Шломо Вульф - Сионюга

"Я предлагаю, - сказал парторг пароходства, - направить в рейс не только эту милую ленинградку, но и ничуть не менее пригожую Изабеллу нашу Витальевну. Техотдел должен проследить за ньансами эксплуатации самого дорогого судна на бассейне." "Согласны? - обратился ко мне председатель. Я важно кивнула. - Тогда прошу голосовать. Кто за эксперимент? Кто против? Двое. Счастливого плавания, товарищи..."

3.

"Так как мне тебя звать, Изя или Белла? - пристально посмотрела на меня Бергер, когда мы вышли из бывшего Дома Бринера, а ныне парткома пароходства. - Не обижаешься, что я так сразу на ты?" "Нисколько, Таня. А звать меня можешь по настроению. Проявлю мужское начало - Изей, а женское - Беллой." "Это просто замечательно, Изенька! А то я не решалась попросить тебя меня спустить по этой обледенелой лестнице, - вцепилась она в мою руку. - Ничего на свете так не боюсь, как скользких ступеней. Слушай, белочка, ты что, в рейс пойдешь в этой вот шубке? Попроси в службе снабжения такой же тулупчик как у меня. Мне на рейс выдали, хоть я и чужая, а тебе, глядишь, вообще подарят. Тебе тоже пойдет, по-моему." "Непременно пойдет, - оглядела я с головы до ног неестественно молодую для ее возраста блондинку. Надо же, где ее тридцать восемь? Девушка да и только. - Что я, не собака?" "Пресимпатичнейшая... - звонко захохотала она, - не могу сходу определить какая, но что порода прямо на лице, ручаюсь." "Мне велено быть твоим гидом по Владивостоку." "Моим? По Владивостоку? Тебе что, не ска-зали, что я тут жила почти два года лет пятнадцать назад?" "Нет. Боюсь, что об этом уже никто и не помнит." "Зато я помню. Самые лучшие воспоминания в моей жизни." "Расскажешь при случае?" "А как же! Я просто обожаю всем и все о себе рассказывать. Интересно только, на что я нарвусь за это на сей раз, - вдруг доба-вила она, подозрительно на меня глянув. Наивная голубизна ее сияющих глаз как-то странно потемнела. Только у меня уже не было мании преследования сыска первых лет. Мало ли какие могут быть эмоции, кроме зловещей догадки! Все мои беды исключительно от маниакальной доверчивости!" "Зато самой интересно, правда? Как иначе человечество узнает о внутреннем мире Татьяны Бергер?" "Тоже верно. Я, знаешь ли, ничего так не люблю, как общение с себе подобными. Так что можешь мне ничего особенно не показывать здесь, а просто побудь со мной до тех пор, пока тебе это интересно и удобно, хорошо? Ты мне почему-то очень понравилась..."

А как она мне понравилась, не передать! Надо же, такая лапушка, беленькая и пушистая... Кроме того, я вдруг просто физически почувствовала конец моей карьеры в сыске и начало чего-то поразительно важного в собственной судьбе. Было в ней нечто такое, чего я никогда не встречала в своем неестественном общении с потенциальными врагами, навязанными милейшим Андрей Сергеичем.

