Якоб Штелин - Подлинные анекдоты из жизни Петра Великого слышанные от знатных особ в Москве и Санкт-Петербурге

Проезжая. мимо зверинца, увидел он работников на высоких подмостках над деревьями, кричал им, чтоб они перестали рубить; и думая, что им приказано совсем подрубить деревья, поскакал туда, чтобы тому воспрепятствовать. Ле-Блонд, совсем не зная о доносе князя Меншикова, встретил его с радостью. Но Государь, будучи в жестоком гневе, выбранил его и ударил палкой. Бедный Ле-Блонд, не видав Государя никогда столь гневного и совсем не ожидая такой встречи, так испугался, что занемог горячкою, отнесен был на квартиру и положен на постель. Между тем Государь осмотрев начатую в саду работу и видя, что ни одно дерево не было срублено, и что донос князя Меншикова был ложный, разгневался снова на него, и после того бил его об стену, как упомянуто в предыдущем анекдоте; к архитектору же тотчас послал извиниться и уверить его в своей милости. Но Ле-Блонд настолько был поражен сим приключением, что непрестанно после того был болен и умер в следующем году. [120]

Хотя Петр Великий бережлив был в расходах, но необходимо нужных, однако иногда казался он расточительным в некоторых вещах, которые, по-видимому, не весьма были нужны. Но мудрый Монарх ничего не делал без намерения, которое иногда одному только ему было известно. Веселые празднества, свадьба карлов, Китайской обед, и другие сим подобные зрелища, которые учреждал он с великим иждивением в Лефоршовском дворце на Маслянице после великой победы под Полтавою, и имели предметом не одно только увеселение; но Государь хотел купно представить гостям своим, знатным боярам, странные их церемонии и старые обыкновения в смешном виде.

Частые фейерверки составляли одно из любимых его увеселений, стоивших большого иждивения. В главные праздники, как-то: в Новый год, в дни рождения и тезоименитства его супруги его, также при случае какой-нибудь победы и в другие торжественные дни, обыкновенно бывал великолепный фейерверк, и сие случалось в год раз шесть, иногда и более. В других землях фейерверки стоят весьма дорого, и потому весьма редко бывают при заключении мира, при королевском бракосочетании, при коронации и при некоторых других столь же важных случаях. Напротив того российскому монарху стоили они несравненно дешевле, по причине изобилия земель его всеми нужными к тому вещами, как-то: селитрою, серою и проч. и дешевизны оных, так что большой фейерверк, который при ином дворе стоил бы 50 000 рублей, при российском дворе не стоил более 10 000.

Но Петр Великий имел притом еще особенное намерение, и некогда при случае открыл оное королевско-прусскому посланнику барону фон-Мардефельту. Он спросил у сего посланника, чего бы по его мнению стоил тот фейерверк, который он видел, и как посланник ответствовал, то государь сказал ему: «Я знаю, что по частым фейерверкам можно почесть меня расточительным; но знаю и то, что они стоят весьма не дорого в сравнении с тем, чего бы стоили в других землях. Этот фейерверк, который вы оценили в 20 000 рублей, не стоил и 5000. Да хотя бы они и гораздо дороже стоили, – примолвил его величество, – однако мне нужно увеселительным огнем приучать мой народ к огню в сражении. Я опытом узнал, что тот и в сражении меньше боится огня, кто больше привык к огням увеселительным». [121]

Петр Великий сколь чужд был суеверия, столько ж ревности и уважения оказывал к божественному закону, предписанному во Священном Писании. Без крайней нужды не позволял он работать в Воскресные дни и обыкновенно говаривал, что работа, противная закону Божию, не приносит никакой пользы. Он хранил величайшее почтение к Священному Писанию и часто говаривал, что Библия есть книга всех книг, и что в ней содержится все касающееся до человеческих должностей к Богу и ближнему. Как напечатанное по повелению покойного родителя его, царя Алексея Михайловича, издание Библии в лист все уже разошлось, и трудно было купишь экземпляр оного, то Петр Великий, желая распространить чтение Библии в своем Государстве, приказал в 1716 году напечатать в Амстердаме, где он тогда находился, новое издание в 5 частях в лист, которое по договору его и его иждивением и отпечатано было в 1721 году на хорошей бумаге, в два столбца, из коих на одном напечатан был голландский перевод, а другой оставлен был белый для припечатывания славянского перевода. Еще гораздо прежде, а именно в 1717 году, вышла пятая часть, или Новый Завет на голландском и славянском языках, в которой славянский перевод, желательно, припечатан был уже в Петербурге.

Сим изданием всея Библии на голландском и славянском языках Государь намерен был доставить подданным своим двойную пользу, а именно: возбудить в них охоту к чтению Священного Писания, и притом подать им случай приучиться к любимому его голландскому языку. Ибо он часто говаривал: «Голландский язык нам нужен на море, немецкий на сухом пути, а французской совсем не нужен, для того, что с французами мало имеем мы дела.

Экземпляры помянутого издания Библии привезены были в Петербург и отданы в Правительствующий Синод, где Государь хотел приказать припечатать Славянской перевод и потом раздавать. Но поход его в Персию, множество дел, которыми занят он был по возвращении оттуда, и вскоре потом последовавшая его кончина, воспрепятствовали произведению в действо как сего, так и многих других великих предприятий. Между прочим известно уже было, что монарх имел еще намерение приказать напечатать в Москве другое издание Библии в 4 долю листа, также на голландском и славянском языках, и продавать оное для народа, гораздо дешевле. Привезенные же из Голландии экземпляры, кроме немногих, которые Государь сначала раздарил, остались в Петербурге при Синоде, где они со временем от сырости ещё в кипах сгнили и так разрознились, что изо всех кип едва можно было собрать один полный экземпляр. Наконец через несколько лет принуждены были распродашь их лавочникам на обертки, Однако ж сие издание Библии весьма достойно примечания, как по красоте и драгоценности своей, так и по особенному намерению великого монарха, приказавшего оное напечатать, и полной экземпляр оного всегда будет редкою книгой и будет заслуживать одно из главных мест в знатнейшей библиотеке.

Пример Петра Великого доказывает, что вкус в изящных художествах образуется более случаем узнавать оные с молодых лет, и частым упражнением утверждается.

Сей Государь до 25 года своего возраста не видал никакой иной живописи, кроме обыкновенных икон, и потому не мог иметь вкуса в картинах.