Василий Жуковский - Наль и Дамаянти

Если же нет, то скорее меня растерзай, чтоб от муки

Душу мою исцелить. Но, мои молящие вопли

Слыша, зверей повелитель к реке, впадающей в море,

Мимо, ответа не дав мне, из лесу уходит. Я вижу,

Там подымается, в небо упершись вершиной, обвитый

Пышным венцом из дерев и кустов благовонных, цветами

Ярко пестреющий, солнечно-блещущий, слитый из твердых

Скал, насквозь просиянный металлами, рек и потоков

Древний отец, лесов неприступная башня, пустыни

Сторож, владыка гор, – подойду и скажу: о владыка

Гор первозданный, спокойно-блаженный, прохладно-росистый,

Тучеподобный, земли подпиратель, тебе поклоняюсь;

Слезно тебя, о, великий, молю, скажи: не видал ли

Наля? Я дочь благодушного Бимы-царя, Дамаянти;

Сын Виразены, Наль Пуньялока, супруг мой, Нишады

Царь богомудрый, глубоко постигнувший Ведду святую,

Чистый и мыслью, и словом, и делом гонимых защитник,

Зла истребитель, сеятель благ, мне данный богами

Спутник, покинул меня, и, расставшися с ним, я рассталась

С жизнию. Ныне к тебе прихожу, многоглавный властитель

Гор, с высоты все объемлющий оком, скажи: не видал ли

Наля? Ответствуй, могучий создания первенец; словом

Сладкой надежды утешь сироту, как отец утешает

Дочь сокрушенную: где мой возлюбленный? где мой желанный?

Где мой прекрасный, мой более жизни мне милый сопутник?

Где мой царь, мой владыка, мой вождь, мой ангел-хранитель?

Рвется сердце к нему; по нем душа унывает;

Очи ищут его, и голоса милого жаждет

Слух, и грудь сгорает желаньем прижаться ко груди

Жаркой его… О! когда же придется услышать мне снова

Милое слово из сладостных Налевых уст: Дамаянти!»

Так говорила в своем сокрушенье с горою пустынной

Бедная царская дочь, но гора не дала ей ответа.

К северу лесом пошла Дамаянти; три дня и три ночи

Шла она; вдруг перед нею явилась чудесно-густая

Роща из райских дубов; кругом живая ограда

Вся в цвету, и исполнена тихим небесным сияньем

Внутренность. Там обитали отшельники, мира отрекшись.

Строгие постники, чувств обуздатели, помыслов светлых

Полные, чистой душой на земле небожители, в этой

Роще жили они, с собою розно, с одними богами

В тесном союзе; им пищей роса и воздух, одеждой

Листья древесные были. Дивяся, смотрела на этот

В дикой пустыне сокрытый эдем Дамаянти; там было

Все благовонно; цветы и плоды сияли меж темных

Листьев; сверкали ручьи; на их берегах антилопы

С легкими сернами прыгали; ветви обвивши хвостами

С криком качались на них обезьяны; по сучьям деревьев

Ползали, перьями ярко блестя, попугаи. Свободно

Царская дочь вздохнула, святую увидя обитель;

Все чаруя небесно-смиренною прелестью женской,

Темно-кудрявая, сладостно-стройная, тихо, как будто

Вея по воздуху, к старцам святым подошла Дамаянти;

Ласково приняли старцы ее, и она им сказала:

«Мир вам, угодники; трудное дело спасенья успешно ль

Вы совершаете? Жарко ль пылает огонь покаянья?

Звери и птицы спокойны ль в обители вашей? Самим вам

Все ли во благо?» Они отвечали: «Все нам во благо;

Будь равномерно во благо все и тебе. Но скажи нам,

Кто ты, краса неземная? Чего ты желаешь? Нас светлый

Образ твой всех изумил; успокойся у нас и открой нам,

Кто ты? Богиня лесов, иль полей, иль потоков?» На то им,

Тихо вздохнув, Дамаянти сказала в ответ: «Не богиня

Я лесов, полей и потоков, но слабая, тяжким

Горем гнетомая, смертная женщина; вам, благодушным

Старцам, я все расскажу. Владыка Видарбы, могучий,

Славнодержавный Бима отец мой; властитель Нишады,

Грозный могуществом, в каждом бою победитель, великий,

Светлый душою, неба достойный земли уроженец,

Правды и защитник, правды вещатель, божественно-царским

Блеском сияющий, градохранитель, градорушитель,

В светлых очах и солнца и месяца блеск совместивший,

Наль мой супруг, игроком коварно-искусным был вызван

В кости играть; и ему все царство свое проиграл он.

Имя мое Дамаянти; одна по лесам и пустыням

Вслед за Налем скитаюсь, крушимая горем, и ныне,

Старцы смиренные, к вам прихожу, чтоб узнать, не встречался ль

Где-нибудь вам мой утраченный царь? Не видали ль в эдемской

Роще своей вы его, за которым я следуя этот

Полный тиграми лес перешла? Скажите мне, старцы,

Встречу ль его? А ежели нет, то не лучше ль покинуть

Жизнь? О! на что мне она? одно нестерпимое бремя

Жизнь без него, усладителя жизни». На жалобы царской

Дочери, с нежным об ней сожалением, так отвечали

Старцы, читая пророчески в будущем: «Праведны боги!

Веруя им, не смущайся душою, прекрасная; светлы,

Тихи и чисты, как очи твои, невинности ясной

Полные, будут грядущие дни для тебя; то являет

Нам откровение свыше: ты снова увидишь супруга;

Снова он будет царем, от вины невольныя чистый,

Царски венчанный, грозный врагам, утешение ближним,

Скорби твоей исцелитель, жизни твоей украшенье,

Прежний твой друг, твой сопутник, советник, защитник – и все то

Сбудется, если в тебе не ослабнет терпенье и верность…»

То сказавши, тихо исчезли пустынники; с ними

Вместе и утвари их, и жертвенный огнь, и молитвы

Место, и свежесть эдемски сияющей рощи исчезли…

В темном лесе одна Дамаянти осталась, и было

Все пустынно кругом. Дамаянти сказала: «Не сон ли

Мне привиделся? Где святые отшельники? Где их

Роща? Где их живые ключи, их птицы, их звери?

Где их цветы благовонные?» Так в изумленье подумав,

Снова печали своей предалась Дамаянти; но чудный

Призрак ее ободрил, и пошла с упованием дале.

По лесу долго скиталася в горе своем Дамаянти;

Вдруг попадается ей деревцо, одаренное чудной

Силою душу целить; у людей его называют

Дерево Гореуслад, у богов Азока. Царевна

К этому дереву, лес оживлявшему запахом сладким

Цветом покрытому, с сенью густою, проникнутой звонким

Пением птиц голосистых, тотчас подошла и заводит

Речь с ним такую: «Блаженное дерево, чудный, прекрасный

Гореуслад, благовонный Гореуслад, услади ты

Горе мое; цветущий Азока, скажи, не видал ли

Ты моего супруга, царя нишадского Наля?

Где он скитается? Помнит ли он обо мне? О! порадуй

Сердце мое доброю вестью о нем, цветоносный Азока;

Дай мне уйти от тебя с утешением; сам же в приюте

Леса цвети, никем не обиженный, чистый, душистый,

Сладостный Гореуслад, усладитель всякого горя».

Так говоря, сорвала Дамаянти с чудного древа

Ветку; потом, с ним прощаясь, примолвила: «С этою веткой

Скорбь, и печаль, и нужду, и заботу беру я с собою;

Ты же, свободный от скорби, печали, нужды и заботы,