Шломо Вульф - На своей земле

Британский и русский журналисты лихорадочно снимали все вокруг на видеокамеру, опасаясь, что сейчас все вернется, и в эти миражи никто не поверит. Амирам Эйдель воздевал руки к небу, повторяя: "Нес, нес (чудо)!"

Моя "Арабелла"! - пронзила меня первая мысль. И вторая - где же теперь Рома и Сема? И - где же Израиль? Или это и есть Израиль, но на том свете?

***

"Не бывает такого взрыва, - обескураженно оглядывал между тем сержант Дима место нашего исчезновения, - что не оставил бы никаких следов человека, а тут было семе-ро! Должно быть как минимум то же, что осталось от террористов после моего вы-стрела! Ничего не понимаю, хаверим." "Хуже другое, - мрачно сказал Фарид, моргая круглыми восточными глазами. - Нам никто не поверит, что тут вообще были люди, что они подверглись нападению из вон той машины, что у палестинцев в ней был гранатомет. Те тут же завопят, что заблудилась мирная семья с грудным младенцем, которую сожгли кровожадные магавники."

Машина чадила на песке, изредка вспыхивая взрывами боеприпасов. Бензобак вы-горел в первые же секунды. Выяснить, кто в ней был, предстояло экспертам.

В вернувшемся санитарном фургончике рыдали подростки. От своих ран они до того только поскуливали. Было ясно, что догорали в том костре вовсе не чужие им люди. И почему, с тоской подумал Дима, лучшая часть моей единственной жизни проходит неизменно под чад таких костров? И что меня бы ждало, останься мы в России? Те же костры, но из чеченцев и моих товарищей, только что вместо Фарида был бы какой-нибудь Саид из Казани...

***

"Это она! - бушевало миролюбище, услышав в своей машине палестинскую сводку новостей о последних событиях на пляже. - Как ее там? Бергер? Вот уж кого следует немедленно судить! Она побудила МАГАВ сначала обстрелять мирных рыбаков-по-дростков, а потом сжечь машину их родных с новорожденным. Это же фанатичка! Типично фашистская рожа. Белокурая бестия... Наверняка послана экстремистами, чтобы убить меня, а если случая не предоставится - из-за иностранных журналистов, - то напасть на палестинцев и спровоцировать обстрел поселения при нас." "Мы правильно сделали, что сразу уехали, поддакнул потный референт. - И эта особа нагло считает себя израильтянкой! Нам следует поддержать законопроект об огра-ничении въезда в Израиль этнических русских... Эта жуткая дама явно не имеет к еврейству никакого отношения." "Что там? Ее, надеюсь, арестовали? - перегнулся миротворец назад к придворной даме с приемником. - Что ты молчишь?" "Они...они говорят, что эта женщина исчезла. Вместе с известным поселенцем-экстремистом Амирамом Эйделем, тем толстым судомоделистом, еще какими-то двумя олим и, главное, с журналисткой из Би-би-си и с русским из такой-то телекомпании..." "Они их спрятали! - задрав очки к небу, кричал монстр. - Поняв, что натворила эта Бергер, ее просто спрятали. Узнаю почерк КАХа. Поселенцы везде ведут себя как литовцы после войны - в пользу "лесных братьев". А иностранные журналисты теперь их заложники. Надо немедленно сделать заявление. Свяжи меня с радио..."

***

"Там говорят... по-английски, - прошептала Ингрид Бернс, когда мы приблизились к ограде виллы. - Ни слова на иврите или арабском. Пожалуй, это не американцы, а скорее валлийцы." "А о чем они говорят? - еще тише спросил Феликс. Он был больше всех обескуражен случившимся. - Я не могу разобрать ни слова." "Они обсуждают кого-то из своих знакомых и бурно ссорятся,." светили синие глаза Тани. В противоположность своему мужу, она просто купалась в экстремальной ситуации.