"Все они, - поучал он меня в первые годы, - нормальные советские люди, более того, совершенно законопослушные - у нас, в отличие от столиц, практически нет диссидентов. Тем более шпионов и давно канувших в Лету диверсантов. Наша работа поэтому - только и только профилактика государственных преступлений." "Измена Родине?" "Или нечто близкое. Поймите, даже невинная критика нашего общественного и государственного строя, безобидные на первый взгляд анекдоты - преддверье фатальных событий, способных вызвать цепную реакцию, как это было в Венгрии, Чехословакии и в Польше. От смеха над властью до повешенного вниз головой представителя этой власти - один шаг." "А если власть смешна на самом деле? - мне позволялись сомнения и поощрялась любая откровенность. - Как не смеяться над энной зведой Героя и любызаниями при ее вручении? Может быть власти следует быть более умной и презентабельной?" "Леонида Ильича есть кому поправить и без народных зубоскалов. Кстати, выявляя и предупреждая их, мы спасаем прежде всего именно самих безответственных болтунов. Революции замышляются идеалистами, осуществляются авантюртстами и дарятся циникам." "Это относится и к нашей революции?" "В какой-то мере. Иначе не было бы таких сокрушительных потерь в составе ленинской гвардии и вообще культа личности Сталина с его репрессиями. Так вот, первыми революция выкосила тех, кто ее страстно желал - из всех партий, от кадетов до большевиков. Потом тех, кто ее защищал на фронтах Гражданской, потом - строителей нового общества. И вот, когда, наконец, настала выстраданная стабильность, когда все более или менее устоялось, когда народ получил долгожданную уверенность в завтрашнем дне, некоторые демагоги призывают к "свободе", не желая понимать, что это означает на деле." "Действительно, - заметила я. - В конце концов, ради чего другого делалась революция?" "Ради порядка, гарантирующего безопасность личности, право каждого человека жить, учиться, работать по специальности, отдыхать по своему вкусу на дачах, растить детей, не опасаясь, что их убьют на улице или в межэтнических конфликтах, не приучат к наркотикам..." "А водка - не наркотик?" "Вы так говорите только от полного непонимания самого слова "наркомания", хотя именно вы два года назад навели нас на тот притон в Кипарисово. Мы беспощадно уничтожаем наркодельцев и наркокурьеров, а потому можем себе позволить беспокоиться о вреде табака и алкоголя, в то время, как весь мир давно на фоне наркомании забыл, что это вообще опасно. А нас упрекают, что мы душим свободу." "А откуда при свободе возьмутся межэтнические конфликты?" "Вы были когда-нибудь в Средней Азии?" "Никогда." "На Кавказе?" "Тоже не пришлось." "В Прибалтике?" "О, там я сразу почувствовала... И во Львове..." "Так вот, если мы хоть чуть ослабеем, Прибалтика и Западная Украина взорвутся. Но - цивилизованно. А вот наши "братья меньшие" - кроваво, страшно и необратимо." "Как мне грозил мой сосед, которого вы даже не пожурили?" "Он после нашего разговора возникал?" "Нет вроде. Так он и до того разговора не вызверивался..." "И не вызверится, пока мы, Советская власть и Органы, сохраняем бульдожью хватку. А вот если нас, "свободно критикуя", подкосят, будьте уверены, он ни одной из своих угроз на забудет!" "Будут бить жидов - спасать Россию?" "Меня трудно заподозрить в юдофильстве, - загадочно сказал он, - но я уверен: если начнут бить евреев, если мы это позволим - Россию уже ничто не спасет!.." "А евреи, между тем, слиняют в Израиль, так?" "Израилю тоже не уцелеть, - уверенно сказал Андрей Сергеевич. - Да, он выиграл три войны и сейчас держит марку в Ливане. Но соотношение сил в том регионе таково, что на какой-то десяток лет раньше или позже арабы своего добьются. Поэтому то, чем сейчас занимаетесь вы, как еврейка, и я, русский, направлено на спасение в первую очередь вашей нации. Пока вы под защитой Советской Армии от врагов извне и Органов - от вашего соседа и его соумышленников, вам не грозит ничего. Как только эти умники, со свойственной вашему национальному умственному складу иронией, сделают нашу власть смешной, а потому не страшной и бессильной, вашей безопасности конец. Евреи потеряют перспективу! Вам просто незачем будет растить детей. Тут вас будут изводить антисемиты, а уж там... вспомните "Белую книгу", каково нашим соотечественникам на "исторической родине". Вы хотите вашим мальчикам того же самого, или будущего, о котором мечтают они на своей советской Родине - мореходное училище и политехнический институт?"