Шломо Вульф - На своей земле

У дома Ицика молча стояли люди. Мы прошли туда же. Митингов давно не было. Все было сказано. Очередная смерть вызывала уже не столько гнев и тревогу, сколько отчаяние, граничащее с ту-пым безразличием. Соседи посторонились, и мы прошли в комнату. Вика лежала с аккуратной белой повязкой на голове. Нигде не было видно ни крови, ни разрушений. Словно этот осколок был контрольным выстрелом профессионального киллера. Рома сидел у ее изголовья вместе со вдовцом. Увидев меня, он хотел встать, но лицо его вдруг исказила жуткая улыбка, после чего он опустился на табурет и охватил голову руками. В рабочем уголке Вики весело светились заготовки для цве-тов. У нее все всегда было по полочкам.

В тишине нагло запел мой мобильник. Я выхватил его из кармашка и нажал кнопку.

"За нас не беспокойтесь, - неприлично звонко кричала Таня. - Нам целую дивизию придали!" "Почему?" - глупо спросил я, стесняясь самого факта разговора в таком месте и в такой час. "Так тут к вам само главное миролюбище едет. Выразить свои искренние соболезнования."

Она не сказала, кто именно едет, но все почему-то поняли и начался возмущенный гомон. Даже Рома снова поднял голову, а Ицик беспомощно и громко заплакал...

Здесь необходимо не столько лирическое, сколько политическое отступление.

Я по природе человек незлобивый, флегматичный и, сколько себя помню, толстый, рыхлый и более чем мирный. Мой избыточный рост и вес создали мне еще в школе такую репутацию, что меня не особенно задирали. То же было и в армии. Все знали, что если меня всерьез обидеть, то мой кулак мягкий, но тяжелый. Мир для меня всегда был лучше ссоры. Именно таким я приехал в Израиль и тут же определил свое политическое пристрастие к лагерю мира. Поскольку славная КПСС отбила у меня охоту вступать в любую партию, я был беспартийным активистом партии энергии. Все это продолжалось до тех пор, пока поток умелой пропаганды заменял мне реа-лии. Потом я стал внимательнее приглядыватья к своим кумирам. И чем больше я их расшифровывал, тем в больший гнев приходил от их бессовестной лжи и лицемерия. Сначала это коснулось того, что меня тогда больше всего интересовало - трудо-устройства академаим. Но потом они, казалось, вообще закусили удила и пошли вразнос уже в деле урегулирования отношений с палестинцами. Здесь реальность так контрастировала с их политикой, что для меня слово "миротворец" стало синонимом "демагога", а лидер некогда любимой партии выглядел монстром. Он достоверно знал, что 85% палестинцев за войну с поголовным уничтожением всех израильтян и что арабский национализм страшнее даже нацистского. И, тем не менее, действуя по принципу эффективности чудовищной лжи, навязывал моему народу мысль о его вине перед всегда нападавшими на нас арабами. Поэтому, мол, им надо немедленно отдать пол-Израиля. Когда это удалось, "миротворцы" взялись за остальное, включая мой дом.

И вот я ждал встречи с одним из них...

2.

Со стороны дороги послышался нарастающий гул моторов. Навстречу конвою про-несся вертолет, выискивая снайперов. В раскрытые ворота поселения влетели нес-колько машин и микроавтобусы с прессой. Танк и два джипа прошли вдоль прово-лочного заграждения и повернули оружие в арабскую сторону. Телеоператоры запол-нили комнату, торопливо снимая смерть. Они перекрикивались, советуя друг другу выгодные ракурсы.

Миросеятель и его свита вылезали из своих машин и принимали политические позы.

Вертлявый человечек показывал им дорогу к нужному дому. Изабелла выступила вперед. "Ты господин такой-то? - спросила она. От ее потустороннего взгляда миро-хранитель остановился и попятился. - И именно ты посмел приехать выразить другу моего сына соболезнование? Пошел вон..."

Привычный ко всему депутат горько улыбнулся, блеснув очками, и пошел к толпе, собиравшейся на предстоящую встречу.

Кто-то крепко взял меня под руку. "Зяма, -плакала Таня. - Как жалко Вику... Надо же, нашли кого убивать..." "Беллу уже видела?" "Не надо пока... Но я ею горжусь! А миролюб-то каков! Любой другой на его месте провалился бы сквозь землю. Ладно, пойду его послушаю. А то вдруг никто не решится возразить!" "Я с тобой."

"Весь наш народ, - светил он очками в небо, - скорбит вместе с родственниками по-койной. Наша партия, в то же время, подтверждает свое неизменное мнение: убий-ство совершили не палестинцы, а наши близорукие правители, которые, играя на патриотизме еврейского народа, провоцируют наших соседей на теракты самим фак-том существования поселений, подобных вашему! Элементарное чувство ответ-ственности должно продиктовать вам решение о добровольном переселении ваших семей в безопасную зону. Я понимаю, что бесполезно говорить вам о чувстве спра-ведливости и гуманизма по отношению к завоеванному нами народу. Но вспомните - мы, евреи, когда нас держали в подчинении англичане, тоже боролись за свое осво-бождение с оружием в руках. Вместо того, чтобы попусту тратить силы на негодо-вание по поводу агрессивного поведения наших партнеров по мирному процессу, бо-рющихся за свою независимость доступными им методами, нам следует прежде все-го сделать главный шаг на пути к нормализации обстановки: ликвидировать посе-ления, предоставить все сооружения в распоряжение тех, на чьей земле они постро-ены и продолжать мирно жить в Кфар-Сабе, Нетании, Ор-Йегуде..."

"А спросить можно? - спросила в тишине Таня. Монстр с удивлением смотрел на голубоглазую блондинку - не из Европы ли дама, что стоит рядом с высоким седо-власым джентльменом при галстуке. Но его успокоило, что та говорила на иврите с едва заметным русским акцентом. Он снисходительно кивнул и вытер платком высокий лоб. - Какой вред где-либо в мире причиняют окружающему населению фермы, выращивающие не марихуану, а первоклассные цветы и помидоры? В чем видит ваш партнер по мирному процессу угрозу палестинцам от существования курортной гостиницы на берегу моря, если на ее территории не установлены системы залпового огня, нацеленные на Газу? И какая гарантия, что тот же партнер не воспринимает Ор-Йегуду таким же ущемлением своей независимости, как и это поселение?"

Журналисты с интересом снимали эффектную даму крупным планом. Ее визави слу-шал невнимательно. Все эти соболезнования, политические склоки на публике и го-рячность его оппонентов давно ему осточертели. Как и вся его деятельность, с кото-рой он просто не мог свернуть, не потеряв свою политическую нишу и все связанное с ней в этой нелегкой жизни. Он не воспринимал всерьез ни свои, ни чужие доводы, достоверно знал, что Арафат, конечно, сукин сын и мерзавец, враг евреев и прочее, но какое это все имеет значение? В конце концов, уборщик на пляже, сметая на совок вчерашнюю блевотину, вовсе не обязан ее нюхать. Работа есть работа. Не почетная и не позорная. У этого известного всему миру человека миротворчество было работой. А люди, подобные этой довольно привлекательной особе, были ему отвратительны своей неприличной в наше время искренностью. Надо ее поставить на место, поду-мал он. И сделать это надо самым убедительным образом...

Читать дальше