Василий Жуковский - Наль и Дамаянти

Жизни была я преступна; за то и в теперешней должно

Мне до гроба страдать, за то и гоненье такое

Мне от людей, за то и разлука с супругом, утрата

Царства, от милых детей и от милых родных отлученье,

Странствие по лесу, полному тигров и змей, бесприютность

В холод и зной, нищета, сиротство, и ужас, и горе».

Утро меж тем занялось; в небольшую толпу собралися

Все, не погибшие в страшную прошлую ночь, и в дорогу

Снова отправились, плача о горькой утрате богатства,

Плача о мертвых друзьях. Вот снова покинута ими

В диком лесу Дамаянти, и горе ее превышало

Все их страдания вместе. «О! чем же, чем (говорила,

Плача, она) такую беду на себя навлекла я?

Злая участь моя и слонов приманила на гибель

Этих несчастных, мне давших защиту; за то и должна я

Долгим страданьем свой выплатить долг; я чувствую в тяжком

Горе моем всю истину древнего слова: без воли

Неба никто не умрет, и моей истерзанной груди

Хобот слона не коснулся. Так! без судьбы совершиться

С нами ничто не может на свете; я за собою

С самых младенческих лет никакого не ведаю злого

Дела, не помню ни мысли худой, ни виновного слова —

В том ли мое преступленье, что я для прекрасного Наля

Светлых отвергла богов, и не мстят ли уж гневные боги

Мне за земную любовь безотрадной земною печалью?»

Так говоря, Дамаянти пошла по следам каравана

Издали, в чаще таяся лесной, как в облаке месяц.

Вот наконец Дамаянти дошла до города Шедди.

Грустно стояла она у ворот, не входя в них, стыдяся

Бедной одежды своей, обрезанной Налем, и смятых

Долгих волос, в беспорядке ей грудь покрывавших.

Жители города Шедди, встречаяся с ней, удивлялись

Странному виду ее, а дети за нею бежали

С криком; их шумной толпою следимая, скоро к палатам

Царским пришла Дамаянти. Там, на площадке высокой

Кровли, мать царева стояла. Увидя идущую, старой

Мамке своей сказала она: «Поди пригласи к нам

Эту жалкую странницу, чистый, дымом затменный

Огнь красоты, народом теснимую. Верно, приюта

Ищет она. Я вижу в ней нечто высокое; дом наш

Светом наполнит она благодатным». Представилась старой

Матери царской младая царская дочь. И царица,

Ласковым взором встретя ее, сказала приветно:

«В самом затменье печали твой образ сияет, как в темной

Туче яркая молния. Кто ты? Куда и откуда

Путь твой? Лицо твое неземное, хотя и покрыто

Нищенским рубищем тело твое; одна, без защиты

Странствуешь ты по земле и людей не страшишься, как чистый

Ангел. Скажи ж мне, какое званье твое?» Дружелюбной

Речью такой ободренная, так Дамаянти сказала:

«Я не ангел, царица, я смертный простой человек; но породы

Я не простой. Огорченная тяжкой разлукой с супругом,

Вслед за ним, чтоб его отыскать, по земле я скитаюсь,

Женским себя рукодельем питая; плоды и коренья

Пища моя, а пристанище там, где укажут мне боги.

Доблестный, мудрый, прекрасный, богатый, сердцем избранный,

Милый супруг мой расстался со мною; царица, несчастлив

Был он; в игре роковой свои все богатства утратив,

Нищим он дом свой покинул и в лес с одною одеждой

Скрылся; за ним я пошла, чтоб имел он в печали отраду.

Там, изнуряемый голодом, он, на несчастье рожденный,

Платье последнее с плеч потерял: кто богами назначен

В жертву беде, у того похищает и ветер и птица

Платье; и днем и ночью я шла за ним, беспокровным…

Раз случилось, что я, утомленная, в лесе заснула…

Ах! он скрылся, он бросил меня, он унес половину

Бедной одежды моей. С той поры и денно и ночно

Вслед за ним, весельем и светом души, я по темным

Диким лесам, по широким степям, по долинам

Странствую; мне половину одежды моей возвратить он

Должен иль взять у меня мою половинную, сердцу

Тяжкую жизнь; как одной половине одежды другая

Надобна, так и мне другую себе половину

Должно найти иль жить перестать». С состраданьем царица,

Выслушав жалкую повесть ее, отвечала: «Останься

С нами, блаженно-скорбящая; радовать будет мне сердце,

Светлая близость твоя. Не медля нимало, повсюду

Мы разошлем гонцов за супругом твоим; но случиться

Может, что он ненароком зайдет и сюда, где его ты

Будешь ждать в безопасно-спокойном приюте». На то ей

Горе свое обуздав, сказала в ответ Дамаянти:

«Здесь я охотно останусь, если ты мне обещанье

Дашь, царица, условье исполнить такое: чтоб низкой

Должности я не имела, служа лишь тебе, чтоб объедков

В пищу мне не давали, чтоб доступ ко мне запрещен был

Всем мужчинам, чтоб каждый, кто мной овладеть пожелает,

Смертью наказан немедленно был, – такую дала я

Клятву богам, чтоб найти помогли мне супруга; видаться ж

Только с одними браминами буду. Когда ты, царица,

Примешь такое условье мое, то здесь с благодарным

Сердцем останусь». На то отвечала царица: «Исполню

Все, и свят для меня твой обет». Потом приказала

Вызвать из внутренних царских покоев царевну Сунанду,

Дочь свою. Скоро царевна явилась, венком многоцветным

Резвопрелестных подруг окруженная. «Видишь, Сунанда

(Мать ей сказала), эту пришелицу в бедной одежде?

Ей ты летами ровесница; но испытания жизни

Дали ей раннюю зрелость. Люби ты ее как подругу;

Ласково с ней обходись и ее уважай, чтоб с тобою

Сердце ее отдохнуло, чтоб ты в сообществе с нею

Пользу нашла для души». Сунанда, с веселостью детской

За руку взяв Дамаянти, ее увела. И осталась

С той поры Дамаянти подругой царевны Сунанды.

Наль, столь жестоко покинув свою Дамаянти, прискорбен,

Сумрачен, шел по пустыне и, сам пустыня, с собою

В горе расстаться желал. Когда раскаленное солнце

Зноем пронзало его, он ему говорил: «Не за то ли,

Солнце, ты жжешь так жестоко меня, что я Дамаянти

Бросил?» Он горько плакал, когда на похищенный лоскут

Платья ее глаза обращал. Изнуряемый жаждой,

Раз подошел он к ручью; но, в водах увидя свой образ,

С ужасом кинулся прочь. «О! если б я мог разлучиться

С этим лицом, чтоб быть и себе и другим незнакомым!» —

Он воскликнул и в лес побежал; и вдруг там увидел

Пламя – не пламя в лесу, а в пламени лес, – и оттуда

Жалобный голос к нему вопиял: «Придешь ли, придешь ли

С мукой твоею к муке моей, о Наль благодатный?

Будь мой спаситель, и будешь мною спасен». Изумленный,

Наль вопросил: «Откуда твой голос? Чего ты желаешь?

Где ты и кто ты?» – «Я здесь, в огне, благородный, могучий

Наль. Ты будешь ли столько бесстрашен, чтоб твердой ногою

В пламя вступить и дойти до меня?» – «Ничего не страшусь я,

Кроме себя самого, с той минуты, когда я неверен

Стал моей Дамаянти». С сими словами он прямо