степени — учимый другими. В последнем случае он ученик. В том смысле, в каком это слово употреблялось крестьянскими детьми, в сельской школе. Помните, чья-то картина, кто-то из дореволюционных художников: дети, холщовая сумка для букваря, снег… Кстати, там были не вещи .
Вот видите, сколько Вам наговорил зритель — тот, для которого, как говорят, рисуют художники. Дело-то в том, что на мой девственный, что ли, взор, что с моим критикофрбством и критикофагством, выставка Ваша очень интересна. Ну, что ж, что нет людей! Что в том, что торжествует вещь! Пусть художник смотрит на пейзаж глазами не человека, а вещи! Вероятно, поэтому-то пейзажи мне кажутся мрачными: для вещи солнце не так уж нужно, вещь выцветает от солнца. Наше дело стариться — ваше — расти. Красота лошади, красота автомобиля… Каждому свое.
9.IV.1965
*
Дорогой Виталий Степанович, во-первых, о главном: о Вашем Бояне, Бояне-внуке. Справки, источники… Для деталей, понятно. Но кто он был сам, вернее, каким человеком, какой личностью надобно его увидеть?
Видите ли, век XIX, необычайно много узнавший, сделавший, раскрывший, с большой поспешностью, вполне понятной, — ибо она отвечает коренной потребности нашей познать все до конца, — итак, век XIX поспешил подвести итог. И подвел его. На моей памяти, пусть из времени детства, в науке первый удар XX века был нанесен вещью, в сущности малой, признаньем гипноза, каковой в XIX веке полностью отрицался.
Очень помню необычайное впечатление: гипнозом стали объяснять все, да, да. Так было. Но тут же посыпались кванты, теория относительности, и — разлетелся атом. Не он оказался кирпичом мирозданья. Но он, атом, оказался порогом. За этим порогом действуют иные Законы. Например, каждый электрон имеет собственное трехмерное пространство . В атоме, где десять электронов, есть десять трехмерных пространств. Десятью три — тридцать? Тридцать пространств? Да. Но увидеть это мы не можем, ибо модель атома с тридцатью трехмерными пространствами построить нельзя. Дальше: в атомном мире действует закон Карно — Клаузиуса, второй закон термодинамики, который можно приблизительно сформулировать так: каждая материальная система — изолированная — может только однажды пройти через данное состояние, то есть изменения ее, изолированной системы, необратимы. Электрон же может покинуть атом вместе со своим трехмерным пространством, и атом изменится. Но электрон может вернуться, и — атом станет прежним. То есть за порогом атома изменения обратимы.
Подобные перечисления принципиально иного видения мира можно длить. Но при чем тут внук Бояна?
Современная биология куда больше заслуживает звания науки о Жизни, чем прежняя. К тому же, оснащенная техникой, биология видит глазами области, куда раньше проникало умозренье, и в этих областях нашлось и подозреваемое умозреньем, и новое, но не нашлось кое-чего, на чем утверждалось миросозерцанье XIX века. В частности, с человеческой наследственностью оказалось не так-то просто. В частности, среда, внешние условия способствуют или препятствуют развитию унаследованных потенциалов. Но если тот или иной потенциал не получен по наследству, то нечего развивать и нечему препятствовать: разнообразие людское таково, что не могут родиться два равных во всем человека: люди рождаются неравными. Воздействие среды начинается после зачатия. Но в момент его будущее существо человеческое получает в приданое нетронутым весь капитал человечества, вернее, тот «случайный» подбор его, который несли его родители, кто бы они ни были. И что бы ни выкручивала среда с наследником, возносила его на троны, повергала рабом в рудники, и плодились его наследники во дворцах либо таскали ярмо раба десятками поколений, этот капитал, эти потенциалы не изменялись, не растрачивались: из детей раба можно воспитать рабов, из детей властителей — властителей, но нельзя вырастить наследственного раба или наследственного монарха. Но — каждый из нас получает разное наследство — по двадцать три хромосомы от каждого родителя, а в каждой хромосоме — гены, как четки, и каждый из нас — результат комбинации, — вспомните, что тридцать шесть карт дают бесчисленное множество комбинаций, — и каждый из нас передает наследство, не повлияв на него. Последнее, цитирую, «есть истина, наилучше доказанная ныне».
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: