Елена Ткач - Проша

Прошло не меньше пяти минут пока длилась эта немая сцена. Наконец, Ефим с трудом оторвался от зрелища, полностью его поглотившего, и взглянул на ребят. Глаза его светились нездоровым блеском.

— А вы хитрецы! Надо же… опоили охрану! И откуда только травку достали? Может, вы втихаря покуриваете, а? Анашой балуетесь? Так это мы запросто — сейчас я вас угощу — чем не порадовать дорогих гостей?!

Он кивнул одному из охранников, тот исчез и вернулся, неся на вытянутой руке портсигар с папиросами.

— Ну, давай, налетай, закуривай! Кто самый смелый?! — Ефим поднялся, взял портсигар и достал из кармана брюк золотую зажигалку «Данхилл». Парень, как тебя там? Бери!

— Я не курю, — хмуро буркнул Мамука, не глядя на своего врага.

— Ай-яй-яй! Он не курит! Сопля! — процедил Ефим, окидывая мальчишку презрительным взглядом. — И папаша твой тоже сопляк. Вы что-то взяли отсюда! — он резко сменил интонацию и, шагнув к Мамуке, сгреб его за шиворот. — А ну, отвечай! Быстро! Что вы взяли!

— Не трогайте его! — тоненьким голоском пискнула Сеня. — Он ничего не брал. И я тоже… Там был только крест, обыкновенный деревянный крестик. Он упал в воду и… уплыл. Да, уплыл по воде, — тут нервы окончательно сдали, девчонка без сил сползла на пол и разрыдалась.

Ефим при этих её словах сразу как-то обмяк и упал в кресло.

— Крестик, говоришь? Уплыл? Ладно… — он слабо махнул рукой. — Ребята мои разберутся.

Он обернулся к одному из своих головорезов и кивнул ему: тот тотчас вышел. А Ефим взял свой сотовый, набрал номер и отдал какое-то короткое приказание — от волнения дети почти ничего уж не слышали и не соображали.

— Что-то люди мои не едут, а ведь это они должны были вас доставить. И как вам удалось выкрутиться, ума не приложу… То, что вы из пустого дома исчезли, мы обнаружили очень быстро. Мои люди за это наказаны… Уж другие успели с фотографиями в город сгонять, уж ясновидящий наш подробнейшим образом описал место, где спрятан клад… уж и нету его теперь на этом свете… вот ведь как!

На крыльце послышались решительные шаги — и в комнату, бухая армейскими ботинками на толстой подошве, вошел один из тех, кого Сеня с Мамукой заметили во дворе — он разговаривал по сотовому телефону. На шее у него виднелся глубокий косой шрам и он едва заметно прихрамывал. Видно, этот со шрамом был правой рукой Ефима.

— Ефим… плохие новости. Надо быстро сматываться!

— У меня не может быть плохих новостей. Разве ты не видишь, какие у меня новости? — «музыкант» кивнул на груду сокровищ. — Разве что-то может иметь в мире смысл… по сравнению с этим? — он взглянул на своего человека — взгляд его был дик и безумен. Похоже, он теперь не вполне владел собой вид бесценной находки подействовал на него не хуже наркотика…

— Как знаешь. Мое дело — предупредить… У тебя пять минут, после сматываемся.

Быстро, по-деловому сообщив это, человек со шрамом ушел.

«Музыкант» принялся внимательно изучать свои руки. Но взгляд его то и дело возвращался к раскрытому сундучку. Сокровища будто околдовали его, он не мог от них оторваться и буквально пожирал взглядом…

На крыльце послышались шаги — топот ног. И в комнату втолкнули связанных пленников — Нукзара и Сениного папу. Рты у них были заклеены широкой клейкой лентой. На лице Нукзара виднелись следы побоев. Николай Константинович, судя по всему, полегче отделался, но был страшно бледен и слаб — как видно, им вкололи какое-то усыпляющее средство — наркотик или ещё что, чтобы вели себя тихо.

Дети кинулись к своим отцам, прижались к ним, маленькие, дрожащие… А те не могли их даже обнять — руки-то были связаны.

— Ну вот и все! — негромко изрек Ефим. — Финита… Кончен бал! Эй, а где этот хмырь, который мне чуть всю кашу не испортил?

— Он ещё не очухался, — сообщил один из бандитов. — Рыпался много. Вот и пришлось успокоить.

— Приведите, — бросил Ефим. — Хочу собрать всю компанию. Пускай хоть на прощанье на золото полюбуются. А то как-то нехорошо: старались, работали, а результата даже одним глазком не увидят!

Сеня, прижавшаяся к папиным ногам, уже ничего не соображала. В голове мелькали обрывки слов, мыслей… В этом полубреду она осознавала только два слова, которые про себя повторяла: «Господи, помоги!»

Привели Валета. Он на ногах не стоял — его поддерживали под руки двое бандитов. Все лицо превратилось в кровавое месиво — страшно было смотреть…

— Ну вот, вся компания в сборе. Любуйтесь! Полюбовались? Вот и чудненько! — он взглянул на детей, приникших к своим отцам. — Да, несмышленышей жалко! Но это будет хороший урок всем, кто вздумает играть со мной не по правилам. Поверьте, я говорю с вами искренне — я совсем не палач! Мне не нужно… все это, — он пожал плечами. — Но таковы правила. Каждый свою игру выбирает. Вы сделали выбор, ввязались в это и теперь… он недоговорил. — У нашей игры очень жесткие правила. Так что, вы уж меня извините — не я их придумал. Ставки в ней высоки, — он кивнул на раскрытый сундучок. — Кто не рискует — тот не пьет шампанского! А вы захотели рискнуть… и проиграли. Силенки у вас не те. Я не о физической силе говорю… Я говорю о силе воли, ума, мысли — без неё нет мужчины! У меня она есть. — Он обвел широким жестом своих людей, застывших в ожидании его приказаний, и сокровища, тускло отсвечивающие под солнцем. — Это называется власть! А, кроме нее, мужику ничего не надо!

— Врешь, гад! — гулко, как в бочку вдруг бухнул Мамука. — Ты не мужик, ты — дерьмо! Потому что все покупаешь. У тебя нет ничего настоящего, того, что не купишь. И ты сам, слышишь, сам это знаешь!

— Молодец, Мамука! — вдруг прорезался тоненький Сенин голос. — Ты настоящий мужчина! И я бы… я бы влюбилась в тебя! Потому что, у тебя есть душа, а её невозможно купить! И этот жухлик, — она с презреньем кивнула в сторону «музыканта» — он же мертвый! Ты только погляди на него… у него глаза… — голос её зазвенел и сорвался…

— Мертвый, говоришь? — улыбаясь, переспросил Ефим. — Не надо было тебе меня злить. Может, я бы ещё передумал — мочить вас или так отпустить… Но теперь умываю руки. Сами напросились!

Он кивнул своим людям. Те быстро подхватили детей, их отцов и полуживого Валета…

— Только не здесь… Увезите их куда-нибудь подальше. В лес, в тундру, к черту на рога! — бросил вслед уходящим Ефим. Его длинные пальцы дрожали, в глазах полыхал огонь, казалось, ярость и ненависть сейчас разорвут его изнутри — ненависть к тем, кто в мире, отравленном страхом и злобой, ещё думает о душе…

Но никто из тех, кто находился в комнате, не успел сделать ни шагу.

Послышался звон разбитого стекла, топот множества ног, резкие отрывистые команды… Спецназовцы! В комнату ворвался вооруженный отряд спецназа, за ними — майор милиции с двумя милиционерами в форме. Лица спецназовцев скрывали маски с прорезями для глаз, все были одеты в форму защитного цвета и вооружены до зубов!