Амирам был потрясен больше всех. "Это не Израиль, - с болью повторял он. - Мы попали в будущее, где наша страна кем-то завоевана и заново отстроена. Я знаю эти места всю свою жизнь. Единственно, что меня утешает, что это и не Палестина Арафата. У арабов не может быть таких городов." "Почему? - впервые обрел голос Феликс. - А Эмираты? А Кувейт?" "Там есть даровой источник благосостояния и жесточайшая монархия, не способная, в отличие от обычной хунты, разворовать практически все. А арафатовская власть - "малина", как говорите вы "русские". Тут ни гроша не останется, не то что такое построить." "Англичане вернулись? - пред-положила Ингрид Бернс. - Хотя у нас совершенно иная градостроительная куль-тура..." "А это чья? - Володя Сырых растерял всю свою респектабельность. - Русская?" "Вот уж нет, невесело улыбнулась Таня. - Ни тебе деревянного забора, ни мусорных куч с мухами, ни проселков с лужами. Нет, Вовочка, не наша это с то-бой родина. Чужбина это..." "А на что же она похожа?" "Я знаю, - вслушалась куда-то ввысь Изабелла. - Мы с вами все-таки на родине. На исторической родине. Нигде больше разговор двоих не слышен за сто метров. Особенно если говорят на иврите и оба одновременно." "Где? - оживился Амирам. - Пошли туда скорее. Барух-ха-Шем! (Слава Богу). Если люди здесь громко говорят на иврите, то Израиль еще никем не завоеван!.."

"Вы кого-нибудь ищете, господа? - над живой изгородью появилась голова пожи-лого мужчины в панамке. - Я могу вам помочь?" "Англичанин" говорил на чистом иврите, но с непривычным акцентом. "Спросите, какое сегодня число? Сырых час-то моргал на незнакомца, который, в свою очередь, тревожно вглядывался в стран-ную группу людей у своих владений. - И какая это страна?" Но человек в панамке уж догляделся до Тани и вовсю ей улыбался. Ну, и она ему - тут за ней никогда не заржавеет. "Хавер, а хавер, - затараторила она. - Мы тут кино снимаем, про прошлое, ясно? И по ходу действия, по сценарию, перепили кцат. Вот режиссер, - она показала на меня, - совсем о..., - почему-то перешла она на русский, но ее новый обожатель радостно закивал и захихикал. - Так вот этот дурной режиссер уверяет, что мы пере-селились в будущее, понятно? Скажи ему, Бога ради, какое сегодня число?"

Он снял зачем-то панамку, вытер пот и назвал сегодняшнее число. "А год какой?" Он назвал наш текущий год. "А страна какая?" - заорал я, так Таней отрекомен-дованный, что терять мне было уже нечего. "Как какая? - начал все-таки волноваться хозяин виллы. - Эрец-Исраэль, какая же еще?" "А там что за город? - допрашивал его я-идиот, показывая на небоскребы. - Хан-Юнес?" "О городе с таким названием я не слышал, - снова надел он панамку, оглядываясь на женский голос из своего сада. - Там Ямит. Восточный, - добавил он неуверенно. - А вы откуда?"

"Вот что, любезные, - возникла женская голова рядом с панамкой. - Шли бы вы отсюда с вашими вопросиками куда к другим. А то у меня ротвейлер. Спущу, рады не будете." "Спусти, спусти, - рассердилась Таня. - Это наше любимое лакомство." "А, так вы корейцы? - рассиялась женщина, заметив среди нас Феликса и ради него тут же сменив гнев на милость. - Надо же, а как хорошо на иврите говорите... За-ходите. Чего через забор говорить?" "А ротвейлер? - засмущался Феликс, - Я не ко-реец. Я евреец. Я собак с детства боюсь." "Как тебя зовут? - таяла хозяйка, спеша к калитке. - Заходи, Феликс. И все заходите. А собак я сама боюсь. У нас только кошка."